1.3 Общие сведения о вере и ритуалы

В народных верованиях норманнов еще жили те враждебные силы и первобытные обитатели страны, с которыми готы и асы вели большие войны, и они продолжали оставаться с ними в особенных отношениях, как с мифическими лицами. Прогнанные могучим Тором в леса и пустыни, йотунские племена, враждебные асам, обратились, в народных верованиях, в чудовища и привидения, которые боялись дневного света и жили в ущельях гор и глубинах земли, как сверхъестественные лица, причинявшие людям великое зло. В недрах земли жили злые эльфы, чернее смолы, их стихии; в пещерах и, каменных расселинах обитали карлы.

Эти сверхъестественные существа, духи и привидения занимают важное место в сагах древнего Севера. Им приписывали все внезапные случаи и все явления природы, причины которых не знали и не умели объяснить. Сильная продолжительная буря, противный ветер толковались как злые действия невидимых духов; Если делали промах в ударе на сражении, то думали, что они заговорили оружие; всякий необыкновенный случай зависел от их влияния. Самые неприязненные из них, обитавшие под землей, в лесах, водах и горах, только и искали случая, чтобы посмеяться над людьми и делать зло им; их замыслы считали тем опаснее, что сами они оставались невидимыми и никакое оружие им не могло вредить. Их благосклонность была непостоянна, а ненависть непримирима. Редко сдавались они на просьбы; но волшебными песнями и другими средствами можно было принуждать их; думали, что некоторые люди знают искусство повелевать этими существами. Отсюда многие волшебные действия, чародейства и заговоры. В старину думали, что люди, посвященные в тайны волшебных наук, могли на других людей напускать злых духов, отнимать у них зрение, притуплять оружие и подвергать разным другим несчастьям.

Эти же люди могли делать себя и своих друзей невредимыми от всякой раны и оружия и сообщать чародейную силу своему оружию; могли поднять сильную бурю и грозу, переменить ветер, гасить огонь, вызывать из могил мертвых, пророчить будущее и совершать другие чудесные дела. Все это делали посредством волшебных рун, волшебных песен (Galdrar, от gala - петь) и зелья - самого сильного средства из всех чарований.

Руны с большой таинственностью и с волшебными кривляниями вырезались на полках, мисках и другой домашней утвари; каждая руна имела свою тайную силу и требовала особенного искусства при вырезании, потому что малейшая ошибка в соединенных с тем обрядах легко могла произвести действие совсем противное.

Волшебные песни, употребляемые для заклинания подземных сил, были, может быть, отрывками или искажениями старинных песнопений во славу богов.

Но зелье (Seide, производ. от sida, seida, sioda (sieden) - кипеть, варить), вероятно, простой отвар из трав для какого-нибудь врачебного употребления, получало волшебное качество оттого, что целебная сила некоторых трав для многих оставалась тайной, и невежды врали, что вредные и полезные свойства сообщались подобным лекарствам таинственными существами. [2]

Внутренние болезни случались редко; но никогда не было недостатка в людях, умевших пользоваться суеверием и невежеством толпы и действовать таинственными приготовлениями на ее воображение; потому и зелье почиталось сильнейшим волшебным средством. Усиленное рунами и волшебными песнями, оно производило разные неотразимые действия на всех, кто не знал хорошо таких рун, какими можно было бы обратить волшебство на гибель самим волшебникам. Одна старинная песня сохранила нам описание напитка забвения (отворотного зелья). Его приготовили для Гудрун и поднесли ей для того, чтобы она забыла Сигурда и полюбила Атли, о чем сама она рассказывает в следующих стихах:

Гримхилъда мне из кубка пить дала:

То был напиток горький и холодный,

Я выпила и ненависть забыла;

Там силой чародейной налита

Была холодная вода забвенья.

Никак я не могла растолковать,

Что за фигуры странные на кубке!

А цвета все багрового, как кровь.

То будто жало длинное змеи,

То словно пасть раскрытая у зверя,

То будто колос, на полях, растущий.

А в кубке много вредного такого!

Из разных лесов травы, желудь,

Роса, упавшая случайно на очаг,

И внутренности жертвенных зверей,

И печень борова сварены вместе:

Все это гонит ненависть из сердца. [2]

Так же в качестве обряда существовал танец.

Если верить Тациту, то в римскую эпоху у германских племен был только один вид общественных развлечений, без которого не обходилось ни одно собрание, - танец, во время которого "обнаженные юноши прыгали и изгибались между торчащими копьями". Это, конечно, был какой-то обряд в честь бога войны.

Нечто очень похожее, видимо, еще было на памяти и 600 лет спустя, судя по шведским и англосаксонским фигурам воинов в рогатых шлемах: некоторые из них обнажены, некоторые - одеты; они сжимают копья, а иногда держат в руках короткие мечи и, очевидно, танцуют - поодиночке или парами. Особенно интересны люди на следующем изображении: "берсерк" энергично подпрыгивает, опираясь на копья, а "волчья шкура" собирается вытащить меч. Их скованные позы заставляют предполагать, что изображен какой-то момент ритуала. Однако саги не упоминают о таком обычае во времена викингов - то ли потому, что он уже не практиковался, то ли потому, что был столь близко связан с культом Одина, что христианские писатели предпочитали вообще о нем не упоминать.

Но, возможно, какое-то слабое воспоминание об этом обряде выразилось в представлении, которое показали скандинавские наемники византийскому императору Константину VII, чтобы развлечь его на Рождество: две группы воинов водили хоровод, били по щитам палками и кричали "Рождество, Рождество, Рождество!"; в каждой группе два воина носили шкуры и маски. [4]

Всякий человек, по мнению скандинавов, имел своих хранителей-гениев. В Эдде они называются норнами, потому что, кроме трех великих норн, Урд, Верданди и Скульд, в руках которых судьба всего земного, были еще другие норны, присутствовавшие при рождении младенца, чтобы назначить ему время жизни: одни - из поколения богов, другие - из рода эльфов, а третьего - рода норны из породы карликов. Они являлись младенцу при его рождении, назначали поприще его жизни; потом не разлучались с ним и охраняли его; почему саги и называют их фюльгьи - гении-спутники. По различию людей, они были различны: сильные, даровитые и знатные имели сильных духов-спутников; но чем менее отличался человек происхождением и способностями, чем ограниченнее был круг его действий, тем бессильнее были его фюльгьи.

Они являлись людям обыкновенно в виде птиц и зверей, нередко в виде женщин, или принимали другой какой-нибудь образ, фюлыъи знаменитых вождей и храбрых воинов являлись в виде медведей, орлов, вепрей и других благородных и сильных зверей. Чем отличнее был человек по происхождению и качествам, тем благороднее образ, под которым является его фюльгъя. Оттого волки, лисицы и змеи означали злых, лукавых людей, похожих свойствами и склонностями на тех животных, в образе которых являлись их спутники. Фюльгьи были двух родов: добрые, виновники всякого счастья и защитники в опасностях, и злые, приносившие бедствие и погибель. Если особенное счастье сопровождало все предприятия человека и давало ему перевес во всех битвах, то думали, что причиной того были его сильные фюльгьи. [5]