3. Фольклор рабочих

Фольклор рабочих (рабочий фольклор) — устные народные произведения, которые были созданы в рабочей среде или усво­ены ею и переработаны настолько, что стали отражать духовные запросы именно этой среды.

Устный репертуар рабочих был значительно шире собствен­но рабочего фольклора. Еще в XIX в., а также позднее, в среде рабочих записывали крестьянские песни, сказки, пословицы и поговорки, обрядовую поэзию. Исследователями было отмече­но, что эти произведения начинали трансформироваться, выра­жать жизненные интересы рабочих, их идеалы. Например, тра­диционный свадебный обряд, записанный от солеваров Прика­мья, содержал величальную песню жениху, в которой тот про­славлялся как мастеровой-умелец¹. Подобные факты свидетель­ствовали о том, что фольклор рабочих, особенно на ранних эта­пах, формировался на почве культурной традиции, созданной патриархальной деревней.

Однако, в отличие от частушки, фольклор рабочих не пре­вратился в национальное, общерусское явление. Его характер­ная особенность — локальность, замкнутость в пределах той или иной промышленной территории. Рабочие фабрик, заводов и рудников Петрозаводска, Донбасса, Поволжья, Урала, Алтая, Сибири почти не знали устных произведений друг друга.

Процесс создания новых произведений рабочего фольклора также был своеобразным. В большинстве случаев они имели авто­ров — непрофессиональных поэтов-самоучек. Утратив связь с устной народной культурой, эти люди лишь поверхностно приоб­щились к культуре городской, книжной и пытались ей подра­жать, что не могло не сказаться на художественном уровне произ­ведений. Вероятно, потому, что он был невысок, произведения рабочего фольклора не имели большого количества вариантов. К примеру, одна из ранних рабочих песен, созданная сибирски­ми рудокопами близ Барнаула — "О, се горные работы ", в пол­ном виде была записана только трижды (см. в Хрестоматии).

В фольклоре рабочих преобладали песенные жанры. В пес­нях изображались тяжелые условия труда и быта простого рабо­чего, которым контрастно противопоставлялась праздная жизнь Угнетателей — владельцев предприятий, надсмотрщиков. Песни

отличались приземленностью, натурализмом, почти документаль­ным описанием процессов труда. Их лексика — бытовая, насы­щенная профессиональными терминами. По форме это моно­логи-жалобы. Песни имели силлабо-тонический стих, литера­турные способы рифмовки и, как правило, четырехстрочные куплеты.

Образцы песенного творчества рабочих (вместе с деревенскими час­тушками) одним из первых опубликовал и прокомментировал Г. И. Ус­пенский. Он писал: "В руках моих находятся несколько песен рабочих в шахтах, и получены они с Юга и Екатеринославской губернии. <...>

Вот рабочий день шахтера. На Дону открыли знаменитые залежи антрацита и тотчас же принялись за разработку.

Там прорыты ямы, норы.

Там работают шахтеры.

Одна яма там такая,

Огромадная, большая —

Сорок сажен глубины,

Три аршина ширины!

Сверху здания большие.

Там машины паровые

И канаты дротяные.

В них проведен там шнурок,

Наверху висит звонок;

Только дернешь за шнурок,

Сверху вдарит молоток,

Верховой дает свисток.

Не успел он просвистать —

Накопилось — негде, встать!

В шахту всех нас швыронуло!

Не успел сказать и слово.

Уж кричат: "Слезай, готово!"

По продольным разошлись.

За работушку взялись, —

Распроклята жизнь шахтера!

День и ночь мы работаем,

Ровно в каторге сидим,

День и ночь мы со свечами

Смерть таскаем за плечами!

Один Бог небесный с нами.

Никакой нужды не знаем!

По продольным мы гоняем.

Спину все себе сдираем!

Один Бог небесный с нами,

Никакой нужды не знаем!

Вот как описывается гибель шахтера, которого слишком второпях та­щат из шахты. Садясь в бадью,

С белым светом он простился:

"Прощай, солнце, прощай, месяц,

прощай, белая заря!

Все премилые друзья!"

Вдруг бадейка всколыхнулась —

В шахту бедный полетел..

. А вот как живут шахтеры:

<...>Что шахтерски жизнь проклята.

не ведает про то?¹

В Божью церковь он не ходит,

Он не знает про нее.

День и ночь он работает,

Ровно в каторге всегда!

Придет праздник-воскресенье —

Уж шахтер до свету пьян!

В кабачок бежит детина —

Словно маковка цветет;

С кабака ползет детина —

Как лутошечка гола!

Ой, гола-гола-гола —

В чем мамаша родила!

Кабак и ободрение пропащего житья — единственно вот в чем рус­ский рабочий совершенно справедливо видит облегчение своего каторжного труда. Никаких иных перспектив он и не подозревает даже. Неведомая сила вытаскивает его из дому и тащит его в яму, под землю, на сорок сажен глубины. Он с испугом озирается кругом: "Прощай, солнце! Про­щай, месяц! Прощай, милые друзья!.." Он день и ночь во тьме, с ободран­ной спиной. И что впереди? Так ли будет всегда? Не видно, чтобы он хоть на минуту допустил мысль о каком-нибудь изменении в своей учас­ти. <„> Страшное дело этот "рабочий вопрос" вообще, но наше решение его единственно только при помощи кабака слишком уж просто"¹.

Частушка была популярна в рабочей среде — она живо реаги­ровала на общественно-политические события, нередко приоб­ретая сатирическую окраску:

Сколь народу, сколь народу.

Сколь народу мучится!

А у наших у хозяев с жиру брюхо пучится.

Приемы традиционной народной лирики в рабочих частуш­ках выветривались. Как отмечала Н. П. Колпакова, частушки на острые социальные темы были "построены полностью на самых обычных интонациях разговорной (хотя очень часто и озлоб­ленной) речи, с будничной лексикой, с той системой синтакси­са, которая ничем не отличается от построения прозаических фраз. <...> Это была частушка малопоэтичная, но правдивая и резкая, суровая без прикрас, четкая по мысли и социальной ос­троте, не прикрытой никакими поэтическими уподоблениями и сравнениями"².

Прозаические жанры рабочих были представлены предания­ми, легендами, сказками, а также их промежуточными, пере­ходными формами.

С легкой руки писателя П. П. Бажова в фольклористику для опреде­ления рабочей прозы вошел термин "сказ", который, как позже было установлено, не обозначал никакого нового фольклорного явления. По этому поводу С. Н. Азбелев писал следующее: "Некоторые исследовате­ли давно уже утверждали, что новый жанр прозаического фольклора не только возник, но и процветает — это жанр "сказов". Выяснилось, что эти исследователи по существу выдавали желаемое за действительное. "Сказы" оказались преданиями, легендами, сказками, воспоминаниями, т. е. жанрами, которые существуют уже многие сотни лет. Современные исследователи рабочего фольклора пока не привели данных, которые дей­ствительно бы свидетельствовали о возникновении новых жанров"¹.

Среди произведений несказочной прозы рабочих значитель­ное место занимали предания. В них рассказывалось об основате­лях промышленных предприятий (например, о Никите Демидо­ве, построившем в XVIII в. первые заводы на Урале). Сохраня­лись семейные предания о рабочих династиях. В местах, по кото­рым прокатилась крестьянская война под предводительством Пу­гачева (1773—1775 гг.), рассказывали предания об этих событиях..

Рабочие создали социально-утопические легенды о благород­ных разбойниках — народных заступниках (Сороке, братьях Бе-лоусовых и др.). У героев этих легенд, как правило, были реаль­ные жизненные прототипы.

Условия Урала, Сибири и других мест, где рабочие жили в окружении суровой и дикой природы, привели к возрождению языческих верований.

Д. К. Зеленин, записывавший сказки в начале XX в. в районе Каш-тымско-Каслинских заводов Екатеринбургского у., в предисловии к сбор­нику "Великорусские сказки Пермской губернии" писал: "Занятая Ураль­ским хребтом, его разветвлениями и отрогами, гористая и лесная мест­ность в громадной своей части необитаема как непригодная для земле­дельческой культуры. Она известна у местных жителей под именем "Ура­ла , и слово это понимается здесь не в смысле определенного горного хребта, а в смысле дикого, необитаемого и малодоступного места. Дрему­чие, необозримые леса в этом "Урале", часто еще и поднесь не тронутые топором дровосека, глубокие долины, каменные вершины и скалы, богат­ство животного царства, особенно же змей, ящериц и насекомых, жизнь коих народу совершенно неведома; наконец, обилие больших и малых озер с их камышистыми берегами и каменными необитаемыми островка­ми, — все это не могло не производить на обитающего тут человека впечатление чего-то таинственного, волшебного; все это должно было направлять воображение местного жителя в таинственный мир неведомо­го и чудесного, усиленно питать веру в близость этого чудесного и таин­ственного"¹.

Среди рабочих возникли мифологические рассказы о хозяе­вах недр (см. в Хрестоматии сибирскую быличку о Горном Ба­тюшке), о природных богатствах и тех умельцах, которые смог­ли их взять из земных недр. Подобными рассказами уральских рабочих воспользовался писатель П. П. Бажов ("Малахитовая шкатулка").

Сказки рабочих, известные в очень небольшом количестве, представляли собой занимательные повествования, близкие анек­доту (см. в Хрестоматии "Кузнец и черт "). Они изображали адс­кую, каторжную жизнь рабочих и сатирически рисовали вла­дельца завода. Чудесное в этих сказках представало как сатири­ческая метафора.

У рабочих бытовали многие общенародные пословицы и по­говорки, которые, как и повсюду в живой речи, приспосаблива­лись к новым условиям. По их образцу создавались собственно рабочие изречения, специфичные по содержанию. В послови­цах рабочих ценилось профессиональное мастерство и умение (Всякая работа мастера хвалит), подчеркивалось, что мастер­ству надо учиться (Кукушка — не ястреб, а неуч — не мастер). Пословицы рассказывали о тяжелых условиях жизни рабочего человека (Батюшка Питер бока наши повытер, братцы-заводы унесли годы, а матушка-канава совсем доконала; золото добыва­ем, себе могилу копаем; хлеб и вода — шахтерская еда). Отрица­тельную характеристику получали хозяева (Хозяину чужое горе не горько; кому чай да кофей, а нам чад да копоть).

В конце XIX — начале XX в. в рабочей среде возникли по­словицы о политических событиях, например о расстреле де­монстрации перед Зимним дворцом в 1905 г. (Ко дворцу шли про­сители, а от дворца мстители; пятый год фабрикантам даром не пройдет). Некоторые пословицы этого периода напоминали ло­зунги (Дай песне волю — она тюрьмы раскроет, непорядок разро­ет), а также иносказательные призывы (Руби столбы, заборы сами повалятся).

Со временем в пролетарскую среду быстро вошла книга, по­теснив устную поэзию. С 60-70-х гг. XIX в. в песенный репер­туар рабочих через пропагандистские газеты и журналы начали проникать стихотворения поэтов-революционеров, в которых преследовались политические, агитационные цели. Народник П. А. Лавров на мелодию и размер французской "Марсельезы" создал стихотворение "Отречемся от старого мира". Появились созданные марксистами революционные гимны и марши, также нередко имевшие свои литературные образцы ("Варшавянка" Г. М. Кржижановского, "Смело, товарищи, в ногу" П. А. Ради-на, "Интернационал" А. Коца и др.). Они исполнялись на маев­ках и демонстрациях.