2. Роль книги в обогащении сказочного репертуара

Репертуар русских сказок учтен в справочнике "Сравнитель­ный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка" (Л., 1979. — Сокр.: СУС), который, как уже отмечалось, составлен на осно­вании принципов международной каталогизации сказочных сю­жетов². Материал этой книги относится к XVIII-XX вв., когда сказки записывались. Но русским сказкам выпала гораздо более долгая жизнь, в течение которой они удовлетворяли духовные потребности всех общественных слоев. Сказки играли такую же роль, как в наше время романы и повести, кино и телевидение.

В Древней Руси сказочные жанры, по-видимому, только еще начинали оформляться, выделяясь из синкретичного повество­вательного фольклора. Близостью к сказкам дышат многие ис­торические предания: о змееборце Кожемяке, о Белгородском киселе, о четырех мщениях княгини Ольги древлянам... Древне­русская письменность доносит церковное осуждение "басен че­ловеческих" — по-видимому, широко распространенных. Слово "сказка" в его современном смысле появилось только в XVII в., до этого времени говорили байка или басенъ (от баятъ — расска­зывать).

В XI—XIV вв. русский фольклор обогатился за счет книжных переводов и устных пересказов сюжетов, которые были заим­ствованы от южных славян и связаны с византийской христиан­ской традицией. Под их влиянием могла усилиться идея сочув­ствия к слабым и обездоленным, вера в конечное торжество добра и справедливости. В этот период образы змея, дьявола и нечис­той силы начали символизировать враждебное христианству язы­чество.

Постепенно литература приобретала все более светский ха­рактер. С конца XVI и на протяжении XVII—XVIII вв. в Россию

из Западной Европы стали притекать повести, притчи, сказа­ния, рыцарские романы. Их сборники или отдельные тексты анонимно переписывались грамотными людьми, раз от разу все более меняясь на русский лад и приобретая черты устных ска­зок. Таким образом, проходя через руки многих читателей, скла­дывалось полулитературное-полуфольклорное явление — "на­родная книга". Удовлетворяя разнообразным духовным запро­сам, она оделась в русское платье и растеклась по всем обще­ственным слоям. Там, где не умели читать, эти произведения начинали пересказывать устно, превращая их в сказки.

В XVII в. и особенно с Петровского времени наряду с народ­ной книгой появился другой тип литературы — книги для наро­да. Это были произведения, переделанные специально для кресть­ян; они печатались на грубой бумаге и продавались на ярмарках. Сначала это были только аляповато раскрашенные сатиричес­кие картинки с подписями. Со второй половины XVIII в. поя­вились издания с текстами: пересказами рыцарских и сатириче­ских повестей, исторических сказаний, народных сказок, бы­лин. Они печатались анонимно и украшались такими же картин­ками. Эту продукцию стали называть словом "лубок" — то ли от корзин из липовой коры (луба), в которых вместе с прочим то­варом ее разносили по селам коробейники, то ли от самой бума­ги, первоначально изготовлявшейся также из луба. Часто лубок был единственной печатной книгой, доступной крестьянам.

Лубок и народная книга обогатили все жанры устной сказки. Через них в русский фольклор пришли многие популярные сю­жеты (например, "Финист-ясный сокол", "Иван-царевич и се­рый волк", "Волшебное кольцо"). Анонимными авторами со­здавались и оригинальные русские повести, которые затем об­рабатывались для лубка. Так, повесть "Гистория о российском матросе Василии Кариотском и о прекрасной королевне Ирак­лии" сначала превратилась в лубочную сказку "О сильном и храб­ром рыцаре Портупее-Прапорщике и о прекрасной королевне Маргарите", а потом в устную: "Портупей-прапорщик" (СУС 301 D*: "Солдат находит исчезнувшую царевну"). К русским повестям восходят сатирические сказки "Ерш Ершович", "Ше­мякин суд" и др. В лубок попадали произведения известных рус­ских писателей, почти всегда переделанные и утратившие имя автора. Например, через лубок в устный репертуар народа пере­шла "Сказка о рыбаке и рыбке" А. С. Пушкина, источником которой является немецкая сказка из сборника братьев Гримм. А пушкинская "Сказка о царе Салтане", также разошедшаяся в лубочных изданиях, не оставила в устной традиции заметного следа — народ дорожил собственным сюжетом о чудесных детях

царицы (СУС 707: "Чудесные дети"), не принял его авторской переделки.

Под сильным влиянием традиционной версии сказки "Чудесные дети" создавалась сказка "Безручка" — уже не волшебная, а новеллистичес­кая, с оттенком легенды. Ее сюжет восходит к итальянской народной сказке, которая в середине XVII в. была переделана в христианскую легенду и опубликована на греческом языке. Позже, в конце XVII и начале XVIII в., легенда обрела несколько русских творческих переводов (в частности, один был сделан в Москве, в Чудовом монастыре). Эта рукописная христианская повесть перешла в фольклор, превратилась в. популярную сказку (СУС 706: "Безручка").

В XVIII в. Европа познакомилась с большим многотомным сводом индийских, персидских и арабских сказок — сборником "Тысяча и одна ночь". Он был переведен сначала на французс­кий, а с французского на все европейские языки, в том числе и на русский. В результате многие европейские народы, и среди них русский, стали рассказывать восточные сказки: "Дух в бу­тылке (кувшине)", "Лампа Аладина", "Два брата и сорок раз­бойников (Али-Баба)" и ряд других. Так, из этого сборника в русский фольклор перешла восточная версия сюжета "Чудесные дети" — "Поющее дерево и птица-говорунья".

Совершался круговорот устной и письменной сказочной тра­диции, что способствовало обогащению и книги, и фольклор­ных сказок. А.Н.Веселовский писал: "...Самостоятельное разви­тие народа, подверженное письменным влияниям чужих лите­ратур, остается ненарушенным в главных чертах: влияние дей­ствует более в ширину, чем в глубину, оно более дает материала, чем вносит новые идеи. Идею создает сам народ, такую, какая возможна в данном состоянии его развития"¹.