5.5 «Девятый вал»

В ряду ранних произведений художника выдающееся место принадлежит картине "Девятый вал", которая представляет собою вершину первого, романтического периода в его творчестве. Картина была написана в 1850 году, когда художнику было всего 33 года и он находился в самом расцвете творческих сил. Картины его восторженно встречались широкими кругами зрителей, знатоками и ценителями искусства, критиками.

Девятый вал, 1850 г.

К этому времени И.К. Айвазовский побывал уже и за границей, где в короткое время стал самым знаменитым художником Италии. До него еще никто так верно и живо не изображал свет, воздух и воду. Папа Григорий XIV приобрел картину И. Айвазовского "Хаос" и поставил ее в Ватикане, куда удостаиваются быть помещенными только произведения первейших в мире художников. О его успехах писали все газеты, но, будучи скромным и благородным, он приписывал все эти успехи не столько себе, сколько всему русскому искусству.

Выдающийся английский маринист Дж. Тернер, посетивший Рим в 1842 году, был настолько потрясен картинами И. Айвазовского ("Штиль на море" и "Буря"), что посвятил ему стихотворение.

Прости меня, великий художник, если я ошибся,

Приняв твою картину за действительность.

Но работа твоя очаровала меня,

И восторг овладел мною.

Искусство твое высоко и монументально,

Потому что тебя вдохновляет гений.

Не только в Италии, но и в других европейских странах, где И. Айвазовский выставлял свои картины, его всегда сопровождал невиданный успех. Русский художник-гравер Ф. Иордан, тоже бывший в то время за границей, отмечал: "Его слава прогремела по всей Европе... Даже самонадеянный Париж восхищался его картинами".

До И. Айвазовского море редко изображалось русскими художниками, а его ранние произведения отличаются пленительной тишиной. Восход или закат солнца, штиль, сияющая над морем луна - все изображалось художником с тонкой поэзией. Но к середине XIX века, вместе с ростом реализма во всем русском искусстве, И. Айвазовский тоже расширил круг своих творческих интересов и тем. Словами поэта А.И. Полежаева художник мог бы сказать и о себе:

Я видел море, я измерил

Очами жадными его;

Я силы духа моего

Перед лицом его поверил.

Айвазовский был художником одной темы. Всю свою жизнь он посвятил изображению моря; он создал и поднял на большую высоту особую область пейзажной живописи - марину, которая до Айвазовского почти не имела своих представителей в русском искусстве. Его предшественники - Сильвестр Щедрин и Максим Воробьев - лишь мимоходом затрагивали морской пейзаж, а группа ближайших последователей - Боголюбов, Лагорио и Судковский - далеко уступала Айвазовскому по силе дарования. Айвазовский является бесспорно центральной фигурой и крупнейшим мастером морского пейзажа в русском искусстве XIX века.

Положение ведущего мастера далось ему сразу. Широкое общественное признание сопутствовало Айвазовскому с первых же шагов. Двадцатитрехлетним юношей он был уже знаменит. Не только соотечественники, но и иностранцы единодушно и восторженно признали его превосходство в живописи марин. Английский художник Тернер, выдающийся маринист, в стихотворном послании назвал Айвазовского гением. Персональная выставка его картин, показанная в 1843 году в Риме, Неаполе, Венеции, Париже, Лондоне и Амстердаме, принесла молодому художнику мировую славу.

Образ моря - "стихии вечной, свободной и могущественной" - играл значительную роль в искусстве и поэзии романтизма. К морю с вдохновенными строфами обращался молодой Пушкин, о море писали Байрон, Гюго, темы моря занимали и живописцев первой половины XIX века. Изображая сокровенную жизнь человеческого сердца, его мятежные чувства и страстные порывы, романтики и в природе искали грандиозных образов, в которых могла бы найти отклик напряженная эмоциональность романтического героя. Бурное море стало излюбленным мотивом пейзажа романтиков. Но лишь немногие из них сумели удержаться от ложного пафоса и не впасть в ходульную риторику.

Айвазовский изобразил рассвет на море после штормовой ночи. По существующему поверью, каждый девятый вал во время шторма превосходит по силе все предшествующие. Огромные волны, подобные горам, поднимаются и бушуют на безграничном просторе, сливающемся с небом, по которому мчатся гонимые бешеным ветром облака. Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, разрывает густую завесу туч и пронизывает золотым сиянием волны, пену и повисшую в воздухе водяную пыль. А на первом плане картины, на обломке мачты разбитого бурей корабля, спасается маленькая группа людей. Гребни валов поднимаются над их головами. Они судорожно прижимаются друг к другу, надеясь во взаимной поддержке найти спасение от нависшей над ними гибели. Тема борьбы человека со слепым могуществом стихии чрезвычайно характерна для живописи романтизма. Ту же тему поставил и Брюллов в "Последнем дне Помпеи". Но для Брюллова эта тема являлась основной, и ее решением определилось все содержание картины. У Айвазовского, напротив, трагический конфликт между людьми и природой играет сравнительно незначительную роль; все внимание художника сосредоточено на жизни самой стихии. В его картине действительно бушует ветер и волнуется море. Могучим усилием воображения и творческой памяти он создал правдивый и впечатляющий образ разгневанной природы.

Противостояние людей и стихии - вот тема картины. Герои Девятого вала представлены единой сплоченной группой все еще верящих в себя людей. Они ни на минуту не усомнились в своем отчаянном мужестве, но они с честью выдержали испытание, постоянно поддерживая друг друга. Замечателен жест одного из героев, который, сам еле-еле держась за мачту, из последних сил поддерживает своего обессилевшего товарища, не давая ему соскользнуть в пучину. И вся группа держится вместе, чтобы в случае чего подбодрить друг друга в критической ситуации. Все это подтверждало, что есть смысл в борьбе, в воле человека к спасению, в его вере в то, что, проявляя героизм, своими собственными силами можно спастись, когда по всем законам им было суждено погибнуть.

Но взбесившаяся стихия в трактовке Айвазовского не только ужасает -- она еще и восторгает. Светящаяся на просвет грозовых всполохов вода переливается всеми цветами радуги, брызги светятся, могучие волны тяжело перекатываются через погибающих людей, грозные скалы сулят гибель. Кажущийся перебор чувств, в действительности соответствовал трагической ситуации. Такого реализма, проявившегося в картине Девятый вал, и других, никто в его время в изображении морских стихий достичь не мог.

В картине соединилось многое из виденного и испытанного самим художником. Особенно памятна была ему буря, которую он пережил в Бискайском заливе в 1844 году. Шторм был столь сокрушителен, что судно сочли утонувшим, и в европейских и петербургских газетах появилось сообщение о гибели молодого русского живописца, имя которого уже было хорошо известно. Спустя годы Айвазовский вспоминал: «Страх не подавил во мне способности воспринять и сохранить в памяти впечатления, произведенного на меня бурею, как дивною живою картиной».

Восходящее солнце своим золотистым сиянием пронизывает водяную пыль, повисающую в воздухе, валы и пену, срываемую ветром с их гребней.

Красочное великолепие раннего солнечного утра над волнующимся еще морем передано И. Айвазовским с замечательной смелостью и силой. Он соединил в одно целое золотистые, сиреневые, зеленые и синие тона. В картине все находится в движении, и зрителю порой кажется, что цвета эти сменяют друг друга вместе с вздымающимися и рушащимися волнами. В смене тонов перед ним то проносится облачный туман, согреваемый солнечными лучами, то взлетает просвечивающий зеленый вал, то тяжело спадает темно-синяя волна, скрывающая под собой холодную и мрачную глубину.

Редкий и необычный в живописи мотив, переданный к тому же романтически-воодушевленно, является, однако, вполне реальным. Писатель И.А. Гончаров, мастер изображения моря в русской литературе (вспоминавший в своем романе "Фрегат "Паллада" И.К. Айвазовского), писал о подобных же явлениях: "Бледно-зеленый, чудесный, фантастический колорит... Через минуту зеленый цвет перешел в фиолетовый; в вышине несутся клочки бурых и палевых облаков, и, наконец, весь горизонт облит пурпуром и золотом".

Изображением только нескольких волн и солнечного сияния И. Айвазовский позволяет зрителю почувствовать мощь и красоту бушующего после урагана моря. Это было возможно только при действительно хорошем знании натуры. Сам художник говорил: "Движения живых струй неуловимы для кисти; писать молнию, порыв ветра, всплеск волны - немыслимо с натуры. Для этого-то художник и должен запоминать их".

Верхняя часть картины вся наполнена фиолетово-розовой мглой, пронизанной золотом низко стоящего солнца и расплывающихся, клубящихся, похожих на горящий туман облаков. Под ними хрустальное, зеленовато-синее море, высокие бурные гребни которого сверкают и переливаются всеми цветами радуги.

"Человек, не одаренный памятью, сохраняющей впечатления живой природы, может быть отличным копировальщиком, живым фотографическим аппаратом, но истинным художником - никогда, - утверждал Айвазовский. - Движения живых стихий неуловимы для кисти: писать молнию, порыв ветра, всплеск волны - немыслимо с натуры. Для этого художник и должен запомнить их и этими случайностями, равно как и эффектами света и теней, обставлять свою картину".

Это утверждение перекликается с известным требованием романтической эстетики - изображать "не вымышленный, а избранный мир". Перерабатывая запас непосредственных наблюдений, Айвазовский воссоздает романтически возвышенный, но в основе своей реальный образ.

С поразительной точностью уловлены в картине мотивы движения. Все в ней охвачено стремительным порывом - и бегущие облака, и вспененные воды, и судорожно прижавшиеся к мачте фигуры людей. Это единство движения сообщает образу особую законченность и цельность.

Смелым и новаторским было цветовое решение картины. В сравнении с тонкой и сдержанной колористической гаммой русских пейзажистов первой половины XIX века "Девятый вал" должен был поразить зрителей напряженной яркостью и богатством цветовых сочетаний. Художник с изощренной зоркостью подметил и воспроизвел зеленые, белые, сиреневые и синие оттенки морской воды и влажного воздуха, объединив их золотистым тоном отблесков солнца. Для Айвазовского, как и для всех романтиков, цвет был средством художественного выражения чувства, и именно в колористическом строе "Девятого вала" с наибольшей отчетливостью воплощено романтически возвышенное мироощущение мастера.

Свою картину художник выставил в Москве, и она с самого начала стала шедевром. О ней складывались легенды, и на "Девятый вал" приходили смотреть по многу раз, как когда-то на "Последний день Помпеи". В истории русской живописи это полотно блестит, как светлый луч, может быть, еще и потому, что И. Айвазовский выступил со своей "живой" любовью к природе в то время, когда мало кто из русских художников интересовался тем, что мы называем "душой" природы. Пейзажисты до И. Айвазовского писали главным образом "красивые виды", чтобы поразить зрителя чудесами и великолепием знаменитых живописных местностей. Об искренней любви к природе не было и речи, живой красоты ее не замечали, пейзажи писали порой без всякого вдохновения. Существовал даже особый шаблон пейзажной живописи, по которому и писали художники так называемой Воробьевской школы. И. Айвазовский тоже был в Академии учеником М.Н. Воробьева, но стоял несколько в стороне от всех остальных. Его отношение к природе (в частности, к морю) может быть выражено словами поэта:

Не то, что мните вы,

Природа - Не слепок, не бездушный лик.

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

Александр Бенуа впоследствии говорил: "...лишь один Айвазовский, идя по пятам Тернера и Мартина, зажигался на время их вдохновенным восторгом от великолепия космоса, являвшегося для них живым, органическим и даже разумным существом".

Позднейшее творчество Айвазовского, необычайно обильное (им создано около шести тысяч произведений), знало не только удачи, но и срывы. Сам художник отмечал в конце жизни: "Я должен признаться с сожалением, что слишком рано перестал изучать природу с должной реальной строгостью, и, конечно, этому я обязан теми недостатками и погрешностями против безусловной художественной правды, за которые мои критики совершенно основательно меня осуждают. Этого недостатка даже не выкупает та искренность, с которой я передаю мои впечатления, и та техника, которую я приобрел пятидесятилетней неустанной работой".

айвазовский искусство живопись