2.4 Общие и отличительные черты творчества Скрябина и Рахманинова

Скрябин и Рахманинов - два крупнейших музыканта рубежа веков. Они были почти погодки. По рождению принадлежали к одному и тому же военно-интеллигентно-дворянскому кругу, жили в Москве, вращались в одном и том же музыкальном мире, учились у одних и тех же профессоров -- Зверев и Танеев, в той же Московской консерватории; творчески работали в одной и той же области - оба композиторы и пианисты. И, несмотря на это, трудно представить себе две натуры, столь противоположные, как Рахманинов и Скрябин. Всю жизнь они имели очень мало общего друг с другом, редко встречались и никогда не дружили [1, с. 71].

Рахманинов высоко ценивший скрябинский гений, прекрасно знавший творчество Скрябина и во многом, хотя и совершенно по-иному, отразивший те же предчувствия и те же подъемные настроения России в канун ее великих исторических перемен, ни в одной своей строке не отразил воздействия скрябинского языка [4, с. 418].

Б. Л. Яворский писал: «Скрябина мало играют в Париже. Зрители говорят, что он хорош, производит впечатление, но он их беспокоит, волнует, а им покой дороже всего; они боятся его нарушить, потерять его, боятся, что эта музыка заставит их «жить» по-иному. В отличии от музыки Рахманинова, которая распевно-лирическая и в тоже время моторно-энергическая, но она «традиционна». В ней есть воплощение русского начала без «преднамеренности», без фольклорных цитат. Это еще раз доказывает, что Скрябин и революция неразделимы, что Скрябин есть преддверие новой культуры, он немыслим без нее и она без него. Скрябин есть самое современное в эволюции человечества, а музыка Рахманинова, как бы «традиционна» и лирична она ни была, оставляет людей спокойными, инертными, застывшими, даже окостеневшими в своей культурной эпохе».

Первый отзыв Рахманинова о музыке Скрябина был в 1901 году. После прослушивания Первой симфонии Скрябина, Рахманинов сказал : «Вот я думал, что Скрябин -- просто свинья, а оказалось -- композитор» [8, с. 49].

С тех пор он вдумчиво и внимательно следил за творчеством своего товарища и соперника в популярности, которая у обоих росла, хотя захватывала разные категории публики. Публика Скрябина и публика Рахманинова не была та же, это были две публики разных эстетических установок.

Многое в творчестве Скрябина очень нравилось Рахманинову. Но очень многое его отталкивало и удручало -- вкусы музыкальные у них были разные. Рахманинов никогда не понимал скрябинских мистических заблуждений. Скрябин же никогда не обнаруживал ни малейшего интереса к сочинениям Рахманинова -- за ними не следил и большею частью их и не знал. Когда ему приходилось выслушивать его произведения, случайно или из дипломатических соображений, он физически страдал -- так они ему были чужды [1, с. 72].

Скрябин так отзывался о музыке Рахманинова: «Все это одно и то же нытье, унылая лирика, «чайковщина». Нет ни порыва, ни мощи, ни света -- музыка для самоубийц». Скрябин не выносил музыки Чайковского -- Рахманинов из нее весь вырос. Их родословие музыкальное было тоже отлично: Рахманинов образовался преимущественно из Чайковского и отчасти Шумана, Скрябин -- из Шопена и Листа [8, с. 51].

Рахманинов был в общем молчалив, о своей музыке совсем не говорил, проявлял скромность, которая как-то совсем не вязалась с его мировым именем.

Незаконченных сочинений никогда не показывал. О своем творческом процессе никогда не говорил. Внутренний свой мир либо, никому не раскрывал, либо, некоторым, очень близким людям. У Рахманинова чувствовалась какая-то странная неуверенность, чуть ли не робость, непонятная в таком большом музыканте, вдобавок при жизни блистательно прославленном. В этом он напоминал Чайковского -- тоже великого скромника.

Скрябин, напротив, был всегда настолько уверен в своей неоспоримой гениальности, что об этом не полагалось в его присутствии никаких ни намеков, ни разговоров. Это считалось аксиомой. Со времени написания им Третьей симфонии (1904 г.)-- «Божественной поэмы» -- он совершенно искренне считал себя уже величайшим композитором из всех бывших, настоящих и всех будущих. Ведь, по его философии, он должен был быть последним из композиторов, ибо его последнее (не осуществленное) произведение «Мистерия» -- должно было вызвать мировой катаклизм и вся вселенная должна была сгореть в огне преображения.

Скрябин был единственным музыкантом-символистом. Рахманинов ни к каким символизмам не был прикосновенен -- он был только музыкантом. Он является в плеяде русских композиторов, вместе с Чайковским, одним из «человечнейших» композиторов, музыкантом своего внутреннего мира.

Скрябин в течение своего творческого пути сильно эволюционировал. Его первые сочинения почти ничего общего с последними не имеют. Другие краски, иные приемы. Рахманинов все время оставался ровен -- не эволюционировал и не менял стиля, только мастерство его крепло. Последние его сочинения, написанные не в России, представляются несколько более сухими и формальными [5, с. 254-255].

Сейчас творчество Рахманинова кажется как бы отодвинутым в девятнадцатый век, но и музыка Скрябина сейчас тоже понемногу уходит в прошлое: его новаторства уже давно не представляют собой непонятного нового слова в музыке [1, с. 11].

1. В музыке менялись не только идеи и вкусы, видоизменялся язык, менялись интонации, ибо менялся характер, строй и темп жизни идеологически руководящей среды. Музыка как чуткий барометр интонационных перемен не могла остаться бесчувственной критики всему совершающемуся. Русская музыка конца ХІХ -- начала ХХ века выросла среди борьбы культуры буржуазного города и созревающего российского капитализма.

2. Получившая всемирное признание творческая деятельность Рахманинова была наиболее полно и глубоко оценена в Советском Союзе. Лишь в новых социальных условиях, когда стала возможной подлинно массовая пропаганда классического искусства, музыка великого композитора впервые сделалась доступной широким кругам народа. После революции вокруг Рахманинова происходила ожесточенная идейная борьба. Она велась на протяжении многих лет и являлась отражением борьбы двух направлений в советском музыкальном искусстве -- реализм и модернизм.

3. Этот ярчайший русский художник впитал и отразил с необычайной силой искренности и эмоционального накала тревоги и нарождающиеся чувства противления своего народа в канун назревающих социальных битв, и в значительной степени именно поэтому его имя, имя смелого новатора, столь органично вписывается в художественную культуру наших дней.

4. Переходной характер произведений Скрябина -- конфликт в нем противоборствующих тенденций различных миросозерцаний -- порой приобретает взрывчатый характер в такой же степени, как и само время, породившее его; время, в котором явление отмирания и упадка незримо соседствуют с явлениями нарождающегося нового.

5. Творчество Скрябина не только отразило беспокойное, исполненное предчувствий и тревожного ожидания настоящее, но и предвосхитило образы грядущего. Отразило не только героико-трагедийную борьбу за это будущее, но и романтическую мечту о его торжестве.

6. Скрябин и Рахманинов - две противоположные натуры. Всю жизнь они имели очень мало общего друг с другом, редко встречались и никогда не дружили. Скрябин был единственным музыкантом-символистом. Рахманинов ни к каким символизмам не был прикосновенен -- он был только музыкантом.

7. Рахманинов с особым интересом за творчеством своего товарища и соперника, но Рахманинов не принимал скрябинских мистических заблуждений, а Скрябин не имел ни малейшего интереса к сочинениям Рахманинова. Когда Скрябину приходилось слушать его произведения, он физически страдал -- так они ему были чужды.