Романская скульптура (рельефы в тимпанах и на капителях).

В то время как в Византии скульптура, ассоциировавшаяся с язычеством, была отвергнута церковью, в романском искусстве монументальная скульптура (особенно рельеф) получает большое распространение и около 1100 г. вступает в полосу расцвета. Остатки языческих верований варваров, обращение церкви к религиозной «проповеди в камне», необходимость устрашать отступников вызвали к жизни грандиозные монументально-декоративные комплексы романских соборов, выполненные в рельефе и часто расписанные красками. Важнейшее завоевание романской пластики — усиление роли человеческой фигуры в декоративно-орнаментальных композициях на темы библейских и евангельских легенд и назидательных притч. Мотив человеческой фигуры существовал уже в плоскостной орнаментально-декоративной резьбе варваров, которая предше¬ствовала романской скульптуре. Как и романская живопись, скульптура была подчинена архитектурным формам и ритмам. Она использовалась в основном во внешнем оформлении собора. Рельефы чаще всего располагались на западном фасаде, то концентрируясь вокруг порталов, то размещаясь по его поверхности, на архивольтах и капителях. Фигуры в середине тимпана (поле внутри полукруглой арки над порталом) крупнее угловых; в фризах они приобрели приземистые пропорции, на несущих столбах и колоннах — удлиненные. Изображая религиозные сюжеты, романские художники не стремились создать иллюзию реального мира. Основной задачей для них стало создание символического образа вселенной во всем ее величии. Иерархическая схема мироздания строилась на противопоставлении небес и ада, добра и зла. Композиции на темы «космического» содержания обычно размещали в тимпанах над порталом. В романском рельефе появились композиции с человеческими фигурами различных масштабов, с причудливо изгибающимися искаженными формами и пропорциями, с напряженным ритмом движений. Они трактовались не как самостоятельная ценность, а как часть грандиозного целого — орнаментального многосложного плетения, воплощающего вселенную. В одной сцепе часто соединялись разновременные события. Место действия давалось условно, какою-либо деталью. Но при этой условности романская скульптура островыразительна в передаче сюжетной ситуации, экспрессии поз, жеста. В ней обнаруживается развитое чувство объема, сочность в лепке скульптурных форм, разнообразие и новизна композиционных решений. Центральный образ романской скульптуры в тимпанах — Христос — обычно сближается своим обликом и характером с образом бога-отца, страшного судьи мира, возвещающего человечеству неумолимый приговор. В рельефах разрабатывается тема борьбы добра и зла, выраженная в аллегорических образах сражающихся добродетелей и пороков. В сплошном каменном скульптурном ковре часто причудливо уживаются легенды христианства, назидательные притчи, жуткие апокалиптические видения, сцены «Страшного суда» с мифологическими образами древних народных поверий, то в виде уродов, то в виде карнавальных масок с их насмешливыми гримасами.

Переход к скульптурному рельефу и монументальной трактовке человеческой фигуры в круглой скульптуре раньше всего наметился в «повествовательной капители». Отдельные выпуклые фигуры и группы в ней как бы выступают из массы камня. Капитель из церкви Клюни (1109—1113, Франция, Клюни, музей) решена в виде группы Адама и Евы. Фигуры с большими головами архаичны, приземисты, неуклюжи, но крепкая моделировка объемов, безыскусственность жестов и мимики сообщают им своеобразную выразительность. Религиозный сюжет в романской скульптуре часто сочетается с наивным реализмом исполнения, с развитым повествовательным началом. В рельефах бронзовых дверей собора св. Михаила в Гильдесгейме (1008—1015, Германия) евангельские и библейские легенды передаются как связный рассказ, обладающий значительной изобразительной силой. Место действия характеризуется лишь скупыми деталями. Сцены сотворения Адама и Евы, грехопадения и изгнания из рая, несмотря на черты условности, захватывают живостью повествования, остроумием фольклора, меткостью характеристик персонажей, их состояний: гнева, уныния, неиссякаемой энергии. В образах проступает понимание нравственного начала как основы человеческих поступков.

В начале 12 в. наивная повествовательность и живость исчезают. Появляются монументальные композиции тимпанов с драматическими сценами «Страстей Христовых», «Страшного суда», видениями Апокалипсиса, с грозными прорицаниями конца света и приближающейся кары («Видение Иоанна», церковь Сен-Пьер в Муассаке, Лангедок, ок. 1115 г.). В отличие от уравновешенных греческих фронтонных композиций с пластической обособленностью каждой фигуры в романских тимпанах царит беспокойное движение и страстная взволнованность. Заметно стремление к повышенной выразительности и одухотворенности, к созданию впечатления бестелесности образов.

В церкви Сент-Мадлен в Везеле (1125—1130) грандиозная фигура Христа, наставляющего апостолов, занимает центральную часть тимпана и отделена от апостолов сиянием в виде овала, исходящим от божества. Христос исполнен пафоса. Смятение, охватившее апостолов, выражено неистовыми движениями. Мистические порывы, преклонение перед всесильным божеством — основное содержание религиозных композиций романского собора. Их образы, однако, косвенно отражали мятущийся, беспокойный дух эпохи с ее чувством непрочности существующего, с бунтарскими еретическими настроениями, устремленность к духовному совершенствованию и наивной верой в чудо.

В романской пластике встречается сочетание возвышенного и повседневного, грубо-телесного и отвлеченно-умозрительного, героического и комически-гротескного. В тимпане собора Сен-Лазар в Отене (1130—1140) в сцене «Страшного суда» рядом с грозным и величественным образом Христа изображен эпизод взвешивания добрых и злых дел умерших, сопровождающийся плутовством дьявола и ангела, причем дьявол дан одновременно страшным, безобразным и смешным.