1.Характеристика эпохи

В истории культуры не было такой эпохи, которая бы в такой мере, как XX век, задела и взбудоражила сознание современников, пробудила потребность в провозглашении своих идей и художественных открытий, часто противоречащих друг другу. Новизна идей, с которыми XX век стремительно ворвался в мировую культуру, поистине ошеломляюща. Они требуют вдумчивого и систематического анализа, к ним будут обращаться вновь и вновь будущие поколения.

По сути, XX в. начался по мере осознания того, что «умерли все боги, остался человек» наедине со своим могуществом и своим все еще несовершенством. С одной стороны, потеря мудрого распорядителя всей земной жизни и великого Художника, которым является Бог, вызвала невиданный оптимизм и творческую энергию, с другой, - пугала человека открывшейся пустотой и той невиданной ответственностью, которую он ощутил. Отсюда оптимизм и пессимизм, надежда и отчаяние... Все до крайности обострено и противоречиво, антагонистично и стремительно. Социальное время в XX в. становится до предела плотным и насыщенным событиями, которые человек нередко не успевает даже осмыслить и пережить.

Изменение картины мира было также связано с открытием в физике теории относительности. Это в значительной степени привело к релятивизму понятий и критериев ценностей в других областях знания и жизни человека, включая искусство и его каноны. Объективность закономерностей человеческого общежития, традиционных устоев и всего образа жизни, на которые человечество опиралось в течение последних столетий, коренным образом стала изменяться. Революция в умах произвела революцию в сердцах, а затем и в самом обществе.

Сомнение нарушило цельность человеческого существования. Развитие промышленности, рост городов, стремительное развитие техники привело к тому, что человек утратил связь с природой, не обрел гармонии с социумом, но и не сумел на протяжении всего столетия обрести мира и покоя внутри себя. Свобода, которую он провозгласил своим идолом, не сделала его счастливым. С позиций логического рационализма и абстрактного гуманизма осуществлялась и по-прежнему осуществляется критика подлинно духовных традиций, которые не смогли заменить никакие модные теории нового постиндустриального общества.

Импрессионизм и натурализм конца XIX в. из «абсолютно нового искусства» перешли в XX в. в разряд «классического». На абсолютную новизну стало претендовать искусство авангарда с его многочисленными школами времен Первой мировой войны. Экспрессионисты (экспрессионизм означает «выражение») подчеркивают, что ничего общего не имеют с импрессионистами, пытаясь средствами своего искусства выразить отношение к происходящему. Футуристы перестраивают мир, соединяя его первоэлементы по своему усмотрению, «как угодно», освобождаясь от бремени логики и рассудка.

По-своему ставит и решает задачи нового времени русский авангард. Благодаря живописным произведениям К. Малевича и В. Кандинского супрематизм и абстракционизм стали заметным явлением не только русской, но и мировой художественной культуры, открывая новый этап в ее развитии. С помощью нового художественного языка русским художникам удалось создать иную, доселе невиданную новую художественную реальность, для восприятия которой требовалась определенная подготовка и знание ее «законов».

Роль теоретиков нового искусства взяли на себя сами художники. Так, в работе «О духовном в искусстве» В. Кандинский пишет об особенностях языка абстрактного искусства: в качестве средств они могут использовать круг, квадрат и треугольник. «Всякое произведение искусства есть дитя своего времени, часто оно и мать наших чувств. Так каждый культурный период создает свое собствеенное искусство, которое не может быть повторено».

Отказ от миметического (т.е. подражания искусства природе, как это делали древние), стремление сконструировать абсолютно новую «духовную реальность», которая, в свою очередь, помогала бы переустроить социальный мир все это привлекало художников начала XX в. Сама духовность все более принимала определенные материальные конфигурации. Так, например, в представлении В. Кандинского даже сама духовная жизнь выглядела как «большой остроконечный треугольник, разделенный на неравные части». При этом самой острой и самой меньшей своей частью треугольник направлен вверх, а на самой его вершине находится только один человек. С одной стороны, - он радостен, с другой, - печален, поскольку даже те, кто к нему приближаются, его не понимают. Таким был Бетховен, по мнению В. Кандинского, таким были другие гении в искусстве. «Когда потрясены религия, наука и нравственность (последняя сильной рукой Ницше) и внешние устои угрожают падением, человек обращает свой взор от внешнего внутрь самого себя», так точно характеризует В. Кандинский время, современником которого он является .

Однако внутренние, глубинные основания творчества представляются автору строк мистическими образами, и они плохо осознаваемы и выражены посредством слова, в изобразительном искусстве с помощью точки, линии, цвета или в музыке. Вербальное творчество (литература, поэзия) столь же подвержены деструкции, как и целостный образ - Лик в живописи. Все эти эстетические трансформации являются свидетельством процессов, происходящих в XX в. и с человеком, и с социумом, в котором он живет.

Упреки в адрес художников-модернистов в том, что они якобы «не умеют рисовать», часто оказывались несправедливыми. Известно, что многие из представителей отечественного и зарубежного авангарда и модернизма в своих ранних работах подражали мастерам классической живописи - Рембрандту, Д. Веласкесу, Эль Греко и др., усвоив их творческую манеру, однако они решили не останавливаться на достигнутом. К числу этих художников принадлежат, например, К. Малевич и П. Пикассо, которые также сумели отразить в своем творчестве «дух» своего времени и прежде всего разрушение целостности мира и человека, а также эксперименты в области новых возможностей языка изобразительного искусства.

Появление в XX в. мифов о «смерти искусства» свидетельствовало о завершении классического века культуры, включая искусство, природа которого заметно трансформировалась. Художники оказались перед необходимостью решать новые задачи, поставленные не только особенностями новой художественной практики, но и существенно изменившейся социальной действительностью, на которую во многом повлияла русская революция.