Глава 11. Развитие советского библиографоведения

Основное внимание уделено научной разработке истории, теории и методики библиографии, ее типологии, терминологии, творческому вкладу видных советских библиографов.

11.1. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПЕРВЫХ СОВЕТСКИХ НАУЧНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ

Как известно, в дореволюционной России научная разработка библиографии осуществлялась в основном на уровне личной инициативы отдельных деятелей или усилиями библиографических обществ. Последние, несмотря на определенное противостояние со стороны официальных властей, продолжали свою деятельность и в советское время. В частности, председатель Русского библиографического общества при Московском университете Б.С.Боднарский, став директором Российской центральной книжной палаты, многое сделал для формирования научного и учебного Русского библиографического института (1921-1922). Но институт так и не выполнил своих задач.

Более плодотворной в новых условиях была научная деятельность Русского библиологического общества. В частности, в 1922 г. оно выпустило задуманный еще в дореволюционное время Н.М.Лисовским сборник научных трудов "Sertumbibliologicum, в честь президента... А.М.Малеина". Теперь отмечалось уже 30-летие его научно-литературной и библиографической деятельности. Содержание сборника можно условно разделить на две части: книговедение и русская литература. Как известно, эти направления и составляли основные направления самого общества. Для истории науки о библиографии особое значение имеют следующие материалы: статья С.А.Венгерова "Наша задача", подготовленная для намечавшейся реформы "Книжной летописи"; публикация беловой вступительной лекции Н.М.Лисовского "Книговедение, его предмет и задачи", которую он читал в Московском университете (другие варианты ранее напечатаны в "Библиографических известиях"); статья М.Н.Куфаева "Проблемы философии книги", вышедшая позже (1924 г.) отдельным, переработанным и дополненным изданием [см. первый вариант: Избранное. С. 21-38]. Здесь предложено и несколько новаций относительно библиографии. Например, библиография библиографии трактуется как "библиологическая историография". До сих пор не теряет своей значимости и помещенное в сборнике библиографическое описание Н.К.Замкова "Улей". Журнал В.Г.Анастасевича (1811-1812 гг.)" с обстоятельной вступительной статьей, посвященной жизни и деятельности издателя, с именным указателем к "Перечню содержания" журнала. Эта работа может служить образцом для подобного рода библиографических жанров. Из других библиографических материалов интерес представляет "страничка воспоминаний" А.Д.Торопова "Московский библиографический кружок".

Первые опыты обобщающих библиографических работ были опубликованы в научных трудах уже упомянутых институтов, созданных советской властью. В частности, в трудах НИИ книговедения была напечатана статья А.Г.Фомина "Современное состояние русской библиографии и ее очередные задачи" [Книга о книге. Вып. 1. С. 153-178]. Статья состоит из четырех разделов. Первый посвящен практической библиографии, в основном созданию фундаментальных трудов ретроспективного характера по различным объектам библиографирования - рукописей, репертуара ("каталога") русской печатной книги, русской периодической печати, особенно статей в них, русских запрещенных, нелегальных и вышедших за границей политических изданий, листовок (воззвания, объявления, афиши, плакаты и т.п.); основных видов библиографии - общей, специальной, топобиблиографии (так он называет краеведческую), биобиблио-графии, библиографии второй степени.

Заключая первый раздел своей статьи, посвященной практической библиографии, А.Г.Фомин вспоминает, на его взгляд, интересную, теперь, к сожалению, основательно забытую, статью Ф.Т.Тарасова "Наша библиография" [Сев. вестн. 1890. № 5. С. 205-228], В ней автор, давая обзор развития русской библиографии, подвел итоги тому, что было сделано тогда в этой области. Они были неутешительными. С тех пор прошло 35 лет, но многие выводы, к которым пришел Ф.Т.Тарасов, вполне применимы и к современному состоянию отечественной библиографии. "Быстро и значительно увеличиваясь с каждым годом в количественном отношении, насчитывая в настоящее время громадное число трудов, - подчеркивает А.Г.Фомин, - русская библиография делала очень медленные и незначительные успехи в качественном отношении. Основной болезнью, мешавшей общему развитию и успехам русской библиографии, была ее неорганизованность, отсутствие планомерности в работе".

Второй раздел статьи А.Г.Фомина посвящен теории и методологии библиографии. В сравнении с практической библиографией, которая в общем, как он считал, находится в неудовлетворительном состоянии, хотя по ней все-таки сделано гораздо больше, чем по какой-либо другой области библиографии, в гораздо более плачевном положении находится у нас именно теория и методология. Давая обзор основных научных работ по библиографии, начиная со статьи В.Г.Анастасевича "О библиографии", А.Г.Фомин делает свое первое обобщение: в XIXв. вопросы теории и методологии библиографии почти не разрабатывались, были чужды большинству русских библиографов. Другое обобщение его связано с тем, что только с началаXXв. проявляется некоторый интерес к этим вопросам в связи с разработкой книговедения в целом как особой научной дисциплины. Называются труды Н.М.Лисовского и А.М.Ловягина, но большинство русских библиографов по-прежнему, считает А.Г.Фомин, остается равнодушным к вопросам теории библиографии. Третье обобщение его связано с утверждением, что только после революции 1917 г. теория начинает интересовать более широкие круги наших библиографов. Научные вопросы библиографии, как и раньше, разрабатываются в русле формирования книговедения в целом. В этой области продолжают трудиться Н.М.Лисовский и А.М.Ловягин, начинают работать М.Н.Куфаев, Н.Ю.Ульянинский, М.И.Щелкунов и др. Вопросы теории оживленно обсуждаются на заседаниях библиографических обществ, библиографических совещаниях и съездах.

Но несмотря на то что теория библиографии после революции стала живо интересовать многих наших библиографов, реальных результатов в виде печатных работ пока мало. В итоге, по его мнению, можно с полным правом сказать, что разработка теории библиографии как научной дисциплины, входящей в состав книговедения, только еще началась.

Говоря о методологии библиографии, А.Г.Фомин не совсем четко отделяет ее от методики, или, по его терминологии, библиографической техники. В последнем случае он обсуждает проблему библиографических инструкций, которые с начала их появления в России (1809 г.) были ориентированы на библиотечные потребности. Только в конце XIXв. появилась у нас краткая инструкция по описанию книг, имеющая сугубо библиографическое назначение (изданная в 1891 г. Московским библиографическим кружком). С началаXXв. такие библиографические инструкции появляются регулярно, а после революции интерес к ним еще более усиливается. За период 1918-1926 гг. А.Г.Фомин насчитал десять изданий. Некоторые из них представляют собой ценные труды, могущие служить полезным руководством в практической деятельности. Но нет ни одной, которая охватила бы все виды печатных произведений и типы библиографических работ и являлась бы полным руководством по библиографической технике.

При этом А.Г.Фомин выступает за самое осторожное отношение к выработке русской унифицированной библиографической инструкции. Необходимо использовать не только англо-американскую, но и вообще западноевропейскую библиографическую практику. В этом отношении, согласно А.Г.Фомину, русские библиографы в своем большинстве довольно невежественны, плохо знают иностранную библиографию.

У нас плохо изучена не только иностранная библиографическая практика, но и своя русская. По мнению А.Г.Фомина, мы не имеем ни одной работы, в которой было бы прослежено, как развивались методы в русских библиографических трудах, были бы охарактеризованы библиографические приемы хотя бы наиболее видных русских библиографов. Нет у нас и ни одного труда, который давал бы обзор и оценку русских библиографических инструкций. Только путем серьезного сравнительного изучения западноевропейского, американского и русского опыта библиографической методологии можно решить сложный вопрос об унификации русской библиографической техники.

Не разработана библиографическая техника не только в целом, но и в ряде отдельных основных вопросов. К числу их А.Г.Фомин относит следующие: задачи и полнота библиографического описания; пределы ограничения печатного материала для библиографирования; стабилизация титульного листа; систематизация библиографических картотек; библиографическая система классификации наук; методика составления библиографических указателей; аннотирование печатных произведений. Наконец, нерешенным является вопрос об определении таких категорий, как "книга", "отдельные виды печатных произведений", "периодическое издание".

Третий раздел статьи А.Г.Фомина посвящен истории русской библиографии, которая по уровню научной разработанности так же бедна, как теория и методология. Он считает, что у нас нет не только общей истории русской библиографии в целом, но и даже исторических очерков отдельных эпох ее. Не только не изучена деятельность наших библиографических учреждений, обществ, комиссий и кружков, но и почти нет сколько-нибудь обстоятельных работ об отдельных русских библиографах, даже таких видных, как В.С.Сопиков, В.И.Межов, А.Н.Неустроев и т.п. И в целом, подводит итог А.Г.Фомин, "изучение истории русской библиографии, конечно, не имеет такого практического значения, как разработка вопросов методологии библиографии, но и оно должно быть отнесено к задачам русской библиографии, если не первой очереди, то второй".

В заключительном четвертом разделе своей статьи А.Г.Фомин остановился на некоторых общих организационных вопросах русской библиографии. Рассмотренная статья получила свое развитие в другой работе А.Г.Фомина "Книговедение как наука" (1931 г.), где он попытался осуществить некоторые намеченные в статье еще не решенные задачи. В частности, предпринята попытка дать историю книговедения и библиографии как науки в Западной Европе и в нашей стране. В основу систематизации исследуемого материала положен персональный принцип, т.е. в хронологии научной деятельности зарубежных, русских дореволюционных и советских книговедов (библиографов). Особый раздел этого труда специально посвящен терминологии, в том числе определению библиографии. В заключении также были сформулированы в общем виде те основные задачи, которые предстояло решить. А.Г.Фомин был прав в том, что библиография как наука (библиографоведение) в это время или отождествлялась с книговедением, или исследовалась как его часть.

Но к этому времени (начало 30-х годов) уже наметилось ничем не оправданное размежевание и даже резкое противостояние между книговедами дореволюционной формации и новой, советской. Это можно объяснить разными причинами, в том числе:

трудностями общественно-экономического развития и остротой идеологической борьбы, когда из-за классовой непримиримости вместе с реакционными и негативными явлениями "буржуазного" книговедения отвергались плодотворные идеи и достижения;

с усилением культа личности ученым-книговедам и библиографам все труднее становилось осуществлять свое естественное право на оригинальность мышления, свою точку зрения, поиск новых подходов, которые в какой-либо мере расходились бы с общепринятыми, тем более освященными "сверху";

первые опыты марксистской разработки книговедения и библиографоведения (работы И.В.Владиславлева, И.В.Новосадского, П.Н.Беркова, Л.Н.Троповского и др.), хотя и актуальные, плодотворные во многих отношениях, в то же время были противоречивы, не отличались необходимой методологической глубиной, недостаточно опирались на опыт практики советского книжного дела и библиографии, в свою очередь делающих тоже свои первые шаги; вообще отрицали достижения дореволюционного библиографоведения;

трудностями оптимального сочетания обще- и специальнонаучных задач, теории и практики, когда в угоду текущей актуальности и доступности оперативного решения частным и практическим проблемам отдавался приоритет перед фундаментальными.

Наиболее радикальными и бескомпромиссными представителями марксистско-ленинского книговедения были И.В.Новосадский и П.Н.Берков. Именно их статьи составили первый выпуск сборника "Трудов Музея книги, документа и письма" (позже - Института), изданный в том же 1931 г., когда вышла в свет и монография А.Г.Фомина. Для развития книговедения и библиографоведения особенно важна работа И.В.Новосадского "Теория книговедения и марксизм. Критика современного книговедения" [подробнее о ней см. в нашей статье: Особенности развития типологии книги в условиях становления советского книговедения//Совр. пробл. книговедения, кн. торговли и пропаганды книги. 1993. Вып. 9. С. 29-69]. В первой части своей работы И.В.Новосадский дает на основе марксистской методологии критику современных книговедческих теорий, во второй - пытается построить подлинно научную теорию книговедения. Основной пафос первой части состоит в следующем: все, что было до этого, - эмпирическое буржуазное книговедение. Оно не смогло выработать научный метод познания книги, дифференцировать предмет и метод книговедения от других наук и установить единый закон развития книги, а вынуждено было ограничить изучение книги рамками простого описания и неизбежно скатывалось к пониманию книговедения как конгломерата эмпирических сведений о книге, ее производстве и распространении.

И.В.Новосадский утверждает, что за тринадцать лет характер и роль печати в СССР коренным образом изменились. Из оружия буржуазной идеологии, орудия угнетения сознания рабочего класса книга превратилась в могучий фактор организации его сознания. Между тем как современное книговедение почти не изменилось со времени Н.М.Лисовского и никуда от его системы не ушло. Об этом красноречиво свидетельствует появление работ М.И.Щелкунова, М.Н.Куфаева, Н.М.Сомова, А.Г.Фомина и др., которые перепевают на все лады идеи Н.М.Лисовского. И опять используется военная терминология. По И.В.Новосадскому, в настоящее время мы имеем "два фронта" - вульгарно-материалистический, идущий в основном от Н.М.Лисовского и представляемый М.И.Щелкуновым, А.М.Ловягиным, Н.М.Сомовым, А.Г.Фоминым и др., и фронт идеалистический в лице Н.А.Рубакина, М.Н.Куфаева и т.д. Поэтому "главный удар" должен быть направлен на их механистические, эмпирические и идеалистические теории.

Характерна оценка этой части статьи Н.В.Новосадского в предисловии к сборнику, написанном директором Музея академиком А.С.Орловым. По его мнению, критика теорий не может считаться достаточно развернутой, поскольку не затронуты западноевропейские и некоторые дореволюционные русские теории, от которых в той или иной степени зависимости находятся рассмотренные книговеды. Кроме того, автором не вскрыты исторические корни ошибочного построения книговедческих систем. Основную ценность критики А.С.Орлов видит только в той смелости и заостренности, с которыми она сигнализирует о неблагополучии на данном фронте, подчеркивая особенно опасность теорий, действенных и до сего времени. А.С.Орлов не считает законченной и теорию книговедения, предложенную И.В.Новосадским во второй части статьи: "Скорее - это некоторые предпосылки и материалы для построения научной теории. Терминологическая невыдержанность и неясность, проявленные автором, препятствуют четкости понимания предлагаемой им концепции. Несвободна эта часть и от некоторых противоречий". Но в основном А.С.Орлов считает, что работа И.В.Новосадского построена на правильном понимании книги и потому вызовет безусловный интерес.

В любом случае искусственно созданное противостояние сыграло злую шутку: начиная с 30-х годов книговедение объявляется буржуазной наукой, закрываются критико-библиографические журналы, книговедческие и библиографические научно-исследовательские организации, развитие книжного дела и библиографии обрекалось на односторонний прагматизм. Естественно, мы далеки здесь от какого-либо сгущения красок, от бездумного перечеркивания целого периода, на наш взгляд, самого интересного в формировании советского библиографоведения. В этом отношении большое влияние на его развитие оказали IиIIВсероссийские библиографические съезды.

11.2. IИIIВСЕРОССИЙСКИЕ БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ СЪЕЗДЫ

Именно в ходе проведения съездов произошло то противостояние между русскими дореволюционными и советскими библиографами, о котором мы говорили выше на примере работ А.Г.Фомина и И.В.Новосадского. IВсероссийский библиографический съезд состоялся в декабре 1924 г. по инициативе и под эгидой Русского библиографического общества при Московском университете. Поэтому официальные органы власти - Наркомпрос, Главнаука РСФСР, Госиздат - не уделили ему должного внимания, хотя их представители и специалисты подчиненных им учреждений не только присутствовали, но и выступали с докладами. В частности, одно из первых пленарных заседаний ("общих собраний") было посвящено деятельности центральных библиографических организаций, в том числе Российской центральной книжной палаты, НИИ книговедения. О работе последнего по докладу А.М.Ловягина была принята специальная резолюция съезда [ТрудыIВсероссийского библиографического съезда. С. 35-36].

В этой связи особо активные прения развернулись по докладу М.Н.Куфаева "Координация в библиографии". Тогда он занимал пост (с 1921 г.) заместителя директора по научной части в НИИ книговедения и хорошо знал суть проблемы. В резолюции съезд постановил: 1) признать необходимым скорейшее создание научно-библиографического центра и считать таковым Совет Российской центральной книжной палаты; 2) для библиографии, преследующей политико-просветительские цели, считать желательным создание такого же центра при Главполитпросвете; 3) разработать инструкцию деятельности научно-библиографического центра, приняв во внимание: а) тесную связь с библиографической работой на местах; б) необходимость издания информационных бюллетеней; в) необходимость устранения "кустарничества" и вредного параллелизма работ научно-библиографических учреждений и организаций; г) нежелательность какой бы то ни было принудительности в проведении постановлений этого центра и д) связь научно-библиографического центра с центром политико-просветительской библиографии.

Основное внимание съезд уделил развитию государственной библиографии. Этому были посвящены преимущественно все пленарные заседания, на которых обсуждались проблемы: библиографической классификации, каталографии, титульного (входного) листа, государственной книжной регистрации, национального библиографического репертуара, библиографической статистики, библиографирования периодической печати. В принятых резолюциях, например, относительно библиографической классификации подчеркивалось: не считать применение десятичной системы единственно обязательным, приступить к пересмотру десятичной системы; впредь до опубликования пересмотренной системы считать основным источником децимальной классификационной работы Руководство Международного библиографического института; продолжать дальнейшую индексацию "Книжной летописи" с соблюдением следующих условий: а) самое умеренное использование определителей, б) помещение помимо точного индекса еще и второго индекса по сокращенным таблицам, в) присоединение к краткому индексу предметных слов.

По докладам Б.С.Боднарского и Е.И.Шамурина по каталографии после активных прений съезд принял резолюцию немедленно приступить к выработке проекта общероссийской инструкции по библиографическому описанию; признал необходимым составление и издание от имени Российской центральной книжной палаты соответствующей инструкции для составления титульного листа. Особое значение имели доклады А.И.Малеина и Н.Ф.Яницкого о регистрации в "Книжной летописи". В принятой резолюции подчеркивалось, что необходимо выработать детальную инструкцию по ограничению отражаемого материала, учесть в любом приложении издания национальных меньшинств, совершенствовать технику издания этого журнала. Особую значимость имел доклад Н.К.Никольского "Конкретные рамки библиографического репертуара". По результатам прений было признано "огромное общегосударственное значение для всех отраслей научной и практической деятельности составления полного списка книг, вышедших в свет на бывшей территории Российской Империи за все время существования печати". Предлагалось создать специальный орган для решения этой задачи, с привлечением соответствующих центральных библиотек и учреждений, отдавая предпочтение Российской центральной книжной палате.

Наконец, съезд не обошел своим вниманием один из важнейших научных вопросов о связи библиографии с библиотековедением и библиографической теории с практикой. На пленарном заседании выступили с докладами: И.Б.Симановский - в то время директор Государственной библиотеки Белорусской ССР им. В.И.Ленина, Л.Н.Троповский - заведующий библиографическим отделом Наркомпроса, Я.П.Гребенщиков. В частности, И.Б.Симановский отмечал: "Быть может, преждевременно говорить сейчас о библиографии как о законченной самостоятельной дисциплине. Я думаю, что реально мы такую дисциплину имеем в общей системе книговедения как общей науки о книге. В процессе своего дальнейшего развития она, безусловно, еще дифференцируется, но в настоящее время выделение ее составных частей в качестве самостоятельных дисциплин грозит методологической путаницей".

Другой точки зрения придерживался Л.Н.Троповский. По его мнению, "только в библиографии почему-то еще наблюдается разделение на чисто теоретическую, научную библиографию и практическую, прикладную. Такое разделение является искусственным, бесцельным и даже вредным... Одну из главных причин отсутствия такого единства надо видеть в оторванности значительной части библиографов-"теоретиков" от живой практической работы с книгой и общественной жизни. С другой стороны, часто недостаточная разработка некоторых общих методов и приемов библиографов-практиков и лиц, ведущих библиографическую работу, как вспомогательную, создает хаотичность в этой области, имеющей важнейшее жизненное значение". Путь решения этой проблемы - в создании объединяющей организации - Библиографического института при РЦКП.

Я.П.Гребенщиков считал, что в понятие теоретической библиографии следует включить "весь тот материал, который представляет собой теоретическую часть библиографии, теорию библиографии как науки (терминологию, основные положения, принципы, методы, приемы, навыки, классификацию и т.д. и т.п.)". Понятие научной библиографии как противопоставление практической он справедливо считал неверным. Практическая библиография, по его мнению, "это законченная библиографическая работа. Там (в "теоретической") - уменье применить теоретические основания в любой библиографической работе, уменье выполнить научно-организованный библиографический труд. Здесь - уменье, уже практически примененное к делу, ... практическая библиография -это всякий конкретный библиографический труд, готовый к использованию... В конечном итоге: практическая библиография - это сумма и совокупность всех выполненных к настоящему дню библиографических трудов самого разнообразного значения...". Конечный его вывод: "В твердости теоретических оснований - залог научности и полезности практической "библиографической работы" [Там же. С. 188].

В прениях было достигнуто взаимопонимание в том, что теоретическая библиография систематизирует и обобщает наблюдения над библиографической практикой и разрабатывает методы библиографической работы. Практическая библиография занимается разысканием, описанием и систематизацией произведений печати. В частности, Н.В.Здобнов огласил свою известную нам схему, принятую Библиографической комиссией Центрального бюро краеведения.

В резолюции съезда по докладам было выражено пожелание, чтобы в программу IIВсероссийского библиографического съезда вошли насущные вопросы всех видов библиографической работы и чтобы на нем были представлены все организации, занимающиеся этой сферой деятельности. Предлагалось при Российской центральной книжной палате создать специальную секцию по разработке вопросов теории библиографии, с привлечением представителей заинтересованных библиографических и библиотечных организаций и отдельных компетентных специалистов.

Один из дней работы съезда был посвящен заседаниям секций: теории библиографии, истории книги, местной библиографии, издательской секции, практической библиографии. В данном случае интерес представляет секция теории библиографии, на которой были представлены два доклада: Н.Ю.Ульянинского "Основные предпосылки к построению науки библиографии" и М.И.Щелкунова "Классификация библиологии". В первом случае докладчик приводит два дословных перевода термина "библиография": книгописание и книгоописание. Но принимает за основу значение библиографии как науки книгоописания. Далее он исключает из объекта библиографии произведения письменности. После долгих рассуждений Н.Ю.Ульянинский предлагает следующее "наиболее полное и исчерпывающее определение библиографии": "Библиография есть самостоятельная наука, занимающаяся, на основе опытов предшествующих ее работ, выработкою теории для описания и классификации произведений печати и на основании этой теории самим описанием их и классификацией, с целью зарегистрировать и представить в легкообозримом виде эти произведения как вещественный памятник и как продукт духовной деятельности человека, - наука, дающая в результате своих достижений выводы общенаучного и практического значения о количественном и качественном составе произведений печати". Как можно видеть, это определение, во-первых, расширяет исходный тезис Н.Ю.Ульянинского о понимании библиографии как книгоописания, а во-вторых, прав был И.В.Новосадский в том смысле, что это определение - именно эпигонство точки зрения Н.М.Лисовского. А если учитывать ссылки автора на В.Виндельбанда, то эпигонство по отношению теоретических построений М.Н.Куфаева.

Что касается доклада М.И.Щелкунова, то он в основе своей посвящен объяснению типологической модели библиологии (книговедения), затем представленной в его монографии "История, техника, искусство книгопечатания" [М.; Л., 1926. С. 461-469]. Она учитывает известную формулу Н.М.Лисовского и схему УДК, основанную, как он считает, на системе наук Ф.Бэкона (память, воображение разум).

Как можно понять, библиография здесь соотносима с классификацией. В этой классификации принимает участие автор, давая охватывающее сущность содержания книги заглавие, и затем библиограф, давая данной книге, на основании указаний автора, а также по смыслу ее содержания, место в ряду миллионов ее собратьев. Конечно, это вульгаризация идей Н.М.Лисовского, А.М.Ловягина и Н.А.Рубакина, но с претензией на развитие.

В целом, несмотря на имеющиеся недостатки, IВсероссий-ский библиографический съезд сыграл важную роль в развитии советской библиографии, в том числе и в постановке ряда научных проблем. Особенно примечательным следует считать дискуссии, зафиксированные в опубликованных материалах съезда. Но решающим и в научном, и в дискуссионном плане сталIIВсероссийский библиографический съезд, который проходил 25 ноября - 1 декабря 1926 г. [ТрудыIIВсероссийского библиографического съезда. М., 1929. 308 с.]. В отличие от предшествующего он проходил с участием представителей официальной власти. Так, съезд приветствовали: Ф.Н.Петров - начальник Главнауки Наркомпроса РСФСР, официально объявивший открытие съезда; Н.К.Крупская - председатель Главполитпросвета; С.М.Белицкий - от имени Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

Ф.Н.Петров призвал съезд разрешить общие вопросы: во-первых, определить значение библиографии, выявить ее роль в научном исследовании; во-вторых, подойти к вопросу о национальной книге и письменности; в-третьих, подойти к вопросу о приближении книги к широким рабоче-крестьянским массам, разрешить задачу качественного отбора той книги, в которой эти массы нуждаются. С.М.Белицкий подчеркнул: "Мы работой вашего съезда чрезвычайно заинтересованы, потому что в нашей просветительской работе библиографические вопросы составляют одно из самых больных мест". Среди них - борьба с неграмотностью, повышение уровня политической, военной и культурно-просветительской работы.

Но особый интерес представляло приветствие Н.К.Крупской. Хотя она сразу же оговорила, что "в специально библиографических вопросах" "недостаточно осведомлена", всем была известна ее ведущая роль в развитии советской культуры, народного образования и книжного дела. Само понятие "библиография" Н.К.Крупская с позиций культпросветработы прежде всего связала с необходимостью учета того громадного книжного рынка, который растет с каждым годом и будет все больше увеличиваться по мере того, как широкие массы населения будут ближе подходить к библиотеке и шире пользоваться книгой. Чрезвычайно важно, чтобы такой учет осуществлялся возможно скорее, с наибольшей экономией сил, с устранением всякого ненужного параллелизма и давал возможность всякому научному работнику, всякому нуждающемуся в этом быстро ориентироваться в вопросах того, что есть на книжном рынке. Только такой учет книжных богатств на рынке позволит поставить правильно и контроль над книгой.

Далее, по мнению Н.К.Крупской, чисто учетная задача перерастает естественно в учет содержания книг, что характерно для рекомендательной библиографии. Причем раскрытие содержания книг она связала с их правильной классификацией. Важно установить степень их научности, доступности. "Особенно важны для нас вопросы оценки популярной книжки, - подчеркнула Н.К.Крупская. - Тут надо иметь не случайный критерий, а научно продуманный критерий того, как подходить к оценке популярной книги". В этой связи она делала особый акцент на составление каталогов как для специалистов, так и для широкой массы. Надо создать условия, при которых руководство чтением ложилось бы не только на библиотекаря, важно, чтобы сам читатель мог ориентироваться в каталоге и выбирать ту книжку, которая ему нужна. Н.К.Крупская предлагала, чтобы каталоги, считаясь с уровнем подготовки широких масс, давали отзывы, написанные популярным языком, позволяли бы человеку, даже не очень привычному к работе с книгой, быстро ориентироваться и находить в каталоге то, что надо. Последний вопрос, который она поставила перед съездом, был связан с развитием краеведческой библиографии. "В настоящее время интерес в рядах просвещенцев, - отметила Н.К.Крупская, - к вопросам краеведения поднялся до чрезвычайности; к краеведению не в старом смысле, а в новом, когда учитывается и экономическая сторона дела, и культурный уровень, и национальные особенности" [Там же. С. 9].

Работа съезда проходила на пленарных заседаниях (всего восемь) и на заседаниях секций - каталографии, библиографической практики и каталографии (объединенные заседания), краевой, библиографии литературы национальных меньшинств, военной, сельскохозяйственной библиографии, статистики печати. На пленарных заседаниях особое значение придавалось вопросам теории и методологии библиографии, государственной и рекомендательной библиографии, библиографической классификации. Организационно-методическим проблемам были посвящены пленарные доклады Н.В.Здобнова "Борьба за библиографическую грамотность" и Б.С.Боднарского "О центре документации" (развернутое предложение создать у нас в стране учреждение, аналогичное Международному библиографическому институту в Брюсселе).

Особо острая полемика развернулась вокруг трех докладов: М.Н.Куфаева "Библиография - наука", Н.Ю.Ульянинского "Опыт теоретического обоснования вопроса о выводах библиографии" и И.В.Владиславлева "Методология библиографии и теория диалектического материализма". При этом первые два рассматривались в качестве развивающих "буржуазную" теорию библиографии, тогда как третий - новую, социалистическую.

М.Н.Куфаев справедливо поставил главный вопрос: какие же знания книги может дать библиография, если она хочет быть наукой? И далее называет эти "специальные задачи", отличные от задач других научных дисциплин. А затем определяет общую задачу библиографии: "конкретное знание всех книг в их целом и в отдельности". Это в принципе продолжение его точки зрения, высказанной ранее в работе "Проблемы философии книги".

В общем М.Н.Куфаев предпринял попытку квалифицировать основные требования к библиографии как науке (библиографоведению), как она должна строиться и развиваться. В частности, говоря о принципах библиографической методологии, он подчеркивает необходимость раскрыть книгу как особый предмет библиографии. Для этого важно использовать такие постулаты этой науки, как точность, полнота и всеобщность выводов. Он предлагает свое рабочее определение книги, где она представлена с теми существенными признаками ("конструктивными элементами книги"), которые выражали бы библиографическую запись. К этим элементам он относит: материальные, интеллектуальные, лингвистические и графические. Производственные признаки входят во все эти четыре деления так же, как и то, что неотделимо от любого предмета жизни и культуры материальной, - пространство и время. "Если мы попробуем, - утверждал М.Н.Куфаев, - один из указанных элементов исключить, книга перестает быть книгой".

Процесс библиографической деятельности он разделяет на четыре стадии: библиографическое исследование, книжное описание, библиографическая систематизация, библиографические выводы и обобщения. В свою очередь, каждая из них должна соответствовать трем принципам: критике происхождения, критике точности, критике полноты. Главное, по его мнению, не останавливаться лишь на типовых и систематических указателях, а подниматься до уровня библиографического обзора - венца библиографической работы. Важность обзора М.Н.Куфаев видит в том, что он дает обобщения и выводы, которые являются необходимой предпосылкой библиографии как науки. "Когда мы произвели библиографические выводы и обобщения, - подчеркивал он, - мы подводим здание нашей библиографии к общей вершине других научных знаний и знания вообще. Здесь мы не можем не иметь дело с библиосоциологией, не можем не иметь дело с социологией вообще, с экономикой, учитывающей спрос и предложение, не можем не иметь дело с историей книги и с прочими дисциплинами книговедения".

В целом М.Н.Куфаев делает по тем временам достаточно смелый вывод: "Библиография не сливается с другими научными дисциплинами и не замыкается в них, давая документальные знания всех конструктивных элементов книги, в отдельности и совокупности взятых, и указывая - в теоретической части - приемы описания книги. Библиография является дисциплиной родственной, но отличающейся по своему предмету и методу от других дисциплин о книге". Существенно также его утверждение, что библиографическая методика и техника должны опираться на методологию библиографии. Только с опорой на нее библиография представляет нам инвентарные документы книжной культуры и обобщающие выводы о них.

Н.Ю.Ульянинский посвятил свой доклад "одному из вопросов логической или философской методологии в применении к библиографии..." Помимо указанной он выделяет еще и "техническую методологию, с помощью которой уясняются и создаются наиболее целесообразные средства и способы обработки материала данной науки", т.е. то, что мы называем методикой библиографии. Важность логической или философской методологии заключается в том, что именно она "есть система обобщений о свойствах и соотношениях изучаемых явлений". На этом основании Н.Ю.Ульянинский дает определение библиографии примерно в том же варианте, что и на предшествующем съезде.

Свои положения Н.Ю.Ульянинский основывал на историческом экскурсе в библиографию, отечественную и зарубежную. Важно, что он не ограничивается задачами библиографического учета, описания и классификации, а делает определяющий акцент на получение общих итогов и критических выводов. Последние придают завершенный характер всякой научной работе, обусловливают ее ценность, определяют ее значение. Поэтому ни одна научная работа по библиографии не может оставаться без них. "Выводы библиографии, - считает Н.Ю.Ульянинский, - есть существенная особенность ее достижений для нашего времени, а если это так, то необходимо заключить, что для нас уже возможна библиографическая оценка явлений, именуемых печатными произведениями".

Как можно видеть, в этих докладах не было ничего "буржуазного", просто ученые попытались логически более строго, чем их предшественники, формализовать свои воззрения о библиографической науке. Поэтому они опирались больше на принцип научности, игнорируя принцип партийности в его воинствующем большевистском понимании. Это и попытался восполнить в своем докладе И.В.Владиславлев: "подойти к вопросу методологии библиографии в свете научного социализма". Но в целом все свелось к популярному изложению некоторых категорий и принципов философии в интерпретации материалистической диалектики. Правда, докладчик утверждал, что "современная научная мысль сдает в архив философию как какую-то "наднаучную науку" в старом понимании умозрительных систем". Интерпретируя свое диалектическое понимание библиографии, И.В.Владиславлев основывается на тех же подходах, что и его предшественники. Например, он выделяет следующие четыре основных вида "библиографического описания", методика которых должна быть подробно разработана библиографической теорией: 1) схедография (устаревший термин для составления каталожных карточек, вообще книгоописания); 2) аннотирование, 3) реферирование, 4) рецензирование. Сюда же он добавляет "обобщающие статистико-классификационные сводки и обзоры". Другими словами, библиография наряду с описаниями занимается и обобщениями, формулировкой закономерности, подвергая более углубленному изучению, количественному и качественному, книжную продукцию как по отдельным вопросам и темам, так и всю продукцию в целом. "В этих высших своих обобщениях, - подчеркивал И.В.Владиславлев, - опирающихся, как и во всякой науке, на массу аналитическим путем добытых и изученных фактов (собирание, описание материала и т.д.), библиография и превращается в науку..."

В отдельных своих утверждениях И.В.Владиславлев явно сгущал краски. Так, он говорил, что "консервативная библиографическая мысль очень спокойно себя чувствовала в рамках простой "описательной" науки, а выше пространно цитировал уже упоминаемую нами статью Г.А.Ильинского "Авторефераты как тип библиографии", в которой автор требовал "реального направления" в библиографии, выступая против односторонней описательности. Или И.В.Владиславлев упрекает старую библиографию в том, что она до сих пор недостаточно осознала, что проблема книги это есть, в сущности, проблема читателя и автора. Но ему хорошо была известна часто дискутируемая еще в дореволюционной библиографии формула Н.А.Рубакина "автор - книга - читатель". В конечном итоге было предложено следующее определение библиографии: "Библиография - основная часть книговедения, наука о таком описании книг, которое возможно полнее ориентировало бы человечество в накопленных им книжных богатствах - в их наличности и содержании, в их идеологической сущности и исторической значимости, в их соответствии читателям различных социальных и иных группировок; занимаясь подобным изучением книг, библиография в своих высших обобщениях имеет задачей библиографическое исследование эволюции книжных богатств со стороны их количества и со стороны их содержания".

Можно судить, что никакой диалектики в этом определении нет. Оно относится к самому простому формально-логическому определению - перечислительному, описательному. В нем вообще отсутствует всякое указание на воинствующую идеологию, которая, как мы уже показали выше, была характерна именно для советской библиографии рассматриваемого периода. И, видимо, в стремлении прикрыть свою научную несостоятельность И.В.Владиславлев пошел по пути поиска своего врага, что также было характерно для формирующейся советской библиографии. И он был найден в лице М.Н.Куфаева, хотя теперь с высоты нашего времени можно считать, что это было весьма и весьма несправедливо.

Но доклад И.В.Владиславлева и начинался с размежевания с М.Н.Куфаевым, ибо они "представители разных течений в области библиографии, представители разных идеологий". И если свою интерпретацию методологии библиографии И.В.Владиславлев видит "в свете научного социализма", то куфаевскую он причисляет к буржуазной идеологии, философскому идеализму, считая ее ненаучной, схоластической, тормозящей развитие библиографии и книговедения. Правда, его выступление в прениях было подвергнуто резкой критике как "академиками" ( К.Н.Дерунов),так и "общественниками" марксистского толка (В.И.Нев-ский) [подробнее см.: Труды IIВсероссийского библиографического съезда. С. 37-59]. Так, К.Н.Дерунов говорил: "И.В.Владиславлев жестко читал свой доклад и кончил тем, что есть какие-то враги здесь. Он говорил "наши враги". Я думаю, что это страшное недоразумение... Он старается показать, что он первый дает такую "марксистскую систему". При всем своем домоседстве я уже за короткое время слышал три доклада на эту тему... Мне думается, что Владиславлев официально не октябрен. Так что есть некоторое самозванство. Мне хотелось здесь показать, что в лучшем случае - перед нами, попросту говоря, "марксоид". Он прочитал о диалектике по классической политграмотической книжке Коваленко и так мудро разжевывает нам - первое о развитии, второе о противоречиях, третье о связи". В целом К.Н.Дерунов не может представить себе "злейшего врага марксизму", чем И.В.Владиславлев.

Оценка доклада И.В.Владиславлева В.И.Невским имеет для нас особое значение: речь идет об одном из старейших членов Коммунистической партии (с 1897 г.), известном государственном и партийном деятеле, в 20-е годы - директоре Государственной библиотеки СССР им. В.И.Ленина. "Я берусь утверждать, - говорил В.И.Невский, - что принцип диалектического материализма изложен И.В.Владиславлевым неверно. Согласиться со многими положениями, которые здесь И.В.Владиславлев выдвигал, ни в коем случае нельзя, никогда и нигде". В.И.Невский отверг саму попытку И.В.Владиславлева причислить себя к школе библиографов-марксистов: "Он принадлежит к школе людей, неправильно понимающих и неправильно излагающих диалектический материализм". Справедливости ради следует сказать, что В.И.Невский критиковал и М.Н.Куфаева, в докладе которого "кроме метафизики, ничего ... нет. О методе существенного ничего не было сказано, кроме общих положений, всем давно известных определений библиографии".

Другими словами, так называемому идеализму, буржуазности М.Н.Куфаева в его общекниговедческих построениях был противопоставлен самый худший вариант - книговедческий псевдомарксизм вульгарно-социологического толка. Правда, доклад И.В.Владиславлева еще до публикации Трудов IIВсероссийского библиографического съезда был издан отдельной брошюрой "Библиография и социализм. К вопросу о построении марксистской теории книговедения" [М.; Л., 1928].

Следующей принципиально важной для развития советского библиографоведения работой была уже рассмотренная выше статья И.В.Новосадского "Теория книговедения и марксизм" (1931 г.). На этом и закончились опыты научной разработки библиографоведения на марксистской основе в довоенный период. Зато более плодотворными были труды библиографов традиционного подхода. Особенно примечательными и до сих пор не теряющими научной значимости являются работы М.Н.Куфаева, Н.В.Здобнова и А.Г.Фомина. Именно они как бы венчают первый (довоенный) период развития советского библиографоведения.

Можно согласиться с мнением одного из активных исследователей творческого наследия М.Н.Куфаева, назвавшего его "зачинателем советского книговедения" (так называется вступительная статья к библиографическому указателю [Михаил Николаевич Куфаев (1888-1948): Указ. лит./Сост. и авт. вступ. ст. И.Е.Баренбаум. Воронеж, 1989. 26 с. (Воронеж. ученые)]. В самом деле, совет-ское книговедение не знает другого такого же разностороннего и глубокого ученого - теоретика и практика, каким был М.Н.Куфаев. Но, как это часто бывает согласно известной поговорке "нет пророка в своем отечестве", М.Н.Куфаеву чуть ли не с первых шагов его деятельности навесили ярлык "идеалиста", "буржуазного книговеда" и т.п. В результате после 1927 г. - самого плодовитого в жизни ученого, когда вышли в свет сразу три его монографии ("История русской книги в XIXв.", "Библиофилия и библиомания", "Книга в процессе общения"), - наступил заметный спад в его творчестве, продолжавшийся до конца его жизни. В 1934 г. опубликована последняя монография М.Н.Куфаева "Иностранная библиография. Краткий очерк развития и современное состояние".

Правда, после смерти М.Н.Куфаева имя его не кануло в лету, по необходимости оно упоминалось в различного рода обобщающих публикациях, учебных книгах, монографиях историко-книговедческого характера. Но лишь спустя четверть века после смерти ученого появилась первая специально ему посвященная статья [см.: Баренбаум И.Е. Михаил Николаевич Куфаев (1888-1948)//Книга. Исслед. и материалы. 1973. Сб. 27. С. 189-195], а еще через несколько лет - переиздание одной из его библиофильских работ "Библиофилия и библиомания" [Репродукц. изд. М.: Книга, 1980. 119 с.]. Наконец, в серии "Труды отечественных книговедов" было выпущено "Избранное" [Тр. по книговедению и библиографоведению. М.: Книга, 1981. 223 с.] со вступительной статьей, комментариями, библиографическим списком трудов и литературы о нем. К сожалению, сюда вошли только статьи Куфаева, а его монографии до сих пор не переизданы, хотя и в свое время выпускались небольшими тиражами. Архив ученого не собран и, скорее всего, уже потерян безвозвратно.

И в целом, судя по имеющимся работам [можно назвать еще одну: Леликова Н.К. "В начале было слово...": К 100-летию со дня рождения М.Н.Куфаева//Сов. библиогр. 1988. № 5. С. 53-60], мы только начинаем, излишне робко, открывать и оценивать творческое наследие М.Н.Куфаева. А он, может быть, как никто другой из отечественных книговедов, заслуживает большего. И потому, что именно он, вопреки всему и вся, настойчиво разрабатывал самое трудное - теоретические основы книговедения и библиографоведения. И потому, что именно он оставался до конца верен великому чуду - книге - и как личность являет собой яркий пример беззаветного служения ей.

Библиографическая деятельность Н.В.Здобнова была весьма разносторонней, хотя судьба его была драматичной (был репрессирован и умер в тюрьме) [подробнее о нем можно прочитать в следующих изданиях: Машкова М.В. Н.В.Здобнов (1888-1942): Очерк жизни и деятельности. М., 1959; Здобнов Н.В. Избранное. М., 1980; Ажеева Е.Ю. Н.В.Здобнов как историк русской библиографии (теоретико-методологические аспекты). М., 1994; Коган Е.И. Николай Здобнов: Жизненный путь книговеда. М., 1997]. Библиографическая деятельность его началась с составления сибирской библиографии. Этим и обусловлено затем участие Н.В.Здобнова в работе Центрального бюро краеведения РСФСР и его выступление с докладом "Основные вопросы краевой библиографии" на IВсероссийском библиографическом съезде. Доклад не опубликован в трудах съезда, так как еще ранее вышел в свет монографический труд Н.В.Здобнова "Основы краевой библиографии" [Л., 1926 (обл. 1925). 125 с.; То же: Практ. руковод. 2-е изд., перераб. и значит расшир. М.; Л., 1931. 182 с.]. Эти работы дают нам право считать Н.В.Здобнова основоположником отечественной краеведческой библиографии. Примечательно, что его теоретико-методические работы активно сочетались с практикой.

Существенно также, что на том же съезде Н.В.Здобнов одним из первых выступил против излишней идеологизации вообще библиографической классификации. Спор шел о возможностях использования в нашей стране УДК. Он соглашался, что в ней много странностей, но какая же из существующих классификаций лучше? Нет ни одной. "Логически идеальной классификации даже не может быть, - утверждал он, - ибо нет и не может быть единой общеприемлемой классификации наук". Что касается идеологии, то тут, по его мнению, еще больше разноречий даже в родственных группировках. Всякая идеология - явление неустойчивое, текучее, преходящее. Она находится в зависимости от множества объективных условий, далеко не всегда поддающихся учету. Это касается и предложений о создании классификации на основе марксистской идеологии. "Разве марксизм представляет собою нечто монолитное и неизменное? - задается он вопросом. - Марксизм далек от неподвижной окаменелости. Он развивается и еще долго будет развиваться, распадаясь на новые и новые течения. Единой марксистской классификации создать невозможно. Это не столь простое дело, как многие себе представляют".

Далее Н.В.Здобнов считает большим заблуждением, будто библиографическая классификация должна непременно отражать какую-либо идеологию или классификацию наук. Нельзя забывать, что она имеет дело не с науками, не с идеологиями, а только с печатным материалом. По самой природе своей она условна. Поэтому, считает он, можно мириться с УДК. Она имеет несомненное преимущество перед всеми другими. Она беспримерно детально разработана и чрезвычайно гибка. По ней можно легко и быстро классифицировать самые мельчайшие вопросы в любых комбинациях, в нее без всякой ломки можно вложить всякое новое научное или общественное явление. В данном отношении она открывает неограниченные возможности. Чтобы не быть голословным, Н.В.Здобнов приводит в качестве примера одну из опубликованных марксистских классификаций, о которой говорил в своем докладе Б.С.Боднарский. Последний просто иронизировал над некоторыми утверждениями автора классификации, например: будто система децимальной классификации нарочито построена так, что "чем ближе книга к старой науке и к старой жизни, тем шифр ее (т.е. индекс) проще", или, что то же: чем буржуазнее книга, тем меньше знаков в ее шифре. И далее Б.С.Боднарский на конкретных примерах опроверг указанные утверждения.

Другое дело - Н.В.Здобнов: он развенчал эту классификацию именно в идеологическом отношении. Говоря тоже с иронией, он из этого шедевра "классификации" берет только названия двух первых отделов: "Теория классовой борьбы (коммунизм)" и "Практика классовой борьбы (коммунизм)". Слово "коммунизм" помещено в скобках, которые надо понимать в смысле знака равенства. Таким образом, классовая борьба отождествляется с коммунизмом. "Революция" тут несомненная, - иронизирует Н.В.Здобнов, - но где же логика и марксизм?... Но, может быть, это пародия на марксизм? Однако она помещена в марксистском журнале..." Далее он предостерегал своих коллег: "Гоняясь за идеологией, вы становитесь на скользкий путь. Вы можете оказаться с такими же результатами... Я предупреждаю об этой серьезной опасности. Наша цель, поскольку возможно, унифицировать классификацию. Это сделать легко при существовании международной десятичной классификации".

На IIВсероссийском библиографическом съезде Н.В.Здобнов выступил с докладом "Борьба за библиографическую грамотность", который был оценен как чрезвычайно важный и своевременный. Н.В.Здобнову еще не раз приходилось выступать в печати по вопросам борьбы за библиографическую грамотность [например, см. его статью: За культурную библиографию//Книга и пролетарская революция. 1935. № 6. С. 49-58]. Эта проблема сохраняет свою актуальность и в наше время.

Но особо значимым научным вкладом Н.В.Здобнова в развитие отечественного библиографоведения следует считать его труды по истории русской библиографии до начала XXв., над которыми он работал до самой смерти. Во многом их созданию способствовало преподавание автора в различных учебных заведениях, в том числе в Московском библиотечном институте и на Высших библиографических курсах при ВКП. К сожалению, основной его труд "История русской библиографии до началаXXв." был выпущен тремя изданиями лишь посмертно, к тому же остался незаконченным, так как по замыслу автора должен был охватить и советское время. В любом случае этот фундаментальный труд давно уже нуждается в переиздании.

Еще одним библиографом, активно участвовавшим в работе IиIIВсероссийских библиографических съездов и внесшим большой вклад в развитие советского библиографоведения на рассматриваемом этапе, стал А.Г.Фомин [подробнее о нем см.: Берков П.Н. А.Г.Фомин (1887-1939): Очерк жизни и науч. деятельности. М.,1949. 44 с.; Эльзон М.Д. А.Г.Фомин (1887-1939): Жизнь и библиогр. деятельность: Автореф. дис. ... канд. пед. наук. Л., 1972. 18 с.; Фомин А.Г. Избранное. М., 1975. 199 с.]. Как библиограф он сложился еще в дореволюционное время, но основные труды приходятся на годы советской власти, когда он возглавлял секцию по изучению теории, методики и истории библиографии в НИИ книговедения, был президентом Русского библиологического общества, после его преобразования - сотрудником Института книги, документа и письма.

На IВсероссийском библиографическом съезде он со специальным докладом не выступал, но был активным в прениях по интересующим его вопросам. Так, выступая при обсуждении доклада М.Н.Куфаева "Координирование научно-библиографических работ различных учреждений", в котором предлагалось создать единый научно-библиографический центр, А.Г.Фомин высказывал сомнения в его эффективности при существующем распылении специалистов [Труды ... С. 51-52]. В прениях по проблеме титульного листа он поддержал тех, кто выступал за единообразное оформление титулов, но за свободное конструирование обложек, чтобы повысить качество их художественно-полиграфического оформления. Наконец, в прениях по проблеме соотношения библиографической теории с практикой, отвечая на критику Л.П.Гребенщикова относительно ошибок А.Г.Фомина в его библиографической работе о В.Я.Брюсове, А.Г.Фомин выдвигает следующее решение. В крупных библиографических работах типа "Словарного указателя по книговедению" допустимо не только использование методаdevisu, но и библиографических пособий, иначе невозможно создание таких фундаментальных трудов. В то же время он требует соблюдения "самых элементарных правил библиографической методологии". Например, нельзя допускать, чтобы в предисловии ничего не говорилось о характере и методах предпринятой автором работы, не указывались хронологические границы отражения материала, полнота или выборочность его отбора, какой материал (только книги или он обращался и к журналам, газетам) просмотрен и т.п.

Зато на IIВсероссийском библиографическом съезде А.Г.Фомин сделал два доклада: "Аннотации: типы и методы составления" [Труды... С. 151-154] и "Методы составления библиографического указателя" [Там же. С. 162-171]. Не понятно только, почему он не участвовал в прениях по теоретическим вопросам библиографии. Можно лишь предположить, что по своему богатому библиографическому опыту он осознавал всю тщетность и ненужность сложившегося противостояния. В пользу такого предположения, как мы уже знаем, свидетельствуют последующие работы А.Г.Фомина в большей мере именно теоретического характера: "Современное состояние русской библиографии и ее очередные задачи" (1927 г.) и "Книговедение как наука" (1931 г.).

Но что получилось в результате? Монография "Книговедение как наука" вызвала суровую критику в печати, преимущественно за якобы аполитичность, оторванность от злободневных, насущных задач культурной революции. Особо резкая отповедь была дана работе А.Г.Фомина самым воинствующим советским книговедом И.В.Новосадским. В уже цитированной его статье "Теория книговедения и марксизм" отмечалось, что в общем-то она "является первой попыткой дать систематический исторический обзор существующих книговедческих теорий, а поэтому представляет большой интерес для всякого занимающегося вопросами теории книговедения". Сразу же можно сказать, что такая оценка сохраняет свое значение и в наше время. Но затем И.В.Новосадский дает труду А.Г.Фомина только отрицательные оценки. Правда, с одной из них и мы теперь можем согласиться. "Огромным недостатком обзора Фомина является то, - подчеркивает И.В.Новосадский, - что он, разбирая различные книговедческие теории, совершенно не анализирует определений книги, ... тогда как на самом деле рассмотрение различных определений книги в различных книговедческих теориях и их критика имеют существенное значение для выяснения самих теорий и их критики".

Как известно, аннотированию был посвящен доклад А.Г.Фомина на IIВсероссийском библиографическом съезде. Параллельно с ним свой доклад "Типы аннотации и методы аннотирования" представил И.П.Жук. Но именно А.Г.Фомин вскоре подготовил и издал первое у нас в стране монографическое пособие по аннотированию "Аннотации: Теория и практика их составления" [Л., 1929.IV, 147 с.]. Причем оно касалось наиболее трудного - аннотирования художественных произведений. Лишь спустя тридцать лет появится у нас новая методика аннотирования.

Доклад А.Г.Фомина "Методы составления библиографических указателей", а также прочитанный после него доклад О.Э.Вольценбурга "Рекомендательные указатели: (Типы и методы составления)", во многом уступающий первому, также получили положительную оценку съезда. В резолюции содержалось требование возможно скорого создания соответствующего руководства по составлению указателей, для чего обращено внимание Главнауки на необходимость ассигнования Институту книговедения средств на издание работ в этой области. Напомним, что именно этот институт и представлял А.Г.Фомин, возглавлявший секцию по изучению теории, методики и истории библиографии. Именно этот институт издал вышеназванную монографию по аннотированию. В трудах института был опубликован и доклад "Методы составления библиографических указателей" [Книга о книге. 1929. Вып. 2. С. 173-192; То же//Избранное. С. 35-50, 174-177].

В сфере библиографического поиска (тогда - разыскания) деятельность А.Г.Фомина сложилась несколько иначе. В одном и том же 1929 г. появились две работы. Сначала статья Н.Ю.Ульянинского "Библиографическое разыскание (эвристика)" в журнале "Библиография" [1929. № 1. С. 38-43], в которой было высказано сомнение в разработке такой методики этого процесса, когда бы он не превращался "в особое искусство", в привилегию избранных. Затем статья А.Г.Фомина "Библиография литературы" в "Литературной энциклопедии" [М., 1929. Т. 1. Стб. 478-489], где предлагался принципиально новый подход к библиографической эвристике, основанный на логике и хорошем знании библиографического источниковедения. Как мы теперь называем - рецептурный или типологический метод библиографического поиска.

Специальных монографического характера методик составления библиографических указателей и библиографического поиска в творческом наследии А.Г.Фомина нет. Зато есть один из лучших и по настоящее время библиографических путеводителей, который теперь можно считать классическим. Речь идет о систематическом, аннотированном указателе русских книг и журнальных работ, напечатанных в 1736-1932 гг., "Путеводителе по библиографии ... литературы". Под литературой в данном случае имеется в виду художественная и литературоведческая. Следует учитывать и другое: для А.Г.Фомина понятие "библиографический указатель" означает любое библиографическое пособие, в том числе и обзорное. Главное в следующем: из 14 разделов путеводителя два начальных носят историко-теоретико-методический характер. Первый "общий обзор библиографии, биобиблиографии и историографии литературы" содержит материалы как по Западной Европе, так и по России (дореволюционной и советской). Но наиболее примечателен второй раздел "Библиография как дисциплина вспомогательная для литературоведения". Именно в нем А.Г.Фомин дает монографическое изложение своей методики библиографии: ее определение и значение для литературоведения, роль библиографии в разных типах литературоведческой работы, типология материалов для такой работы, методы библиографического поиска.

Особенно обстоятельно изложена именно методология библиографической эвристики, так как процесс поиска является необходимой предварительной стадией для любого типа литературоведческой работы. Требования к систематизации материала, аннотированию, аппарату указателя изложены в других, охарактеризованных выше работах А.Г.Фомина. Важно, что теперь можно проследить, как практически эти требования реализуются на примере конкретного библиографического издания. В этой связи составитель "Избранного" А.Г.Фомина очень высоко оценивает значение его работ о библиографических указателях (доклад на съезде и статья в трудах НИИ книговедения), считая их "подлинными заповедями библиографа". Он хотел выпустить специальную книгу под таким же названием. Однако, узнав о намеченном выпуске пособия Е.И.Шамурина "Методика библиографической работы" [М., 1933], отказался от своего намерения.

Таким образом, IиIIВсероссийские библиографические съезды оказали свое плодотворное влияние на дальнейшее развитие советского библиографоведения. Несмотря на активное противостояние традиционным подходам, обозначенным как "буржуазные", новые, советские теории библиографии не отличались необходимой глубиной, новизной, эффективным влиянием на современную практику советской библиографии. Теоретические работы И.В.Владиславлева, Л.Н.Троповского, И.В.Новосадского и др. носят теперь лишь культурно-исторический характер, тогда как труды М.Н.Куфаева, Н.В.Здобнова и А.Г.Фомина сохраняют свою научную значимость.

И последнее. Изданные по материалам IиIIВсероссийских библиографических съездов "Труды..." представляют собой классический образец для подражания. Главное, что публикуются не только тексты приветствий, пленарных и секционных докладов, но и стенограммы обсуждения пленарных докладов, включая выступления оппонентов и заключительное слово каждого докладчика, наконец, по всем обсуждениям, в том числе и секционным, принятые резолюции съездов. К сожалению, этот образец до сих пор так и не востребован при издании материалов библиографических конференций, совещаний, "круглых столов" и т.п.

11.3. СОВЕТСКОЕ БИБЛИОГРАФОВЕДЕНИЯ В ПОСЛЕВОЕННЫЙ ПЕРИОД (ДО 70-Х ГОДОВ)

После победоносной войны вместе с восстановлением народного хозяйства началось активное возрождение и духовной культуры. Все это плодотворно сказалось на развитии советского библиографоведения. В этом процессе мы можем выделить два пика: 70-е и 90-е годы. Последний мы рассматриваем как современный, и его особенности изложены в теоретическом разделе учебника. Тем более что теперь закончилось и само существование советской системы. Поэтому основное внимание следует уделить именно 70-м годам, когда произошла смена так называемых библиографических парадигм. На смену традиционной книговедческой концепции библиографоведения, которая нашла обобщающее отражение в монографии А.И.Барсука "Библиографоведение в системе книговедческих дисциплин" (1975 г.; см. также его посмертную статью "Развитие книговедческой концепции библиографии"), пришла вторично-документальная, или документографическая. Ее основоположником стал О.П.Коршунов, она получила развитие в его работах: в монографии "Проблемы общей теории библиографии" (1975 г.), затем в теоретическом разделе учебника "Библиография: Общий курс" (1981 г.), вышедшего под его редакцией, наконец, в собственном учебнике "Библиографоведение: Общий курс" (1990 г.). Именно последний как бы завершил документографическую парадигму и положил начало новой. Какой она будет, пока лишь можно судить по трудам современных библиографов Э.К.Беспаловой, М.Г.Вохрышевой, Ю.С.Зубова, Н.А.Слядневой, В.А.Фокеева и др.

Как видим, опять противостояние двух концепций, двух школ. Но это противостояние совсем другого качества. Напомним в этой связи окончание заключительного слова И.В.Владиславлева в прениях по его докладу на IIВсероссийском библиографическом съезде: "Конечно, в разных странах особые условия будут накладывать определенный отпечаток на ту или иную школу, но в основе в наше время все-таки приходится говорить только о двух школах - о буржуазной школе книговедения и библиографии и о социалистической школе книговедения и библиографии. Необходима социалистическая школа книговедения. Я думаю, что в выполнении этой задачи прежде всего наибольшую роль придется сыграть нам, библиографам СССР; нам придется заложить основы новой социалистической школы книговедения и библиографии. Такое течение выкристаллизовывается и на Западе, но у нас оно наиболее ярко будет выявлено. Позвольте же закончить этим горячим призывом: Да здравствует научно-социалистическая школа книговедения! Да здравствует научно-социалистическая школа библиографии!" [Труды... С. 59].

В послевоенные годы в стране окончательно победившего социализма, естественно, была уже только одна - социалистическая школа библиогрфоведения. Это твердо констатирует в своей статье "Главный итог: (Советское библиографоведение за 70 лет)" Э.К.Беспалова: "Теоретическая дискуссия 50-60-х гг. внесла фундаментальные диалектико-материалистические идеи в библиографоведение. Марксистская методология стала реальным инструментом познания, активизировала теоретическую мысль, исследования книги, читателя, чтения и т.д." [Избранное. Т. 2. С. 43]. И вдруг - опять противостояние двух подходов в одной школе? В уже цитированной статье Э.К.Беспалова квалифицирует это так: от преобладания книговедческого подхода к библиографии советские специалисты переходили к системно-деятельностному ее пониманию. Все яснее осознавалось специфически предметное отношение в системе "документ-потребитель". Библиографическая наука стала рассматриваться как специфическая логика специфического предмета - библиографической практики. Но сильные позиции сохраняли и сторонники понимания библиографии в целом как науки, объект которой - книга. Для полноты картины здесь надо было бы еще и объяснить суть "книговедческого подхода". Иначе получается, что такие видные представители его, как А.М.Ловягин, Н.А.Рубакин, М.Н.Куфаев, просто игнорировали научные принципы системности и деятельности. В действительности же именно они являются пионерами их внедрения в науку о книге и книжном деле.

В этой связи прав оказался Н.В.Здобнов, который предупреждал на IВсероссийском библиографическом съезде библиографов не гоняться за идеологией. Даже марксистская, социалистическая идеология, подчеркивал он, имеет много направлений, изменчива и т.п. в своем развитии. Поэтому противостояние различных научных школ даже в рамках единой идеологии - вполне естественный процесс. Судить надо только не по ярлыкам, а по качеству научной разработки соответствующей дисциплины.

Итак, две концепции (две парадигмы) противодействуют и взаимообогающают друг друга на протяжении всего послевоенного периода развития советского библиографоведения. Это самая общая тенденция его развития. Более конкретная связана с подготовкой кадров для книжного дела и библиографии. Речь идет о необходимости создания учебника по общей библиографии, а также и по другим направлениям этой сферы деятельности (отраслевой, краеведческой, иностранной и т.п.). И здесь существовала своя парадигма; скорее, какой-то заколдованный круг. Судите сами по годам выпуска: 1957, 1969, 1981. Разница в двенадцать лет. И после каждого издания - острые и многолетние дискуссии, обычно на страницах "Советской библиографии" и других профессиональных журналов. Дискуссии, надо сказать, были интересные и плодотворные. Но каждое очередное издание представляло собой новую концепцию, порой резко отличающуюся от предшествующей, тогда как для учебника должна быть выдержана определенная стабильность.

Первой официальной учебной книгой по курсу "Общая библиография" было учебное пособие для учащихся библиотечных техникумов В.Н.Денисьева [М., 1954. 224 с. Вышло 3 изд. Об авторе см.: Сеглин Е.В., Смирнова Б.А. В.Н.Денисьев//Сов. библиотековедение. 1984. № 1. С. 105-108]. Начиналось оно с вопроса: "Что такое библиография?" По определению автора, "библиография - отрасль идеологической работы, которая занимается раскрытием содержания книжных богатств с точки зрения их идейной, научной и практической ценности и тем самым облегчает трудящимся их использование". Видимо, понимая недостаточность своего определения, автор дает еще и примечание с разъяснением двух смыслов слова "библиография": а) в смысле "библиографическое дело", "библиографическая работа", т.е. в смысле определенной отрасли научной, культурно-просветительской, агитационно-пропагандистской деятельности, б) в смысле "библиографические материалы", т.е. указатели литературы, рекомендательные списки, библиографические обзоры и т.п. Процитированное выше определение имеет в виду библиографию как определенный вид деятельности. Правда, в самом тексте пособия эти смыслы часто путаются. И вообще терминологическая четкость в этом учебном пособии далека от желаемой. Отсутствует исторический раздел, часто методика подменяется методологией и наоборот.

В то же время можно, с нашей точки зрения, отметить и некоторые интересные новации. Например, в типы библиографических характеристик произведений печати (по-современному - библиографической записи) включена рецензия и соответственно рецензирование как метод библиографической работы. По целевому назначению различаются следующие виды библиографии: а) учетно-регистрационная, б) информационная, в) критическая и г) рекомендательная. Сомнение вызывает выделение информационной библиографии. Сам автор ставит такой вопрос. Но в конечном итоге утверждает, что подобное выделение вполне оправданно, так как в отличие от государственной библиографии здесь отражаются новые произведения печати не в целях полноты учета, а выборочно. Наконец, имеется специальная глава "Методика библиографического обзора".

Вузовский учебник "Общая библиография" [М., 1957. 464 с.] впервые был подготовлен коллективом авторов с кафедр библиографии тогда Московского и Ленинградского библиотечных институтов под редакцией А.Д.Эйхенгольца. Конечно, он выглядит более фундаментально, чем учебное пособие В.Н.Денисьева, хотя бы уже по своей структуре (четыре раздела) и объему (больше в 2 раза). Первый раздел "Введение в библиографию", посвященный задачам, принципам, методам и видам советской библиографии, написан М.А.Брискманом. Библиография здесь определяется "как вспомогательная дисциплина, изучающая произведения печати под углом зрения возможности содействия их распространению и использованию". Среди четырех основных способов библиографической записи, как и у В.Н.Денисьева, выделяется рецензия и соответственно рецензирование.

Различия в подходах особенно наглядно проявляются не только в определении библиографии, но и в ее типологии. М.А.Брискман по назначению выделяет три основных вида библиографии, исключая информационную, но дает другую последовательность их, в отличие от В.Н.Денисьева: 1) учетно-регистрационная, 2) рекомендательная, 3) критическая, - хотя ссылается на результаты исторического развития библиографии. Как известно из истории и дореволюционной, и советской библиографии, рекомендательная основывается на критической, а не наоборот. В то же время можно согласиться с двумя важными положениями М.А.Брискмана. Во-первых, правильнее рассматривать "информационную библиографию" лишь как разновидность учетно-регистрационной. Во-вторых, нет необходимости в использовании понятия "научно-вспомогательная библиография" (или "библиография в помощь научной работе"), так как эти функции присущи всем видам библиографии, что, собственно, вытекает из его определения библиографии.

Говоря о принципах советской библиографии, М.А.Брискман рассматривает только один - принцип коммунистической партийности. В этом отношении надо отдать приоритет учебному пособию для техникумов. Здесь возводится в принцип сама "преемственная связь советской библиографии с передовыми направлениями русской дореволюционной библиографии" [ В.Н.Денисьев. С. 14]. Тем самым, может быть, впервые за долгие годы развития советского библиографоведения устраняется прежнее вульгарно-социологическое противопоставление между русской дореволюционной и советской библиографией. И это следует считать не отступлением от господствующей идеологии, а, наоборот, научным углублением ее в специфическом предмете - библиографии. Затем характеризуется принцип партийности и, наконец, вводится еще один основной принцип советской библиографии - "демократизм, ее направленность на помощь народу в выборе и чтении лучшей литературы". Зато в вузовском учебнике разнообразнее представлена библиографическая методология, которая включает отбор литературы, библиографическое разыскание, библиографическую характеристику, группировку сведений о произведениях печати.

В любом случае сам факт выхода в свет вузовского учебника "Общая библиография" следует считать важнейшим достижением советского библиографоведения. Более того, и он, и вышедшее ранее учебное пособие для техникумов явились своего рода стимулятором для активизации научной разработки библиографоведения. На страницах книговедческой печати, прежде всего журнала "Советская библиография", началась острая дискуссия. Правда, Э.К.Беспалова считает, что подлинное начало этой дискуссии относится еще к концу 40-х годов. Им стало выступление профессора политэкономии И.Г.Маркова в 1947 г. на заседаниях ученого совета Московского библиотечного института, на страницах многотиражной газеты "Библиотечный авангард" и в 1948 г. - в "Трудах" института (вып. 4) по вопросу о предмете и методе библиографии. По ее мнению, состояние библиографической теории было настолько застойным, что нужно было вмешательство "человека со стороны", хорошо владевшего Марксовой теорией человеческой деятельности, позволявшей показать, что в библиографии, как в любом другом виде деятельности, есть предметно-практическая и научная формы труда. И.Г.Марков ввел для обозначения теории библиографии термин "библиографоведение" [ Беспалова Э.К. Избранное. Т. 2. С. 42-43].

Суть не в сроках, а в характере и полученных в ходе дискуссии результатах. По оценке Э.К.Беспаловой, результаты этой дискуссии показали, что в советском библиографоведении сложились основные факторы, свидетельствующие о новом этапе развития теории. Началась концептуальная перестройка. Изменилась исследовательская проблематика в связи с уточнением объекта и предмета библиографии. Появились новые приемы исследования на базе расширения общенаучной методологии и использования новых источников получения знания. Наметились существенные изменения в организации научной работы [Там же. С. 43].

Столь активное участие и влияние на ход научного развития библиографии со стороны книговедческой общественности ("незримых научных коллективов") следует считать третьей основополагающей тенденцией. Естественно, пальму первенства здесь имели библиотековеды, для которых различного рода совещания, конференции, активы и т.п. стали традицией еще в довоенные годы. Теперь подобные мероприятия начались с Всероссийского совещания библиотечных работников в 1948 г. и Актива библиотечных работников в 1952 г. Среди других широко обсуждались проблемы библиографического обслуживания, рекомендательной библиографии. Последней затем посвящались специальные конференции и совещания в 1961, 1965 и 1972 гг. И вообще количество таких мероприятий по ведущим проблемам библиотечно-библиографической деятельности таково, что только их перечисление в списке "Конференции и совещания библиотечных работников СССР" за 1960-1985 гг. занимает более 20 страниц печатного текста [Сов. библиотековедение. 1986. № 1. С. 74-83; 1987. № 1. С. 74-83; № 2. С. 80-83].

От библиотековедов не отставали в этом отношении и представители книговедения, которое переживало в это время "второе рождение". Первым и важным шагом на пути консолидации научно-книговедческой общественности стало издание с 1959 г. продолжающегося сборника "Книга. Исследования и материалы". Именно редколлегия этого сборника на своем расширенном заседании организовала первую дискуссию по проблемам книговедения [подробнее см.: Книга. Исслед. и материалы. 1960. Сб. 2. С. 390-421].

Она состоялась 29 февраля 1959 г. Присутствовали преподаватели соответствующих кафедр (книговедения) МПИ и МГУ, работники издательств, библиотек, ВКП и др. Докладчик - чл.-кор. АН СССР А.А.Сидоров: "Некоторые методологические вопросы советского книговедения". Будучи теоретиком искусства книги, с этих позиций он и подходил к определению "книговедения как науки об изучении книги как предмета или объекта культуры".

А.А.Сидоров выделил две линии в понимании науки о книге: одна - конструктивистская (техническая, технологическая, полиграфическая), другая - как "памятник общественного литературного труда", "с точки зрения ее содержания". В этой связи в первых двух выпусках сборников "Книга", по его мнению, нет "самой книги". Если книговедение - наука, если книговедение есть не просто механическая сумма различных отраслей знания о книге, а органическая совокупность их, то в сборниках необходимо указать, что в книговедении, т.е. в науке, посвященной изучению книги, перед нами стоит задача обобщения, установления закономерностей, установления главных, существенных черт, объединяющих все те многообразные вопросы, о которых говорится в статьях сборников. Пока этого нет, нет и науки, а есть только материалы, только наличие констатаций. В заключение А.А.Сидоров еще раз подчеркнул необходимость освещения в сборниках "Книга" "больших методологических вопросов, без решения которых книговедение наукой не станет, а останется только конгломератом интереснейших тем и проблем".

В ходе прений были высказаны самые противоречивые мнения. Чаще всего со ссылками на известную концепцию Н.М.Лисовского отмечалось, что пока книговедение не носит характера единой науки, а больше - своеобразная система знаний, объединенных внешне, по предметному признаку, аналогичная системам "географии", "медицины", "искусствоведения". Другие же отстаивали точку зрения книговедения как единой науки.

О тесной связи книговедения с библиографией как наукой говорили, например, такие известные уже тогда библиографы, как Е.И.Шамурин и Б.С.Боднарский, историки книги Н.П.Киселев и Н.Г.Малыхин. С точки зрения наметившегося противостояния книговедения и библиографоведения интересно несколько прямолинейное выступление Б.С.Боднарского, тогда профессора Московского государственного библиотечного института. По его мнению, в отношении изучения книговедения вырисовывается картина довольно безотрадная. В некоторых библиотечных институтах проповедуют, что никакого книговедения нет и быть не может, так как-де "книговедение" - это простой конгломерат совершенно различных и нередко чуждых друг другу дисциплин, имеющих лишь формальную связь с книгой. С другой стороны, в органе нашей государственной регистрации - "Книжной летописи" - книговедение стоит в одном ряду с библиографией. Заслуживает сожаления, что в названии сборников опущено слово "книговедение".

Аналогичную конференцию по проблемам книговедения редакция сборника "Книга. Исследования и материалы" организовала затем в 1964 г. Но главное - в 1971 г. состоялась IВсесоюзная научная конференция по проблемам книговедения (такие конференции регулярно проводятся вплоть до наших дней). Она была организована по инициативе Научного совета по истории мировой культуры АН СССР, Всесоюзной книжной палаты и Московского полиграфического института. В работе конференции приняли участие представители научно-исследовательских организаций, высших учебных заведений, издательств, республиканских книжных палат, библиотек, книготорговых организаций и научно-информационных центров. Было прослушано 7 докладов и 27 сообщений [подробнее см.: МатериалыIВсесоюзной научной конференции по проблемам книговедения. М., 1971. 164 с.].

Основной доклад "Советское книговедение на современном этапе и его актуальные задачи" был сделан известными советскими книговедами Н.М.Сикорским и А.И.Барсуком. Основное внимание в докладе было уделено проблеме определения специфики книговедения, его оптимальной структуры и места в системе других наук. В качестве главных подходов в трактовке книговедения утверждались комплексный и функциональный: "Книговедение как комплексная общественная наука о книге и книжном деле объединяет группу родственных научных дисциплин, обобщающих исторический и современный опыт разных областей книжного дела... Родство книговедческих дисциплин обусловлено общностью их объекта и функционального подхода к нему (с позиций предполагаемого, фактического или потенциального читателя)". Среди других большой интерес вызвал доклад И.Е.Баренбаума "Место библиотековедения и библиографоведения в системе книговедения". В нашем случае важно, что докладчик выделяет четыре подхода в интерпретации поставленной проблемы: 1) книговедческий, 2) информационно-документалистский, 3) психолого-педагогический и 4) социально-культурный. Но свое предпочтение отдает книговедческой точке зрения, опираясь на которую пытается проанализировать содержание, объект, предмет и метод библиотековедения и библиографоведения, аргументировать их естественное положение в системе книговедения.

И.Е.Баренбаум выдвигает в качестве основного метода книговедения функ-циональный, считая, что именно он предопределяет и другие свойственные ему специфические методы: 1) библиографический (изучение - анализ и оценка произведений письменности и печати на основании их "внешних" данных); 2) типографический; 3) аналитико-тематический и типологический методы. По его мнению, функциональный и прочие методы книговедения находят широкое применение во всех областях книговедческого цикла, в том числе в библиографоведении. Именно функциональный подход, по справедливому утверждению И.Е.Баренбаума, лежит в основе разграничения видов библиографии по их общественному назначению.

Важно, что уже эта первая всесоюзная конференция положила начало построению системной науки о книге и книжном деле. Последующие не только укрепили это стремление, но и обогатили книговедение новыми идеями. Начиная уже со второй в составе конференций по проблемам книговедения работали секции, в том числе такие возможности были предоставлены и специалистам по библиографии.

В совокупности всех рассмотренных тенденций к началу 70-х годов и был подготовлен определяющий пик в развитии совет-ского библиографоведения. Было до конца осознано, что развитие науки невозможно без исторических обобщений в ее предмете. В этом отношении необходимо говорить об определенных достижениях. Прежде всего были выпущены три издания монографии Н.В.Здобнова "История русской библиографии до начала XXв." (1944-1955 гг.), а также его "Синхронистические таблицы русской библиографии" (1962 г.). Более того, труды Н.В.Здобнова получили дальнейшее продолжение в монографии М.В.Машковой "История русской библиографии началаXXв. (до октября 1917 г.)" (1969 г.). Наконец, была издана "Хрестоматия по русской библиографии сXIв. по 1917 г." С.А.Рейсера (1956 г.). Как можно судить по дате выпуска, хрестоматия для вузовского курса "Общая библиография" вышла в качестве учебного пособия даже раньше самого вузовского учебника.

Своеобразным углублением необходимой для научного исследования истории русской библиографии источниковедческой базы стал выпуск издательством ВКП, а с 1963 г. - издательством "Книга" биографической серии "Деятели книги". К настоящему времени вышли книги о И.Ф.Масанове (1946 г.), Л.Н.Троповском (1948 г.), В.И.Межове (1949 г.), А.Г.Фомине (1949 г.), А.Д.Торопове (1951 г.), Н.М.Лисовском (1953 г.), Н.В.Здобнове (1959 г.), А.В.Мезьер (1962 г.), К.Н.Дерунове (1963 г.), Х.Д.Алчевской (1963 г.), Б.С.Боднарском (1963 г.), Ф.Г.Толле (1964 г.), С.А.Венгерове (1964 г.), Е.И.Шамурине (1970 г.), Н.А.Рубакине (1972 г.), Л.Б.Хавкиной (1973 г.), И.В.Владиславлеве (1978 г.), Г.Н.Геннади (1981 г.) и др. Издание серии продолжалось, но в нее попадали уже преимущественно не теоретики, а практики (издатели, книгособиратели и т.п.).

Примечательно, что именно в 70-е годы эта серия получила своеобразное дополнение и содержательное углубление. С 1972 г. издательство "Книга" стало выпускать еще одну серию - "Труды отечественных книговедов", затем переименованную в "Труды деятелей книги". Последнее название прямо показывает взаимосвязь новой серии с прежней биографической. Но персональной взаимосвязи нет. Как и в первом случае, выбор деятелей книги был случаен. И все же издание ее следует считать существенным вкладом в развитие советского библиографоведения. Прежде всего специалисты, а также аспиранты и студенты вузов получили доступ к творческому наследию таких видных книговедов и библиографов, как В.С.Люблинский (1972 г.), А.А.Сидоров (1972 г.), К.Н.Дерунов (1972 г.), А.Г.Фомин (1975 г.), Н.А.Рубакин (1975 г.), П.Н.Берков (1978 г.), О.С.Чубарьян (1979 г.), К.Р.Симон (1984 г.), Д.Д.Иванов (1986 г.), Ю.В.Григорьев (1989 г.) В этом ряду лишь один иностранный автор - Х.Кунце, крупнейший библиотековед ГДР. Именно с издания его "Избранного" (1983 г.) серия стала называться "Труды деятелей книги". Еще одно серьезное исключение связано с изданиями трудов Н.А.Рубакина. Во-первых, его избранное выпущено в двух томах, а во-вторых, в серию вошла его монография "Психология читателя и книги" [М., 1977. 264 с.]. Сразу же возникает вопрос, а почему бы в эту серию тогда не включить научные монографии и других выдающихся отечественных библиографов? Но пока издание и самой серии в виде "Избранного", и монографий остается проблематичным.

Главное в другом - изданием монографии М.В.Машковой "История русской библиографии начала XXв. (до октября 1917 г.)" была завершена научная разработка многовековой истории русской дореволюционной библиографии. "Светлой памяти выдающегося русского библиографа Николая Васильевича Здобнова посвящает эту книгу автор" - таков был эпиграф монографии. И мы можем констатировать, что именно теперь открылись новые возможности в научной разработке истории русской библиографии, когда в результате трудов Н.В.Здобнова и М.В.Машковой она получила итоговое завершение. В любом случае освоение творческого наследия, уже в большей мере советского периода, выдающихся деятелей отечественной библиографии является актуальной задачей.

В этой связи важно не отрывать историю нашей библиографии от зарубежной, что всегда было в традициях русской библиографии - начиная от В.Г.Анастасевча и В.С.Сопикова. Эта традиция была продолжена и в годы советской власти. Уже в довоенные годы были опубликованы три работы, пусть фрагментарные и не во всем законченные, но сыгравшие свою важную роль. Речь идет о книгах А.И.Малеина "Краткий очерк истории иностранной библиографии" [Л., 1925. 39 с.], А.И.Калишевского "Иностранная библиография" [М., 1926. 55 с.], М.Н.Куфаева "Иностранная библиография. Краткий очерк развития и современное состояние" [М., 1934. IV, 276 с.]. Одновременно с ними приступил к научной разработке иностранной библиографии К.Р.Симон (1887-1966). В 60-е годы вышла в свет его фундаментальная монография, переведенная затем на все европейские языки, - "История иностранной библиографии" [М., 1963. 736 с.]. Позже он оказал активное влияние на развитие системы ГСНТИ, опубликовав совместно с Г.Г.Кричевским статью "Советская реферативная периодика и ближайшие задачи ее организации" [Вестн. АН СССР. 1952. № 9. С. 80-91]. Статья была вскоре издана за рубежом: в Польше (1953) и Англии (1954).

История библиографии, естественно, тесно связана с теоретическим обобщением ее и разработкой методики библиографической деятельности. В последнем случае период 50-60-х годов был особенно плодотворным. Наиболее существенный вклад внесли Е.И.Шамурин и П.Н.Берков. Первый [подробнее см.: Масанов Ю.И., Грачева И.Б. Шамурин Е.И. (1889-1962). М., 1970; Крылова Т.Д. Основные проблемы общей теории библиографии в трудах Е.И.Шамурина: Автореф. дис. ... канд. пед. наук. Л., 1984. 14 с.; Яковлев А.Я. Евгений Иванович Шамурин как книговед: К 100-летию со дня рождения//Книга. Исслед. и материалы. 1989. Сб. 59. С. 137-145] является автором до сих пор единственной монографии "Методика библиографической работы" [М., 1933. 295 с.]. Примечательно, что А.Г.Фомин по своему библиографическому опыту уже был готов создать подобный труд, но, узнав о намеченном выпуске пособия Е.И.Шамурина, отказался от своего намерения [Избранное. С. 6]. В такой обобщающей постановке подобных изданий пока нет. Е.И.Шамурин стал автором другой новаторской работы - "Очерки по истории библиотечно-библиографической классификации" (1955-1959 гг.). Она стала обобщающим шагом для создания советской "Библиотечно-библиографической классификации" (ББК), издание которой в базовом варианте началось в 1960 г. Одновременно Е.И.Шамурин опубликовал еще одну методическую работу - "Методика составления аннотаций" [М., 1959. 230 с.]. В определенной мере дальнейшим развитием методических работ Е.И.Шамурина следует считать практическое руководство М.А.Брискмана и М.П.Бронштейн "Составление библиографических пособий" (1964 г.), позднее вышедшее двумя изданиями (1969 и 1974 гг.) в качестве учебного пособия, а также методическое пособие М.В.Истриной "Аннотирование произведений печати" (1981 г.).

Как мы уже отмечали, П.Н.Берков [подробнее о нем см.: Берков П.Н. Избранное. М., 1978. 264 с.; Павел Наумович Берков (1896-1969). М., 1982. 153 с.; Лихачев Д.С. Павел Наумович Берков//Прошлое - будущему. Л., 1985. С. 490-514] сыграл важную роль в формировании советского книговедения, особенно такого направления этой науки, как история книги. В общем можно считать, что его работы в трудах Института книги, документа и письма "Развитие истории книги как науки" (1931 г.) и "Предмет и объем истории книги как науки" (1936 г.) стали основополагающими для советского книговедения. К послевоенному времени относится его важнейший труд "Библиографическая эвристика. К теории и методике библиографических разысканий", заложивший основы научной разработки процесса библиографического поиска. Дальнейшее развитие этот труд получил затем в монографических публикациях А.И.Черного "Введение в теорию информационного поиска" (1975 г.) и А.В.Соколова "Автоматизация библиографического поиска" (1981 г.).

В определенной мере рассмотренные работы по истории и методике библиографии 50-60-х годов обеспечили соответствующий взлет развития научно-библиографической мысли. За отсутствием специальных монографических работ по теории библиографии в это время таковой можно считать теоретический раздел "Введение в библиографию" второго издания вузовского учебника "Библиография: Общий курс" (1969 г.) под редакцией М.А.Брискмана и А.Д.Эйхенгольца. Автор первой главы "Библиография и ее общественная роль" И.В.Гудовщикова считает, что одним из важных вопросов теории библиографии является определение самого этого понятия. В то же время она выражает лишь надежду, что совместными усилиями будет выработано в перспективе "полное и точное, подлинно научное определение понятия "библиография". А пока "библиография - пособие, библиография - деятельность, библиография - наука. Все это взаимодополняющие и взаимосвязанные явления, лишь в своем единстве составляющие библиографию".

В методологическом плане соответствующая глава, написанная М.П.Бронштейн, ограничена лишь частными методами библиографии - библиографическое разыскание, отбор литературы, библиографическая характеристика и группировка литературы. Другими словами, ничего особенно нового, по сравнению с предшествующим учебником 1957 г., не привносится.

В развернувшейся после выхода названного учебника в свет дискуссии основные споры велись о видовой классификации библиографии и о положенном в ее основу типологическом признаке. Одни специалисты выступали за "целевое назначение", другие - за единство целевого и читательского назначения, третьи ( Б.А.Смирнова) - за "общественные функции, общественные запросы и потребности", четвертые (А.И.Барсук) - за "потребности определенных сторон человеческой деятельности" и т.д. Необходимое единство так и не было достигнуто. Сказывалось отсутствие общей теории библиографии. И она появилась в середине 70-х годов. Но прежде необходимо указать еще на две определяющие тенденции в развитии советского библиографоведения.

О трех из них мы уже говорили выше. Четвертая тенденция связана с появлением нового научного направления в цикле так называемых информационно-коммуникативных наук. В нашу страну оно пришло из-за рубежа и обусловлено необходимостью компьютеризации общества, внедрением самых современных достижений информационных технологий - АИС. Речь идет об информатике (иначе - документации, документалистике, документоведении и т.д.) в нашем отечественном исполнении. Как известно, ее научное обоснование впервые осуществлено в громадной "обогатительной фабрике" научной литературы под названием ВИНИТИ. Академик А.Н.Несмеянов в предисловии к первому изданию монографии "Основы научной информации" [М., 1965] подчеркивал: "Быстрое развитие научно-информационной деятельности с неизбежностью ведет к ее обособлению и выделению в самостоятельную область. Научно-информационная деятельность существует так же давно, как и сама наука. Но до последнего времени ее методы и средства разрабатывались в сфере разных научных дисциплин. Не случайно поэтому, что при формулировании своего предмета и метода научная информация широко использует достижения других наук" [ Михайлов А.И., Черный А.И., Гиляревскй Р.С. Основы информатики. 1968. С. 7. Выделено нами. - А.А.Г.].

Другими словами, информатика эффективно, в отличие от традиционных информационных наук, использовала их достижения. В частности, судя по второму, переработанному и дополненному изданию названной монографии, в объект информатики попали все издания, которые изучали ранее книговедение ("первичные документы и издания") и библиографоведение ("вторичные документы и издания"). Но самое главное - та самая библиографическая методология, которую ранее развивало именно библиографоведение, согласно уже имеющимся вузов-ским учебникам: библиографическое описание, классификация (систематизация), предметизация, аннотирование, реферирование. Пропало лишь рецензирование и обозрение, но это - дело времени. Уже в новой монографии тех же авторов (1976 г.) появились новые категории - "информационные издания" и "подготовка научных обзоров".

Суть в другом. Советское библиографоведение отдало советской информатике свои собственные достижения, свой объект и предмет, методологию и даже научный язык - терминологию. И здесь самое время сказать об очередной исторической тенденции в развитии советского библиографоведения и вообще системы информационно-коммуникативных наук. Речь в данном случае идет о разработке СИБИД - системы стандартов по информации, библиотечному и издательскому делу, которая сменила ранее выходившую серию "Система информационно-библиографической документации". Теперь слово "библиография" из заглавия серии исчезло, но в основном эти ГОСТы являются библиографическими. Главные из них: в первой редакции - ГОСТ 16447-70 "Издания. Термины и определения основных видов"; ГОСТ 16448-70 "Библиография. Термины и определения"; ГОСТ 7.9-70 "Реферат и аннотация"; во второй редакции - ГОСТ 7.0-77 "Библиография. Термины и определения"; ГОСТ 7.1-76 "Библиографическое описание произведений печати"; ГОСТ 7.9-77 "Реферат и аннотация".

С точки зрения развития советского библиографоведения особое значение имели так называемые терминологические стандарты - ГОСТ 16448-70 и 7.0-77 "Библиография. Термины и определения". В этом отношении уже были определенные опыты. В частности, Е.И.Шамурин выпустил "Словарь книговедческих терминов" (1958 г.), а в 1968 г. посмертно издан, пусть и в незаконченном варианте, терминологический словарь К.Р.Симона "Библиография. Основные понятия и термины". В отличие от ГОСТов как официальных и нормативных документов терминологические словари носят рекомендательный характер. Но все они, как и вообще справочные издания (справочно-энциклопедическая литература), являются своего рода лакмусовой бумажкой, отражая достигнутый уровень развития соответствующей науки. В частности, ГОСТ 16448-70 впервые в истории отечественной библиографии официально ввел само название соответствующей науки - "библиографоведение", закрепил ряд терминов для обозначения видов библиографии, процессов библиографической деятельности, видов библиографической продукции, библиографической записи и ее элементов, вспомогательных указателей.

Таким образом, в начале 70-х годов сложились необходимые условия для появления теоретических трудов по библиографоведению. И они были изданы в 1975 г., сразу два: Барсук А.И. Библиографоведение в системе книговедческих дисциплин; Коршунов О.П. Проблемы общей теории библиографии. Началась очередная дискуссия. Главная задача - определить научную обоснованность предлагаемых концепций библиографоведения. А.И.Барсук свою "информационно-книговедческую концепцию библиографии" изложил на состоявшейся в 1974 г. IIВсесоюзной научной конференции по проблемам книговедения [см.: Актуальные проблемы книговедения: Сб. науч. тр./ГБЛ. М., 1976. С. 5-17]. Но уже тогда, ссылаясь на монографию О.П.Коршунова, он оговаривал, что "наметились две концепции библиографии, одну из которых можно назвать информационной, а вторую - книговедческой. Специалисты порою мыслят их как взаимоисключающие или противостоящие друг другу ... В действительности же названные концепции, отражая разный подход к объекту, дополняют и обогащают друг друга" [Там же.С. 5. Выделено нами. - А.А.Г.).

Мы обращаем внимание на доклад А.И.Барсука потому, что он носил программный характер. Именно в нем уже заложены необходимые основания для формирующейся в то время библиографической парадигмы, нашедшей затем развитие в известных монографиях самого А.И.Барсука и О.П.Коршунова, а далее в двух изданиях вузовских учебников: "Библиография. Общий курс" под редакцией О.П.Коршунова и "Библиографоведение. Общий курс" самого О.П.Коршунова. Таким образом, мы хотели бы подчеркнуть вклад А.И.Барсука, а не только О.П.Коршунова, в разработку библиографической парадигмы. Более того, под явным влиянием А.И.Барсука была разработана очередная редакция терминологического ГОСТ 7.0-77 "Библиография. Термины и определения". Наконец, в том же году вышла совместная работа А.И.Барсука и О.П.Коршунова "Советское библиографоведение: Состояние, проблемы, перспективы" [М., 1977. 108 с.]. В ней подведены итоги развития библиографической мысли за предшествующие 15-20 лет, охарактеризовано современное состояние советского библиографоведения (середина 70-х годов) и высказаны соображения о главных направлениях его дальнейшего развития.

11.4. СОВЕТСКОЕ БИБЛИОГРАФОВЕДЕНИЕ В 70-80-Х ГОДАХ

По разным причинам концепция советского библиографоведения в интерпретации О.П.Коршунова получила приоритет и стала основой библиографической парадигмы 70-80-х годов. Только на страницах журнала "Советская библиография" на монографию О.П.Коршунова было опубликовано в течение 1976-1978 гг. одиннадцать рецензий [завершение дискуссии см.: От редакции//Сов. библиогр. 1978. № 2. С. 77-80]. Выступили такие известные по тем временам библиографы, как (в хронологии публикаций) А.И.Барсук, Э.И.Беспалова, И.Е.Баренбаум, Д.Ю.Теплов, Ю.М.Тугов и др. Мнения были различными, но в конечном итоге концепция О.П.Коршунова получила поддержку. Свидетельство тому- выход в свет под редакцией О.П.Коршунова третьего вузовского учебника "Библиография. Общий курс" (1981 г.), затем и третьей редакции терминологического стандарта ГОСТ 7.0-84. Решающую роль в отборе и определении основных библиографических категорий сыграл О.П.Коршунов [см. его статьи в сб.: Библиография: Теория, методология, методика. С. 110-164]. И опять - дискуссия по вопросам общей библиографической информации 1982-1986 гг. преимущественно в журнале "Советская библиография" [см.: От редакции//Сов. библиогр. 1986. № 1. С. 50-54), а затем вообще о проблемах библиографической науки 1987-1989 гг. [см.: От редакции//Сов. библиогр. 1989. № 3. С. 44-45].

В первом случае сам автор подвел основные итоги дискуссии в статье "Анализ некоторых результатов разработки теории библиографической информации", которая была специально написана для его сборника "Библиография: Теория, методология, методика". Естественно, О.П.Коршунов постарался отвести все поступающие в его адрес упреки. Ответом на вторую из названных дискуссий (1987-1989) можно считать появление нового вузовского учебника под единоличным авторством О.П.Коршунова "Библиографоведение: Общий курс" (1990 г.), где лишь с небольшими уточнениями изложена его концепция. Нам довелось, пусть косвенно, участвовать в дискуссии о библиографической информации. Редакция "Советской библиографии" попросила интервью и публикацию какого-либо материала, разрабатываемого по библиографии [см.: Непогрешимость или истина?//Сов. библиогр. 1988. № 2. С. 16-29]. Естественно, в публикации были высказаны и некоторые принципиальные замечания в адрес учебника под редакцией О.П.Коршунова и ГОСТ 7.0-84. Ответом была статья и с ироническим названием "Чтение с закрытыми глазами" [Сов. библиогр. 1988. № 3. С. 20-28], и с ироническим содержанием. Все наши замечания были отвергнуты безапелляционно.

Но к концу 80-х годов ситуация относительно разработки научных основ библиографоведения существенно изменилась, и не в пользу концепции О.П.Коршунова. Мы здесь говорим лишь о самых примечательных явлениях. В частности, первое из них связано с тем, что вторично-документальное библиографоведение явно отдало на откуп информатике многие достижения отечественной библиографии. Это отмечал уже в цитированном выше докладе А.И.Барсук, подчеркивая, что информатика стала считать своим объектом научно-вспомогательную библиографию и специальную (отраслевую) библиографию. Еще раньше это осознали за рубежом. Правда, в так называемых капиталистических странах теоретического и практического противостояния между традиционными и новыми научными дисциплинами не существовало. Например, во Франции одну из обобщающих наук в системе информационного цикла так и называют "библиологией" ( Р.Эстиваль и др.). В восточноевропейских социалистических странах, где влияние советской информатики было сильным, это противостояние особенно остро ощущалось. Так, немецкий ученый (тогда ГДР) Х.Кунце все-таки предлагал исходить из трех главных положений - концепции объединения, взаимосвязи, взаимодействия [Избранное. С. 205. Цитируются фрагменты из его фундаментального труда "Основы учения о библиотеке", вышедшего в третьем полностью переработанном издании в 1966 г. Впервые - 1958 г.]. Он справедливо считал, что дискуссия по этому поводу еще не завершилась. "Документацию загнали в угол, но еще нельзя с определенностью сказать, что выработано единое мнение. "Документация", "документалистика", "информационная наука", "информатика", "информатология", "научная информация", "специальная информация", "информационно-документационная наука" - вот круг понятий, вовлеченных в международную дискуссию" [Там же. С. 201-202].

В этой связи Х.Кунце рассматривает несколько точек зрения на документацию. Так, Международный институт документации (такое название в 1931 г. получил Международный библиографический институт) в том же году предложил следующее определение: "Документировать - это собирать, систематизировать и раскрывать содержание разного рода документов, существующих во всех областях человеческой деятельности" [Там же . С. 199]. Правда, это определение Х.Кунце связывает с расширением функций научных библиотек. Мы, со своей стороны, видим в нем функциональную основу библиографии. Но важно другое: более близкое к библиографии определение документации дали советские ученые в "Основах информатики" [1968. С. 43]. По мнению авторов ( А.И.Михайлов, А.И.Черный, Р.С.Гиляревский), одной из основных задач документации (у авторов - "научно-информационной деятельности") является способность быстро отражать новые сведения, объединять разрозненные материалы, обобщать информацию, содержащуюся в опубликованных и неопубликованных документах, отвечать на узкоспециальные и многоаспектные запросы. Но низведение информатики лишь к науке о научно-информационной деятельности сильно сокращало предмет ее познания. Не случайно авторы предисловия немецкого (ГДР) перевода "Основ информатики" в 1970 г., по оценке Х.Кунце, отмежевались от термина "информатика", а остановились на более широком обозначении - "информационно-документальная наука" [Избранное. С. 202].

Сложившуюся ситуацию образно выразил чешский библиотековед Я.Дртина, говоря о золотой монете, "которая лежала на пороге библиотек и которую подняла документация". Последняя, по его словам, стала "богатством, которое библиотеки потеряли..." [Цит. по кн.: Кунце Х. Избранное. С. 203]. Х.Кунце делает в общем справедливый вывод: "Узость понятия "документация", с одной стороны, и многозначность - с другой, привели к тому, что теоретики в этой области обратились к термину "информация" [Там же. С. 201]. Именно поэтому, по его оценке, все чаще предпринимаются попытки более четко определить содержание понятия "информация". При этом делается упор на актуальность документации (новейший уровень познания), указывается на ее методы, а также на связь информационной науки с документационной, с одной стороны, и с библиотечной наукой, в особенности библиографией, - с другой. Это мнение содержится в многочисленных фундаментальных трудах, а также в большом числе отдельных статей" [Там же. С. 200. Выделено нами. - А.А.Г.].

Мы бы сюда отнесли и труды О.П.Коршунова. В этом отношении примечательны две рецензии на его труды. Первая - "Итог развития библиографоведения" [Сов. библиогр. 1982. № 3. С. 49-57] - написана Ю.А.Чяпите по поводу вузовского учебника "Библиография. Общий курс" (под ред. О.П.Коршунова) и лишний раз подчеркивает парадигматический характер библиографической концепции О.П.Коршунова. Вторая принадлежит известному советскому информатику Р.С.Гиляревскому и под многозначительным названием "Информационная концепция библиографии" [НТИ. Сер. 1. 1991. № 3. С. 27-28] была посвящена тому же вузовскому учебнику О.П.Коршунова. Эта рецензия отмечает как бы переориентацию советского библиографоведения с книговедения на информатику (документацию и т.п.). По нашему мнению, такая переориентация загоняла советское библиографоведение в тупик вспомогательности и вторичности, от чего оно пыталось уйти на протяжении десятилетий и даже веков.

Реакция библиографоведов и книговедов не заставила себя ждать. В частности, А.И.Барсук в уже цитированном докладе отметил стремление некоторых советских библиографов как-то изменить ситуацию в пользу традиционного библиографоведения. Речь шла об идее А.В.Соколова и его сторонников сформировать новую научную дисциплину - социальную информатику [подробнее см.: Социальные проблемы информатики: Сб. ст. Л., 1974. 55 с.; Соколов А.В., Манкевич А.И. Информатика в перспективе (К вопросу классификации видов информации и системы наук коммуникативного цикла)//НТИ. Сер. 2. № 10. С. 5-9; Зазерский Е.Я., Манкевич А.И., Соколов А.В. Актуальные проблемы информационного обслуживания//Б-ки СССР. 1972. Вып. 54. С. 74-87; По поводу концепции социальной информатики//Сов. библиогр. 1976. № 1. С. 36-42; "Мне кажется, я подберу слова..."//Там же. 1989. № 1. С. 6-18. Интервью с А.В.Соколовым и фрагмент его учебного пособия "Социальная информатика"; Урсул А.Д. Социальная информатика: две концепции развития//НТИ. Сер. I. 1990. № 1. С. 2-8]. По мнению авторов указанных публикаций, предметом общей теории социальной информации выступают структура и свойства всех видов социальной информации, процессы ее формирования и функционирования, а также закономерности информационного обслуживания общества.

А.И.Барсук сочувственно отнесся к такого рода выступлениям, хотя и считал необходимым уточнить ряд положений. Особенно резко он выступал против того, чтобы называть общую теорию социальной информации "генерализирующей наукой". По его мнению, такую научную дисциплину следует осмысливать не как "науку наук", а как метатеорию для общественных наук "интердисциплинарного", "комплексного", "обслуживающего" характера. К ним он относит информатику, науковедение, книговедение, теорию массовых коммуникаций и некоторые другие. Особо А.И.Барсук подчеркивал то положение, что потребность в метатеории и ее формирование - это отнюдь не свидетельство "сводимости", "взаимопоглощения", "взаиморастворения" тех или иных наук и возникновения единой заменяющей их науки [Актуальные проблемы книговедения. 1976. С. 14-16]. Видимо, А.В.Соколов прислушался к мнению А.И.Барсука и в очередной статье "Объекты и предметы библиотековедения, библиографоведения и информатики" [Связь библиотечно-библиографических дисциплин с информатикой. Л., 1982. С. 10-46], судя по подзаголовку, предложил именно "метатеоретический анализ" поставленной проблемы. Наконец, сами информатики стали выступать за более широкое понимание своей науки (см., например, уже цитированные работы акад. А.П.Ершова).

В начале 90-х годов журнал "Советская библиография" за организованным "круглым столом" попытался найти ответ на вопрос о состоянии сложившейся тогда библиографической парадигмы [обзор выступлений см.: Кризис или расцвет//Сов. библиогр. 1991. № 3. С. 33-66]. О ситуации можно судить уже по заголовкам некоторых выступлений: "Нормальная наука библиографоведение" ( Э.К.Беспалова), "Альтернатива - гибель культуры" ( Ю.А.Шрейдер), "С позиций деятельности и культуры" ( М.Г.Вохрышева), "Нужны поиски исходного пункта целостного подхода" ( Ю.М.Тугов), "Новая технология - обновленная теория" (Р.С.Гиляревский), "На позициях вспомогательности" (О.П.Коршунов), "Уйти от вспомогательности" (А.А.Гречихин), " Парадигму определит информатизация общества" ( Ю.С.Зубов).

И здесь самое время сказать еще об одном "круглом столе" [подробнее см.: В центре внимания - методология//Библиогр. 1998. № 3. С. 34-151], проведенном на кафедре общего библиографоведения МГУК 5 ноября 1997 г. по поводу статьи М.А.Тарасова "С методологическим посохом по коршуновским, соколовским и иным местам" [Библиогр. 1997. № 2]. Статья была выбрана потому, что она дает возможность обратиться к самым общим методологическим проблемам отечественного библиографоведения. В этой связи можно говорить о некоторой, пусть и случайной, исторической аналогии. Напомним, что А.Г.Фомин в конце 20-х годов, пытаясь сформулировать основные научные направления дальнейшей разработки библиографии, за отправную точку взял историко-критический очерк Ф.Т.Тарасова "Наша библиография" (1890 г.). Последний весьма негативно оценил состояние отечественного библиографоведения. Правда, за его спиной еще не стояли такие теоретики библиографии, как Н.М.Лисовский, А.М.Ловягин, Н.А.Рубакин. Но А.Г.Фомин уже знал их творческий вклад и все же посчитал "печальные выводы" Ф.Т.Тарасова вполне применимыми через прошедшие 35 лет.

Теперь более чем через сто лет после первого Ф.Т.Тарасова второй М.А.Тарасов также негативно - "расцвет кризиса" - оценивает состояние библиографической науки. Главный критический удар сделан именно по концепции О.П.Коршунова. Мы здесь даем только краткую характеристику основных обсуждаемых вопросов (всего семь).

Первым из них был такой: статья М.А.Тарасова - шаг вперед или повторение? Сам О.П.Коршунов отметил, что восторга эта статья у него не вызывает. Не потому, что автор критикует его, а потому, что здесь мало нового и много ошибочного. Отрицательные эмоции вызвала статья и у Т.Ф.Лиховод. По ее мнению, ничего существенного и положительного в разработку методологических концепций и оснований статья не вносит. Пытаясь разобраться в "расцвете кризиса", автор делает это явно непродуктивным путем: критикует устои теории, созданной двадцать лет назад, и совершенно не затрагивает ни одну из последних концепций. Поэтому ситуацию в современном библиографоведении следует считать не расцветом кризиса, а периодом накопления материала, который даст, очевидно, следующий качественный скачок. Но такие материалы автором статьи не проанализированы.

Но были и более обстоятельные и положительные высказывания. Так, Э.К.Беспалова выразила благодарность М.А.Тарасову за его статью, которая ее "не просто задела, но и заставила" согласиться с автором процентов на 90. И не надо говорить, что он то не доказал, этого не учел. Это ведь не монография, а просто статья, где иногда из положения одного абзаца может вырасти монография. Э.К.Беспалова соглашается с автором, что последняя дискуссия по теоретическим вопросам библиографии с разной степенью активности ведется с 1990 г., с "круглого стола" в редакции журнала "Библиография" (о ней сказано выше). По ее утверждению, если бы не статья М.А.Тарасова, мы бы еще лет десять ничего не обсуждали. Так глубоко, насыщенно по вопросам методологии никто еще не писал. Не обязательно ведь все воспринимать как упреки в свой адрес. У М.А.Тарасова есть собственные догадки и находки. Внимание должно быть направлено на отбор того, что идет на развитие сложившейся концепции.

В свою очередь, В.Т.Клапиюк самое ценное в обсуждаемой статье видит в трех основных положениях. Во-первых, новая постановка проблемы о роли и задачах методологического знания в формировании и развитии библиографоведения в целом. Во-вторых, высказывания автора о том, что в основе смены библиографоведческих парадигм лежит смена фундаментальной теории, а сердцевиной и ядром каждой новой теории является прежде всего новый методологический подход (или новое использование уже известных подходов). В частности, эти высказывания чрезвычайно важны для кафедры общего библиографоведения, потому что с 70-80-х годов здесь утрачен интерес к фундаментальным методологическим исследованиям. В-третьих, в целом правильная оценка альтернативных теоретических концепций с изложением новых подходов. Правда, что касается поиска путей выхода из "теоретического кризиса в библиографоведении", то статья М.А.Тарасова их не проясняет. По мнению В.Т.Клапиюка, автор не увидел итога пройденного пути, того, что общими усилиями библиографоведов всех поколений, представителей различных концепций, главным образом - документографической системно-деятельностной, в нашей стране сформировалось, развивается и функционирует теоретическое библиографоведение.

Второй вопрос: каковы методологические и мировоззренческие основания библиографоведения? О.П.Коршунов в этой связи сформулировал свое мировоззрение, основанное на "системно-деятельностном подходе, согласно которому библиография, взятая в целом, квалифицируется как специфическая область деятельности, и эта область деятельности в свою очередь рассматривается как система, входящая в качестве подсистемы в систему документальных коммуникаций" [Там же. С. 36]. И далее он повторяет уже известное свое методологическое кредо: "Это метод восхождения от абстрактного к конкретному в рамках системно-деятельностного подхода на почве диалектического материализма". На наш взгляд, такие высказывания напоминают положения известного доклада И.В.Владиславлева на IIВсероссийском библиографическом съезде. Реальной конкретизации диалектики в концепции О.П.Коршунова также нет. В этом отношении более позитивна позиция Э.К.Беспаловой. По ее словам, "почему вошел в моду метод восхождения от абстрактного к конкретному как единственный метод построения научной теории? Есть тому исторические объяснения. Но дело в том, что К.Маркс не считал этот метод главным. Он главным считал диалектический метод - метод Гегеля, поставленный, перевернутый на ноги" [Там же. С. 41].

Мы из дальнейших вопросов, важных для истории развития библиографоведения, рассмотрим еще лишь два: "Правомерно ли использование в библиографоведении категории "парадигма"? и "Множество концепций - требование жизни или интеллектуальная игра"? В первом случае О.П.Коршунов считает разговоры о парадигмах применительно к библиографоведению непродуктивными. В то же время он присоединяется к точке зрения В.Т.Клапиюка, согласно которой у библиографоведения были две парадигмы: эмпирическая и теоретико-методологическая, которая сменила первую в 60-70-х годах. Что касается третьей парадигмы, то в целом он считает это дело малопродуктивным, но все же высказывает предположение, что если появится третья парадигма, то ее можно будет условно назвать "информационно-компьютерной". Сам М.А.Тарасов господствующей парадигмой считает теорию О.П.Коршунова и его последователей. В то же время она нуждается в конструктивной критике со стороны ее некоторых методологических и теоретических оснований. По оценке М.А.Тарасова, документографическая теория потому и заслуживает критики, что она самая сильная и влиятельная.

Поэтому при обсуждении вопроса о множестве концепций библиографии почти все участники "круглого стола" поддержали именно документографическую концепцию О.П.Коршунова. Так, по убеждению В.Т.Клапиюка, "замены документографической концепции нет". Известные альтернативные концепции библиографии Н.А.Слядневой, В.А.Фокеева, А.И.Барсука и других являются противоречивыми и не вызывают большого интереса. Его поддержали другие участники дискуссии ( Ю.В.Климиков, В.К.Степанов, Т.Ф.Лиховод). Лишь Э.К.Беспалова была несколько объективнее. По ее высказыванию, "сейчас заметна определенная устарелость информационной концепции библиографии. Эта устарелость связана с тем, что мы видим сейчас некоторые вопросы шире".

И теперь существенно, как квалифицировала итоги проведенной дискуссии сама редакция журнала "Библиография" [Там же. С. 51]. Она двойственна. С одной стороны, констатируется, что статья М.А.Тарасова "не вносит ничего существенно нового в разработку методологии библиографоведения". Большинство участников считают, что ее основу составляют диалектический материализм, информационный и системно-деятельностный подходы, метод восхождения от абстрактного к конкретному. Почти все выступавшие не согласились с критическими замечаниями в адрес системно-деятельностной документографической концепции и негативно оценили выдвинутые в 1990-х годах альтернативные библиографические концепции. С другой стороны, отмечается и определенная устарелость информационно-документографической концепции, а также положительное значение для развития науки и практики библиографоведческих изданий и публикаций последних лет, в том числе и работ М.А.Тарасова.

Мы, со своей стороны, не можем согласиться с такой противоречивой интерпретацией проведенной дискуссии. Прежде всего, вообще нельзя их проводить лишь в кругу заинтересованных участников (преподавателей только кафедры общего библиографоведения МГУК). Надо было пригласить и сторонников других концепций библиографоведения, имеющихся в том же вузе. Дискуссия в целом все-таки показала явное наличие факторов для смены существующей библиографической парадигмы. Замена первоначального названия концепции О.П.Коршунова как "вторично-документальной" на современное - "системно-деятельностная документографическая" методологически ничего нового в нее не вносит.

Альтернативу сложившемуся положению мы видим в трех основных направлениях. Прежде всего, сама документографическая концепция не должна царить в ореоле непогрешимости. Следует отойти от вспомогательности и вторичности библиографической информации, устранить усеченное понимание системы документальной коммуникации лишь как "документ - потребитель", не просто декларировать свою приверженность диалектическому материализму, в основе которого и лежит системная и деятельностная методология, а показать это в виде научно обоснованной теории. Наконец, может быть, самое главное: восстановить из-за уступок информатике и игнорирования книговедения прерванную историческую "связь времен". Это прекрасно осознавали и практически осуществили в своих работах уже А.Г.Фомин, Н.В.Здобнов, К.Р.Симон, даже первые марксист-ские теоретики библиографии ( Л.Н.Троповский, И.В.Владиславлев, И.В.Новосадский и др.), хотя и назвали все сделанное до них буржуазной наукой. Но и марксизм возник из идеализма и буржуазной науки, не потеряв при этом определенной оригинальности. А документографическая концепция вообще не использует достаточно богатый зарубежный опыт научной разработки библиографии.

Вторую альтернативу мы видим в развитии отечественного книговедения, которое всегда исходило из принципов системности, деятельности и других оснований диалектики как методологии научного познания. Даже в условиях воинствующей большевистской идеологии книговеды по возможности изучали и использовали зарубежный опыт (например, в работах А.И.Малеина, А.Г.Фомина, М.Н.Куфаева, переводы работ П. Отле и др.). Внимание к этому опыту еще больше усилилось в послевоенные годы. Так, особый интерес представляет сборник статей, переведенных с польского и немецкого языков, "Проблемы общей теории книговедения" [М., 1978. 125 с.], а затем целый ряд монографий: Р.Эскарпи "Революция в мире книг" [М., 1972. 126 с.], Р.Баркера и Р.Эскарпи "Жажда чтения" [М., 1979. 208 с.], Ф.Функе "Книговедение" [М., 1980. 230 с.], М.Червинского "Система книги" и Т.Зберского "Семиотика книги" [М., 1981. 128 с.], Р.Цыбульского "Книжная торговля в современном обществе" [М., 1982. 215 с.], Д.Шульца "Эстетические критерии типизации изданий" [М., 1982. 138 с.], К.Мигоня "Наука о книге" [М., 1991. 198 с.]. Примечательно также, что "Избранное" Х.Кунце попало в серию "Труды отечественных книговедов", в результате чего она изменила свое название.

Конечно, отбор зарубежных авторов не отличается необходимой полнотой и последовательностью. В основном представлены ученые марксистской ориентации. Но и советское книговедение развивалось на материалистической диалектике. В итоге за последние тридцать лет советскими книговедами был выпущен целый ряд монографий, вузовских учебников и учебных пособий, материалов научных конференций, сборников научных трудов. Защищенные в указанный период докторские диссертации (см., например, исследования С.Г.Антоновой, А.А.Беловицкой, А.А.Говорова, А.А.Гречихина, В.Н.Ляхова, С.П.Омилянчука, О.Л.Таракановой, К.Т.Ямчука и др.) в основном посвящены научной разработке книговедческой методологии. Мы оставляем здесь пока в стороне особенно мощный пласт книговедческих исследований по истории и методическим проблемам книговедения. Этапным для истории развития отечественной науки о книге следует считать выход в свет энциклопедического словаря "Книговедение" (в 1981 г.), а теперь энциклопедии "Книга" (М., 1999). В них нашли отражение многие вопросы отечественного библиографоведения. В теоретических исследованиях особенно активно разрабатывался типологический метод, благодаря которому объекты, предметы, процессы книжного дела и книговедения изучаются именно как системы. На наш взгляд, более широкое использование типологической методологии могло бы не только обогатить отечественное библиографоведение, но и придать ему импульс для более эффективного и качественного развития.

Наконец, третьей альтернативой для научной разработки библиографоведения может служить культурологический подход, благодаря которому сейчас разрабатывается новое научное направление - "информационная культура". Особая роль здесь принадлежит трудам Ю.С.Зубова сначала по художественной культуре личности [см., напр.: Библиография и художественное развитие личности. М., 1979. 144 с.; Библиотечно-библиографическое управление художественным развитием личности (теоретические основания): Автореф. дис. ... д-ра пед. наук. М., 1988. 31 с.], а затем по информационной культуре. В настоящее время он является президентом Отделения информационной культуры Международной академии информатизации. По инициативе Отделения и совместно с другими заинтересованными организациями с 1993 г. проводятся в Краснодарской государственной академии культуры и искусств ежегодные международные научные конференции (сборники тезисов докладов и статей по материалам конференций опубликованы). Первая конференция 1993 г. называлась "Информационная культура специалиста: гуманитарные проблемы", 1994 г. - "Человек в мире искусства: информационные аспекты", 1995 г. - "Информатизация и проблемы гуманитарного образования", 1996 г. - "Информационная культура личности: прошлое, настоящее, будущее", 1997 г. - "Информационное общество: культурологические аспекты и проблемы". На каждой из указанных конференций рассматривались и соответствующие проблемы библиографии.

Кроме того, Отделение с 1994 г. выпускает продолжающийся сборник статей "Проблемы информационной культуры" [М., 1994-1997. Вып. 1-6]. Уже в первом выпуске были помещены статьи известных библиографов ( В.А.Фокеева, Л.В.Астаховой, И.М.Андреевой, Б.А.Семеновкера, А.Н.Горбунова и Н.Е.Добрыниной, Н.А.Слядневой), посвященные различным аспектам взаимосвязи и роли библиографии в информационной культуре. В третьем тематическом выпуске "Информационное мировоззрение и информационная культура" (1996) были представлены пять статей библиографического характера: "Библиографическое мышление в структуре научного познания" (Л.В.Астахова), "Библиография и ее мировоззренческая роль в информационной деятельности" (А.А.Гречихин), "Библиографическое знание как средство ценностной ориентации, регулирования, управления" (В.А.Фокеев), "Библиография в век информатизации" (Б.А.Семеновкер) и "Современная роль библиографии и тенденции ее изменения в будущем" (итальянские авторы Дж.Вольпано и А.И.Фонтана, статья опубликована на английском языке). Примечательно, что статья итальянских авторов, представляющая собой доклад на международной научной конференции "Изучение и нормирование терминов библиотековедения и библиографии. Теория и практика" (Вильнюс, октябрь 1995 г.), очень близка по своим постулатам документографической концепции. Так, всеобщая функция библиографии обозначена ими как функция посредника в системе документальных коммуникаций. Из всеобщей функции выводятся производные: функция ценностного отбора, организации информационных потоков, эвристическая. Но вот анализируется место библиографии не по модели "документ - потребитель", а по функциональной системе "автор - информация - пользователь".

Наконец, в последнем по времени шестом тематическом выпуске "Методология и организация информационно-культурологических исследований" (1997) помещено также несколько библиографических статей: "Моделирование как метод изучения информационной культуры (на примере государственной библиографии)" ( Б.А.Семеновкер), "Парадигмальный подход к изучению исторически исходных форм явлений библиографической культуры" ( С.М.Оленев). Здесь же помещен краткий библиографический обзор В.А.Фокеева "Информация в контексте культуры. Информационная культура. Основная литература, функционирующая в системе научных коммуникаций". Библиографический список в нем включает 216 названий, в том числе 33 работы, в заглавиях которых использован термин "информационная культура". По оценке В.А.Фокеева, легко различается несколько неформальных групп исследователей темы. Приоритет в ее разработке принадлежит библиографам. Причем существенно, что "библиографическая родословная" информационной культурологии предопределила солидное представительство в списке трудов классиков библиографии - К.Н.Дерунова, М.Н.Куфаева, А.М.Ловягина, Н.А.Рубакина, К.Р.Симона.

По оценке В.А.Фокеева, судя по процессу накопления знания, обогащения, насыщения документального информационно-культурологического потока, в ближайшем будущем должен произойти качественный скачок - появление крупных научных форм, прежде всего монографий. Фундаментальные труды и открытия - впереди. В частности, это одна из задач деятельности Отделения информационной культуры МАИ на 1997-2000 гг., которая сформулирована так: "Книжная культура, библиотека и библиография в информационном обществе".

С точки зрения исторического развития отечественного библиографоведения необходима активная интеграция трех рассмотренных выше направлений его научной разработки: документографического, книговедческого и культурологического. При этом приоритет нужно отдать культурологическому направлению, так как именно культура выступает в качестве интегрирующей модели по отношению ко всей общественной деятельности, в том числе информационной (коммуникативной), библиографической. И самым актуальным шагом на пути создания новой интегральной концепции библиографоведения следует считать скорейшую научную разработку истории советской библиографии с учетом всего разнообразия развиваемых в ней теоретических подходов. Это позволит, наконец, сформировать общую историю русской библиографии. А без истории, как мы знаем, не может быть научно обоснованной теории, а без нее, в свою очередь, не может быть эффективной методики и, значит, практики библиографии.