logo
100_velikikh_khudozhnikov_Samin_D_K_2004 (1)

Франсиско гойя

(1746–1828)

Гойя вошел в историю искусства как живописец, отрицающий классические правила композиции, сумевший показать человеческие существа вне окружающей среды. Художественное мировосприятие художника предвещает живопись сюрреализма.

Франсиско Хосе де Гойя‑и‑Лусьентес родился 30 марта 1746 года в городе Фуэндетодос, что в провинции Сарагоса. Он происходил из семьи ремесленника‑позолотчика. Матерью его была дочь разорившегося идальго. До наших дней сохранился официальный акт о смерти его отца с лаконичной припиской: «не завещал ничего, ибо нечего было завещать».

Рассказы о молодости Гойи очень похожи на легенды. Однажды в Сарагосе за ним охотилась инквизиция, потому что дракой в день церковного праздника он оскорбил святыню. Он бежит в Мадрид. В столице Франсиско как‑то нашли на улице истекающим кровью, с ножом соперника в спине. Позднее он скитался по Испании вместе с бродячими тореадорами.

При том рано обнаружились необычайные художественные способности Франсиско, поэтому юноша был определен в 1760 году учеником сарагосского живописца и «ревизора благочестия» Святой инквизиции Хосе Лусано Мартинеса.

В 1764 и 1766 годах Франсиско безуспешно пытался поступить в Академию Сан‑Фернандо в Мадриде. С 1766 года он занимается в Мадриде у Франсиско Байэу, учившегося вместе с ним у Мартинеса. В 1773 году Гойя женится на его сестре Хосефе.

В 1771 году Гойя побывал в Италии, где в Пармской академии удостоился второй премии за картину «Ганнибал, взирающий с высот Альп на итальянские земли».

И вдали от родины Франсиско ищет острых ощущений: он взбирается на купол собора св. Петра, обходя по карнизу гробницу Цецилии Метеллы.

Вернувшись на родину, он выполнил первые значительные работы – расписал фресками капеллу дворца графа Каэтано де Собрадиель, церкви Ремолинос и Аула Дей, а затем – один из куполов сарагосского собора Санта‑Мария дель Пилар (1771–1772).

К середине семидесятых годов он обосновался в Мадриде и здесь в 1776 году по рекомендации шурина Байэу получил место художника королевской мануфактуры гобеленов.

Гойя создает множество исторических и жанровых картин, рисунков и картонов для Королевской мануфактуры Санта‑Барбара в Мадриде. Его картоны отличались необычайным разнообразием, богатством фантазии, оригинальностью замыслов и мастерством исполнения. Гойя одним из первых продемонстрировал технику сочетания различных тонов.

Эту декоративную в своей основе живопись, изображавшую уличные сценки, празднества, прогулки, игры городской молодежи, художник обогатил новыми композициями, укрупнением фигур, красочностью колористических находок, непосредственным ощущением национальной жизни, воспринятой им как бы изнутри: «Завтрак на берегу Мансанареса» (1776), «Маха и ее поклонники» (1777), «Слепой гитарист» (1778), «Продавец посуды» (1779), «Игра в пелоту» (1779), «Раненый каменщик» (1786), «Деревенская свадьба», (1787), «Майский праздник в долине Сан‑Исидоро», 1788), «Игра в жмурки» (1791).

В 1777 году была написана картина «Зонтик». «В ней очень сильна чудесная поэзия рождающегося стиля Гойи. В гибкой грации женщины, в ярких и смелых рефлексах цвета, переливах розового, желтого, зеленого, сочетающихся с черным, в сложном фантастическом освещении и какой‑то почти музыкальной стройности композиции ощущается магия кисти, которая только что осознала свое могущество и откровенно наслаждается им. Мастерство этой вещи безупречно, атмосфера ее еще безоблачна. Это – одна из вершин "раннего Гойи"» (В. Алексеев).

Одновременно с работой для королевской мануфактуры Гойя пишет многочисленные портреты. Среди них официальные заказные: «Карл III на охоте» (около 1782), «Премьер‑министр граф Флоридабланка» (1783), и такие, в которых проявляется живой интерес живописца к портретируемому, проникновенное отношение к нему, позволяющие заострить образ, увидеть его самые характерные черты: «Маркиза Анна Понтехос» (около 1787), «Семья герцога Осуна» (1787).

В восьмидесятые годы в жизни Гойи начинается полоса официальных успехов. В 1780 году его единогласно избирают членом Королевской академии искусств. В 1785 году он становится ее вице‑директором, а еще через десять лет – директором живописного отделения Академии.

Ему покровительствовали самые родовитые аристократы Испании – герцог и герцогиня Осуна, герцог и герцогиня Альба. В 1789 году он становится придворным художником – венец его честолюбивых стремлений. Однако вскоре художник понял, что оказался в золотой клетке. Долгий и мучительный роман с герцогиней Каэтаной Альба позволил ему остро ощутить двусмысленность своего социального положения.

К тому же в 1792 году его поразила страшная болезнь – он оглох. И надолго искусство стало для него единственным прибежищем, единственным спасением Гойя стал сторониться людей, ушел в себя. Только в начале 1794 года он берется за кисть, но слух потерян навсегда. В середине девяностых годов в творчестве художника происходит перелом. Мрачные стороны испанской действительности встают перед ним во всей их неприкрытой наготе.

Новое видение художником действительности, его критический подход к ней находят также выражение в небольших композициях – «Суд инквизиции», «Дом умалишенных», «Процессия флагеллантов» (1790‑е годы). В 1800 году Гойя создал «Портрет королевской семьи». Вступивший на престол Карл IV с женой, детьми и близкими изображен с большой реалистической достоверностью. Гойя воспроизвел их отталкивающую внешность, их духовную бедность и ничтожество.

На последние годы восемнадцатого столетия приходится его поразительная серия офортов «Капричос» (1793–1797), состоящая из восьмидесяти трех произведений. Общий дух их сам Гойя прекрасно выразил в комментарии к одному из листов: «Мир – это маскарад… Все хотят казаться не тем, что они есть, все обманывают, и никто себя не знает».

«Серия открывается автопортретом Гойи, в котором нет следа ухарства и горячности, свойственных художнику в молодости, – пишет К.В. Мытарева. – Большая тяжелая голова, мрачное немолодое, полное сарказма лицо, настороженный взгляд глаз, смотрящих из‑под нависающих век, – это уставший, много передумавший и многое понявший человек. Трезво и внимательно посмотрев на мир, он увидел царящие в нем ложь, ханжество, тупость, суеверие и, воспылав негодованием, запечатлел их. Не давая сюжетной связи между отдельными листами, прибегая к иносказанию, органически сплетая воедино фантастическое и реальное, мастер создал сатиру на общество, зло посмеялся над церковью и высшим светом, человеческими слабостями и пороками».

Валериан фон Лога писал: «Мы видим в этих листах не узкополитический памфлет, не персональную сатиру, но проявление свободного благородного духа, святой гнев человека, умевшего видеть глубже повседневности, несущего нам свою человечность и отвергающего роль моралиста. Гойя, как никто другой в Испании, заслышал шум крыльев Нового времени, и это была его судьба в борьбе против всяческой лжи искать ту основу, на которой должно быть построено лучшее будущее – предмет его мечтаний».

Параллельно с «Капричос» Гойя создает и ряд портретов людей прекрасных и достойных. Характерно, что один из таких положительных образов воплощен в портрете французского посла Гиймарде (1798). Спокойно и уверенно сидит Гиймарде – его фигура полна мужества и внутренней силы.

«В начале нового столетия Гойя пишет одетую и обнаженную "Маху". Молодая женщина изображена лежащей в одной и той же позе дважды. Обе картины отличаются блеском живописи, почти лихорадочной, стремительной точностью мазка и тонкой передачей красоты женского тела. Вместе с тем нельзя не отметить известной напряженности в чуть вызывающей позе, настороженности почти враждебного взора, особенно у обнаженной махи, что лишает ее образ той естественной и радостной свободы жизнеощущения, которая так характерна для женских образов эпохи Возрождения.

К 1805–1808 годам в портретном творчестве Гойи наступает этап большей цельности и ясности в его отношении к миру и человеку.

С наибольшей глубиной красота человека и богатство его жизненных сил переданы в портрете Исабельи Кобос де Порсель (1806). В ней воплощен национальный тип женской красоты. Движения молодой женщины естественны и непринужденны, лицо ее полно жизни, широко раскрытые темные глаза с радостной мечтательностью обращены к миру…» (Ю.Д. Колпинский).

Пережив страшные годы оккупации страны наполеоновскими войсками, оказавшись свидетелем зверских расправ интервентов с мирным населением, мастер создал подлинно трагические произведения – «Восстание 2 мая на Пуэрта дель Соль» и «Расстрел в ночь со 2 на 3 мая 1808 года» (1808–1814).

В «Восстании» Гойя с большой и суровой силой показывает ожесточенность и тяжесть борьбы и беззаветное мужество простых людей.

«…вся сила и глубина реализма Гойи раскрываются в его "Расстреле", – пишет Ю.Д. Колпинский. – В этом произведении художник изобразил момент, когда жестокий, непримиримый конфликт между восставшим народом и захватчиками выражается с особым трагизмом и глубиной. Огромная сила художественного обобщения и типизации достигается Гойей через сопоставление ярких характеров во всем их жизненном своеобразии, со всеми их оригинально‑неповторимыми чертами.

Действие в картине происходит глубокой ночью на пустыре городской окраины. У подножия невысокого холма при мерцающем свете поставленного на землю фонаря солдаты расстреливают схваченных повстанцев. Вдали из ночной мглы выступает силуэт города, как бы притаившегося во тьме и настороженно затихшего. Пейзаж здесь не только конкретно, даже портретно, изображает характерные черты того места, где происходило событие; мрачный и суровый, он передает саму атмосферу трагедии.

Однако в картине "Расстрел" Гойя стремится не только передать жестокость события, не только вызвать ужас и негодование зрителя. Он со всей силой и страстностью утверждает нравственное превосходство народа над палачами, показывая непокорность его духа, неистребимость его беспощадной ненависти и презрения к врагу».

В 1810 году Гойя создает графический цикл, посвященный тореадорам под названием «Тореадорство со времен Сида», состоящий из 30 листов. Следующий цикл, «Пословицы», состоящий из 18 листов, являлся своеобразным продолжением «Капричос».

Война с Наполеоном оканчивается позорным поражением. И страстный патриот, Гойя откликается на это еще одной серией офортов – «Бедствия войны», созданной в 1810–1815 годах на 80 листах. Боль поруганной и униженной родины он сплавляет с проклятием бесчеловечности войн вообще.

Глубокий подтекст, острая выразительность линии, соединение пятен и штрихов, контрастов света и тени, гротеска и реальности, аллегории и фантастики с трезвым анализом действительности открыли совершенно новые пути развития европейской гравюры.

Вместе с тем в картинах, написанных в это время: «Похороны сардинки», серия офортов «Тавромахия», – Гойя сохранил присущий ему динамизм, четкое композиционное решение, любовь к жизни.

Вскоре Гойя остается в полном одиночестве. Умирают его жена и дети, в живых остается только сын Хавиер. Художник покупает себе загородный дом на реке Мансанарес, где живет очень замкнуто вместе с ведущей его хозяйство дальней родственницей Леокадией Вейс и ее дочерью Розарио.

Здесь, в так называемом «Доме глухого», Гойя расписывает маслом по штукатурке стены, изображая то, о чем он не может не говорить. Он создает пятнадцать композиций фантастического и аллегорического характера. Восприятие их требует углубленного сопереживания. Образы возникают как некие видения городов, женщин, мужчин. Цвет, вспыхивая, выхватывает то одну фигуру, то другую. Живопись в целом темная, в ней преобладают белые, желтые, розовато‑красные пятна, всполохами тревожащие чувства.

После восшествия на испанский престол Фердинанда VII изменилось отношение Гойи к правительству. Он уезжает в 1823 году во Францию, в Бордо. Вот отрывок из переписки испанских эмигрантов: «Гойя приехал, старый, глухой, слабый, не зная французского языка, без слуги…»

В Бордо он писал в основном портреты друзей, осваивал технику литографии. Гойя работал почти до последнего дня: «Мне не хватает здоровья и зрения и только воля поддерживает меня». Он нарисовал старика на костылях и подписал рисунок: «Я все еще учусь».

Умер Гойя 16 апреля 1828 года от паралича.