Павел Федотов. Следствие кончины Фидельки. 1844—1846 гг. Государственная Третьяковская галерея, Москва.

лись карикатуры и меткие, остроум­ные зарисовки армейской жизни.

В 1844 г. Федотов вышел в от­ставку и решил осуществить свою мечту: стать наконец профессио­нальным художником. Днём он на­блюдал и запоминал любопытные сценки на улицах Петербурга, а по вечерам рисовал.

Сначала Федотов работал в гра­фических техниках: карандаше, акварели и сепии, позднее перешёл к живописи маслом.

Сюжет первой картины, написан­ной маслом, — «Свежий кавалер» (1846 г.) — был сначала разработан в сепии «Утро чиновника, получив­шего первый крестик». Небольшая комната, в которой происходит действие, кажется ещё теснее из-за того, что она захламлена сломанной мебелью, пустыми бутылками, ос­колками посуды. Здесь многие вещи рассказывают о привычках хозяина. На столе и следы вчерашнего ужина (колбаса на бумаге, графин водки, свечной огарок со щипцами для сня­тия нагара), и туалетные принадлеж­ности, попавшие сюда уже утром, ко­гда герой стал собираться на службу.

Под одним столом спит собака, из-под другого виднеется... голова гостя. Сам кавалер стоит посреди всего этого хаоса в неожиданно величест­венной позе, а кухарка с насмешкой указывает раздувшемуся от спеси

Павел Федотов.

Свежий кавалер. 1846 г.

Государственная Третьяковская галерея, Москва.

*Сепия (греч. «каракати­ца») — прозрачная коричне­вая краска, которая пригото­влялась из чернильного мешка морского моллюска (каракатицы); рисунки, вы­полненные такой краской.

291

АЛЕКСЕЙ ВЕНЕЦИАНОВ И ЕГО ШКОЛА

Алексей Гаврилович Венецианов (1780—1847) родился в Москве в семье купца. В двадцать два года он отправил­ся в Петербург и поступил на государ­ственную службу. В свободное время Венецианов посещал Эрмитаж, изучал и копировал картины старых мастеров. Здесь же он познакомился с известным портретистом Владимиром Боровиков­ским и поступил к нему в ученики.

В 1811 г. на соискание звания ака­демика художник представил в Акаде­мию художеств автопортрет. С этой целью традиционно выставлялись ре­лигиозные или исторические картины либо портреты известных людей, а автопортрет — впервые. Из мягко освещённого пространства прямо к зрителю обращено некрасивое, но одухотворённое лицо мастера. Его глаза за стёклами очков внимательны и сосредоточенны. Кажется, что мо­дель не он, а зритель, смотрящий на портрет. Работа была прекрасно напи­сана и вызвала всеобщее одобрение. Венецианов стал академиком.

Вскоре он женился, приобрёл име­ние Сафонково в Тверской губернии, оставил службу и уехал в деревню. В своей усадьбе Венецианов продолжил занятия живописью и начал педагоги­ческую деятельность. Художника влек­ли живая русская природа, простые лю­ди, их труд и образ жизни, напрямую связанные с землёй.

Картина «Гумно», написанная в 1823 г. с натуры, — и интерьер, и жан­ровая сцена одновременно. Потоки солнечного света проникают в помеще­ние сразу с трёх сторон: через проём на переднем плане холста (чтобы изо­бразить интерьер максимально досто­верно, Венецианов приказал выпилить стену гумна), а также через ворота слева и на заднем плане. Группы и отдельно стоящие фигуры крестьян по­степенно уводят взгляд зрителя вглубь картины. Это полотно, выставленное в академии, вызвало волну споров, но в конце концов получило признание. Его купил император Александр I.

В дальнейшем Венецианов создал целую серию «крестьянских» полотен, которые назвал «портретами жизни че­ловеческой». Мальчик-пастушок спит на

берегу речки. У него за спиной типич­ный русский пейзаж, один из первых в истории русской живописи («Спящий пастушок», 1823—1824 гг.). Статная женщина в сарафане идёт по полю, дер­жа под уздцы лошадей. Её взгляд прико­ван к ребёнку, сидящему на краю поля («На пашне. Весна», первая половина 20-х гг.). Хлеб созрел, и его убирают женщины-жницы. Крестьянка, сидящая вполоборота к зрителю на высоком по­мосте, кормит младенца («На жатве. Лето», середина 20-х гг.). Художник писал без эскизов и предварительного рисунка, сразу на холсте с натуры или по воспоминаниям. Непосредствен­ность и простота резко отличали его картины от академических работ.

Венецианов трагически погиб в 1847 г.: он ехал в санях и не спра­вился с лошадьми. Но его достижения и открытия продолжали жить в рус­ском искусстве благодаря работам учеников, многие из которых были крестьянами окрестных деревень.

Из школы Венецианова вышло не­мало интересных живописцев. Среди них Сергей Константинович Зарянко (1818—1870), Капитон Алексеевич Зе­ленцов (1790—1845), Александр Алек­сеевич Алексеев (1811—1878), Григо­рий Васильевич Сорока (1823—1864) и др. В 1833 г. Зеленцов получил зва­ние академика за работу «Мастерская художника Петра Васильевича Басина», изображающую обучение худож­ников в одном из залов академии. Зарянко был удостоен этого звания в 1843 г. за картину «Внутренний вид Никольского собора», в которой вир­туозно построена перспектива интерь­ера и передано эффектное освещение. Алексеев создал вид мастерской Ве­нецианова, написанный в близкой учи­телю манере — в оливковых тонах и мягком освещении («В мастерской А. Г. Венецианова в Петербурге», 1827 г.). Сорока, крепостной соседей Венецианова Милюковых, в пейзажах, интерьерах и портретах создал собст­венный мир: идеально прекрасный и неподвижный, застывший в своей кра­соте («Кабинет дома в Островках, имении Н. К. Милюкова», 1844 г.).

Алексей Венецианов. На пашне. Весна. Первая половина 20-х гг. XIX в. Государственная Третьяковская галерея, Москва.

292

Алексей Венецианов. На жатве. Лето. Середина 20-х гг. XIX в.

Государственная Третьяковская галерея, Москва.

Алексей Венецианов. Захарка. 1825 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва.

Григорий Сорока.

Кабинет дома в Островках, имении Н. К. Милюкова. 1844 г. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.

293

Павел Федотов.

Сватовство майора.

Фрагмент.

1848 г.

Государственная Третьяковская галерея, Москва.

хозяину на прохудившийся сапог. В первой картине Федотов только пробовал себя в масляной живописи. Вводя цвет, он скорее раскрашивал отдельные предметы, чем объеди­нял их в гармоничную цветовую композицию.

«Сватовство майора» (1848 г.) на­поминает сцену из водевиля на очень распространённый сюжет — брак по расчёту. Майор, видимо проиграв­шийся в пух и прах, решил поправить свои дела, женившись на девушке из купеческой семьи, которой лестно породниться с дворянином. Долго­жданное появление жениха произво­дит всеобщий переполох. Хозяин дома, солидный купец, улыбаясь сва­хе, пытается негнущимися пальцами застегнуть длиннополый сюртук; ку­харка оцепенела с блюдом в руках, а позади неё снуют и перешёптывают­ся домочадцы. Невеста, смущённая ситуацией и своим непривычным платьем, в последний момент пыта­ется убежать. Майор стоит в передней и виден только зрителям. Он приоса­нился, втягивает брюшко и подкручи­вает усы, желая показаться бравым воякой. Черты его лица напоминают автопортреты Федотова — как знать, может быть, художник примерял на

себя роль жениха? Однако это сход­ство не помешало ему остроумно сравнить ноги майора-кавалериста с изогнутыми ножками стула, стояще­го рядом.

Художник говорил: «Живопись требует добросовестности». Он лю­бовно собирал вещи, которые изо­бражал в своих картинах, по всему Петербургу. Например, нужную ему для «Сватовства майора» люстру он взял напрокат в трактире. Однажды Федотов рисовал кулебяку, но не ус­пел закончить, пока она была горя­чей, и был вынужден купить ещё од­ну. Столь же придирчиво Федотов относился к моделям. Прототип куп­ца из «Сватовства майора» он встре­тил у Аничкова моста и чуть ли не год настойчиво убеждал его по­зировать. Для того чтобы предста­вить своих персонажей в нужных позах, художник купил манекен с подвижными суставами и наряжал его то девицей, то купцом, то майо­ром. В результате кропотливого тру­да живописца зрителю кажется, что он не только видит, но и слышит эту картину: звон рюмок и подвесок на люстре, окрик хозяйки, шёпот слуг, мурлыканье кошки.

За «Сватовство майора» Акаде­мия художеств присвоила Федотову звание академика. Картина имела огромный успех у публики.

Следующей работе «Завтрак ари­стократа» (1849—1850 гг.) художник дал и другие названия, шутливые, больше похожие на пословицы: «Не в пору гость» и «На брюхе шёлк, а в брюхе щёлк». Бедный, но не же­лающий ударить в грязь лицом мо­лодой щёголь застигнут врасплох нежданным гостем именно в тот мо­мент, когда собирается приступить к своему скудному завтраку. Он пря­чет чёрствый ломоть хлеба под кни­гу и одновременно старается про­глотить кусок, лежащий за щекой. Его поза и лицо выражают и страх, и неловкость, и желание сохранить свою репутацию.

С четырёх вариантов картины «Вдовушка» (1851 — 1852 гг.) начался новый этап в творчестве Федотова. Содержание его последних компо-

294

зиций не сводится к сюжету, кото­рый можно пересказать словами, — этим они отличаются от ранних произведений живописца. Публика отнеслась к ним более прохладно.

Герой картины «Анкор, ещё анкор!» (1851 — 1852 гг.) — офицер, который, видимо, служит где-то в глухой провинции. Он лежит на топчане и играет с собакой, под­стриженной «под льва», заставляя её прыгать через чубук курительной трубки. И это отупляющее занятие, и вся обстановка убогого временно­го жилища выражают скуку челове­ка, который не знает, чем заполнить свои однообразные дни. По метко­му выражению Федотова, такие лю­ди «убивают время, пока время не добьёт их». В названии картины бессмысленно повторяется одно и то же слово («анкор» по-французски означает «ещё»). Цветовой контраст освещенной свечой красной ска­терти и холодного зимнего пейзажа за окном усиливает ощущение тос­ки и безысходности.

В последней картине Федотова «Игроки» (1852 г.) тема карточной игры развивается в загадочное дра­матическое действие. Странная ком­ната освещена свечами, отчего вок­руг пляшут зловещие тени. Игра закончена, и трое игроков встали, разминая затёкшие от долгого сиде­ния тела. Лиц у них как будто нет. Можно рассмотреть лишь лицо про­игравшего, который сидит за столом в оцепенении. Он похож на Федото­ва. На стене висят пустые рамы — три игрока словно вышли из них.

Как ни странно, зрители отверну­лись от Федотова именно тогда, когда он превратился в настоящего, зрелого художника.

Павел Федотов.

Вдовушка. 1851—1852 гг. Государственная Третьяковская галерея, Москва.

Холодный свет раннего петербургского утра, отражённый зелёными стенами, делает изобра­жение почти призрачным. Поблескивают золо­тая рама и оклад иконы, тускло мерцают сереб­ряные подсвечники и посуда в корзине, горит, ничего не освещая, тоненькая свеча на стуле у изголовья кровати. Героиня, молодая женщи­на, очень бледна, лицо и вся фигура кажутся скорбно-усталыми. На комоде за её спиной портрет мужа в офицерском мундире, который поразительно напоминает самого художника. В картине нет действия. Здесь ничего не про­исходит, не ощущается даже ход времени.

Павел Федотов. Анкор, ещё анкор! 1851—1852 гг. Государственная Третьяковская галерея, Москва.

ИСКУССТВО РОССИИ

В середине XIX в. Россия пережила сильные потрясения: поражением за­кончилась Крымская война 1853—1856 гг., умер император Николай I, взо­шедший на престол Александр II (1855—1881 гг.) осуществил долгождан­ную отмену крепостного права и другие реформы. Ощущалась острая потребность в переменах, и в обществе бурно обсуждались возможные пути развития страны.

Ареной борьбы различных идей стали литературные журналы. Писатель и философ Николай Гаврилович Чернышевский провозглашал: искусство ценно тем, что оно произносит «приговор над изображаемыми явлениями»; его цель — «руководить мнением общества, приготовлять и облегчать улуч­шения в национальной жизни». Художники стремились к тому, чтобы их ис­кусство было связано с решением социальных проблем.