Первая глава. Андрей Рублёв

С появлением на исторической сцене Рублёва начинается новая и самая значительная глава в истории московской иконописи. Последняя уже до Рублёва стала оформляться как особая школа, но свои четко выраженные индивидуальные черты она обрела лишь с первой четверти XV века. До этого же времени московские иконы были лишены стилистической общности. Они говорят о существовании в Москве различных художественных направлений, часто совершенно не похожих друг на друга. Рублёву удалось сплавить в единое целое местные традиции и всё почерпнутое из произведений византийских мастеров.

Открытие Рублёва нужно поставить в заслугу XX столетию. «Троица» Рублёва была впервые подвергнута реставрации незадолго до революции 1905 г. Однако лишь Великая Октябрьская революция, благодаря которой охрана и восстановление памятников древнего искусства стали государственным делом, сделала возможными восстановление и исследование всех памятников, связанных с именем Рублёва. Этими открытиями было заложено основание для научного изучения Рублёва. С того времени как мы собственными глазами увидели работы его кисти, а имя художника стало наполняться для нас все более определенным содержанием.

Мы мало что знаем о биографии мастера. Мы не знаем того, когда и где он родился, кто были его родители, где он учился живописи, когда и где он постригся в монахи и т.д. и т.п. Скорее о Рублеве можно сказать, что реальные факты его жизни -- созданные им произведения.

Однако от Рублёва не сохранилось ни одного подписного произведения и так как в ту эпоху живописные работы обычно производились целыми артелями, то становится понятным, насколько трудно выделить среди безымянных икон учеников и последователей мастера его собственноручные произведения.

Не меньшее значение имеет критическое осмысление художественного наследия Рублёва: выяснение исторических предпосылок его искусства, идейных и эстетических основ его творчества, стилистических особенностей его живописи.

На основании источников, некоторых косвенных данных и сохранившихся произведений художника его биография может быть представлена в следующем виде.

Предполагаемая дата рождения Рублёва -- около 1360 года. Нет никаких сообщений ни о месте его рождения, ни о его родителях. Неизвестно даже имя художника, так как Андрей -- его второе, монашеское имя. О годах приобщения Рублёва к мастерству живописи и о начале его творческого пути также нет никаких сведений.

Самые ранние документальные свидетельства о художнике содержат летописи. Под 1405 годом Троицкая летопись 1412-1418 годов сообщает: «Toe же весны почаша подписывати церковь каменую святое Благовещение на князя великаго дворе, не ту, иже ныне стоит, а мастеры бяху Феофан иконник Гръчин, да Прохор старец с Городца, да чернец Андрей Рублёв, да того же лета и кончаша ю» Полное Собрание Русских Летописей.

Анализ текста летописного свидетельства позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, к 1405 году Рублёв -- знаменитый мастер, около десяти лет проработавший в Москве и ее окрестностях; о последнем говорит тот факт, что летописец счел нужным сообщить наряду с монашеским именем прозвищное отчество художника, под которым он приобрел известность, а также подчеркнул немосковское происхождение Прохора. Во-вторых, монашеский постриг художник принял незадолго до 1405 года, -- условно, на рубеже веков, -- то есть стал монахом уже в зрелом возрасте (об этом свидетельствует наименование его «чернецом» и сочетание монашеского имени с прозвищем).

В 1405 году Рублеву выпала честь принять участие в росписи и украшении иконами незадолго до того сооружённого Благовещенского собора Московского Кремля, служившего московскому великому князю чем-то вроде домовой часовни Там же. Видимо, в то время Рублёв уже был сложившимся мастером. Но в летописной записи об этой работе на первом месте упоминается имя прославленного Феофана Грека, на втором -- старца Прохора из Городца, имя Рублёва как самого младшего стоит на третьем, последнем месте.

Под 1408 годом та же Троицкая летопись сообщает: «Мая в 25 начаша подписывати церковь каменую великую соборную святая Богородица, иже во Владимире, повелением князя великаго, а мастеры Данило иконник да Андрей Рублёв» Там же.

Стенопись 1408 года сохранилась частично. Это единственный документально подтверждённый и точно датированный памятник в творческом наследии художника Дудочкин Б.Н. Андрей Рублёв. Биография. Произведения. Источники.. Фрески Успенского собора выполнены Рублёвым совместно с Даниилом, при этом имя последнего летописец поставил на первое место. Отсюда можно предполагать, что Даниил был старшим по возрасту и опыту и, возможно, в начале XV века считался более известным художником.

Видимо, в Троицком монастыре молодому художнику было трудно развить свои способности, как это возможно было в Москве, где сосредоточены были художественные сокровища, где работало множество превосходных местных и приезжих мастеров, где после Новгорода возникал тогда второй по важности художественный центр Руси. Мы не знаем, когда Рублёв покинул Троицкий монастырь и перебрался ближе к Москве. Известно лишь, что он выбрал себе в качестве местопребывания Андроников монастырь. К концу жизни Рублёв был старцем Андроникова монастыря, что здесь он скончался и был погребён.

После «совершения» работ в Троицком монастыре в 1420-х гг., художники возвратились в Москву в Андроников монастырь, где, прожив еще несколько лет, украсили недавно возведенный каменный собор «подписанием чюдным» Житие и чудеса Преподобного Сергия. Эти росписи также утрачены. После окончания росписи собора художники прожили мало: сначала скончался Андрей, за ним вскоре разболелся и умер Даниил. Погребены они были на монастырском кладбище к юго-западу от Спасского собора. Их могила ещё существовала во второй половине XVIII века. Перестройки в Спасо-Андрониковом монастыре, проводившиеся в конце этого же столетия, не пощадили и места захоронения художников.

Опиравшиеся на свидетельства современников Рублева, его «биографы» Пахомий Логофет и Иосиф Волоцкий донесли до наших дней драгоценные штрихи удивительно светлого образа двух подвижников-художников, «совершенных» монахов. Они характеризуются как «чудные добродетельные старцы и живописцы», «любовь к себе велику стяжавше», «чудесные незабвенные мужи», «всех превосходящи» живописцы и «в добродетелях совершенны» иноки. О Рублеве говорится как о «необыкновенном» иконописце, «всех превосходящем мудростью великой», подчеркивается его смирение, вероятно, потому, что оно было отличительной чертой его характера Дудочкин Б.Н. Андрей Рублёв. Биография. Произведения. Источники..

Говоря о формировании молодого художника, нельзя не высказать одного предположения. Может быть, со временем оно будет подкреплено, может быть, в него будут внесены существенные поправки. Во всяком случае, в настоящее время без него многие особенности Рублева выглядят загадочными. Речь идет о воздействии античной классики. Сходство многих работ Рублёва с античностью отмечалось уже давно Там же.. Но до сих пор видели в этом преимущественно счастливые совпадения. Или же объясняли это сходство тем, что Рублёв следовал византийскому искусству эпохи Палеологов, которое, в свою очередь, лучшими своими достижениями обязано возрождению эллинистических традиций. Между тем, внимательное изучение его работ заставляет полагать, что Рублёв близко подходил к основоположным принципам античной классики, таким как умение ярко и полно выражать абстрактные идеи, отвлечённые понятия в наглядных зрительных образах. Как это могло произойти у художника, если он не покидал пределы своей страны? На этот вопрос могут быть различные ответы. Сношения Москвы с Константинополем были тогда обычным явлением. Русские люди часто посещали византийскую столицу. Оттуда привозились в Москву древние лицевые рукописи и слоновые кости, могли привозиться и серебряные блюда VI-VII веков, в которых с редкой чистотой сохранена классическая традиция Там же.. Для чуткого художника достаточно беглого впечатления, чтобы угадать сущность поразившего его образа и вобрать его в себя.

Многим Рублёв был обязан Феофану Греку, с которым вместе работал. Ему он был обязан, прежде всего, высоким представлением об искусстве, верой в творческие силы художника. Это не исключает того, что между ними были глубокие расхождения.

По складу своего лирического дарования Рублёв был антиподом Феофана. Произведения Феофана поражают силой творческого напряжения и всё же совершенство его живописного письма граничит с виртуозностью. В живописных характеристиках Феофана есть что-то от готовности поразить быстротой исполнения и мудрой уравновешенностью форм.

Произведения Рублёва также чаруют своим совершенством, но никогда само искусство мастера, безупречность его штриха, меткость ударов кисти не заставляют нас забывать о том, что все это выношено им, согрето теплотой его сердца. Искусство Рублёва не менее строго по замыслу и зрело и совершенно по выполнению, но в нем больше мягкости и гибкости, чем у Феофана. Греческий мастер передает как бы одно мгновение, молниеносно запечатлённое в его памяти. Рублёв предпочитает длительные состояния, ощущение становления, изменчивости, роста.

Ему остались чуждыми суровые, полные драматизма феофановские образы. Идеалы Рублёва были иными -- более созерцательными, более просветлёнными. И он сознательно отмёл и византийскую чрезмерную утончённость формы и те из местных архаических традиций, которые продолжали стойко держаться, и изжить которые было делом нелёгким. На этом пути Рублёв выработал столь совершенный художественный язык, что на протяжении всего XV века его стиль сделался ведущим, а его личность оказалась овеянной ореолом столь великой славы, что её долгое время воспринимали как непревзойдённый идеал иконописца. В своем искусстве Рублев касался всего того, что по взглядам его времени должно составлять предмет искусства: мира небесного и земного, божественного и человеческого. И в своем отношении к этим сферам он обнаруживает черты, которые отличают его от других художников.

Рублёв видел и внимательно разглядывал создания Феофана Грека и, надо полагать, восхищался проникновенностью этого мастера. Но Феофан еще принадлежал старшему поколению. Для него плотское начало в человеке -- это источник греха, и потому для достижения совершенства он должен подавлять и истязать свою натуру. Феофан мастерски передавал душевную бурю в сердцах своих героев. Он был неподражаем, когда следовало изобразить сурового аскета, мудрого проповедника, гордого своей правотой подвижника, их нахмуренные взгляды, искажённые страданием лица.

Рублёв с бомльшим доверием относится к человеку. Человек у него в основе своей существо доброе, натура его вовсе не греховна. Доверие к людям придает миру Рублёва жизнерадостный, умиротворённый характер. Русского мастера не смущает, что человек может быть привлекателен и по своему внешнему облику. Он любуется гибкостью юношеских тел, их грацией и изяществом, пропорциональностью фигур. До Рублёва в живописи преобладали фигуры либо неподвижные, как бы скованные, либо, наоборот, в резком, порывистом движении. У Рублёва люди более спокойны и непринуждённы, в их размеренном телодвижении угадывается прелесть обретённой ими свободы.

Искусство Рублёва передает ощущение подлинной оживлённости, органической жизни, пластической материальности форм как неодушевлённых предметов, так и человеческого тела, то есть материальность мира, жизнь в её чувственных основах. Искусство Рублёва далеко от аскетизма, оно не чуждается реального, но реальное всегда соединяется у него с идеальным в гармоническом синтезе. Рублёв как бы одухотворяет материальное; он словно наслаждается идеализацией чувственных форм, преображением мира в божественной красоте.

Но Рублёв был чуток не только к привлекательности человеческого облика. Достигший гармонии ума и сердца человек в его искусстве живет богатой, сосредоточенной внутренней жизнью.

Его образы -- величавые и лирические, интеллектуально-утончённые и простые, деятельные и созерцательно-сосредоточенные, доверительно открытые миру и философски-углублённые, исполненные достоинства и нежно-сердечные, независимые и кротко-смиренные, целомудренно-чистые и мечтательные -- это идеалы высокой духовности. Они были обретены художником в русском мировосприятии времени Куликовской битвы и Сергия Радонежского. Следует подчеркнуть, что повышенный лиризм, поэтичность и доброта рублёвских образов никогда не переходят в слащавую сентиментальность, жеманную грацию и утрированную манерность. Исполненные любви, согласия, милосердия и сострадания святые Рублёва не спускаются в мир зрителя, но возносят его в сферу идеала. Первым среди наших мастеров Рублёв изобразил лицо со скользящей улыбкой на устах. Алпатов М.В. Андрей Рублёв и русская культура.

Небесное для него высоко, но нельзя сказать, что оно непостижимо. Оно открывается человеку не столько в состоянии исступления, сколько в тихом созерцании. Он ясно видит красоту небесного и верит в возможность восхождения к ней по ступеням совершенства, и это переполняет его надеждой. Он вовсе не отворачивается от него, не впадает в отчаяние, не страшится греха, не борется с ним самоистязанием. Между небесным и земным, божеством и естеством нет непроходимой пропасти. Они способны к примирению. Ему незнакомо презрение к миру, к человеческой плоти. Мир небесный он населяет образами земного, в земном он видит отблеск небесного света. Самая красота мирского -- это подобие благодати. Нельзя сказать, что он сосредоточил все внимание на земном. Но он доверчиво, иногда мимоходом бросает на него взгляд, относится к нему любовно и ласково. Зато все, что относится к преисподней, к царству мрака, не занимает его. Он даже не замечает его.

Он не утверждает того, что земной рай существует в определенном месте. Но он показал в искусстве, что совершенство и справедливость не противоречат человеческой природе. Он представил желанное людям блаженство в столь привлекательном виде, что богословские споры и небылицы мнимых очевидцев теряли всякий смысл. Не выходя из своей роли художника, ограничиваясь изображением того, чего все искали, он внушал людям веру в возможность осуществления на земле и мира, и согласия, и любви. И всё это происходило в те годы, когда страну раздирали братоубийственные распри, в мире было много жестокого, неразумного, царили произвол, недоверие.

Мир Рублева чужд трагического, лишен какой бы то ни было внутренней дисгармонии, колебаний, борьбы. В его искусстве ясно выражено возвышенное отношение человека к миру как к среде, в которой он призван жить и которая не противостоит ему; окружающий мир трактуется художником как нечто производное от человека. Его душа не испытывает раздвоения между миром духовного и миром земного, он пребывает в состоянии равновесия, ясности и покоя. Искусство Рублёва несло оправдание миру и человеку, который изображается исполненным творческого начала и достоинства, благородства и свободы, совершенства и красоты.

Рублёва нельзя назвать гуманистом в точном смысле этого слова. Человек у Рублёва не приобрел еще полной самостоятельности, как у мастеров итальянского Возрождения. Он представляет себе человека существом, зависящим от высших сил. И все же искусство Рублёва в основе своей глубоко человечно, отзывчиво ко всему человеческому.

У Рублёва можно найти элементы аллегории, но самое существенное у него -- символы. Изображение у него не только воспроизводит определённый предмет, помимо этого в нем самом заключён еще второй, более широкий смысл, который раскрывается в процессе созерцания образа. Символ не так ограничен, как аллегория, порой менее отчётлив, чем она, зато он может получить широкое значение, ведет внимание зрителя к самой сущности вещей. В аллегориях больше участвует рассудок, в символах -- больше фантазии. В искусстве Рублёва преобладает символ, и это даёт ему такую глубину. Круг в живописи Рублёва всегда имел большое значение, но его невозможно свести к одному ключу. Он и солнце, и вечность, и единство, и рай, и любовь, и еще многое другое. Он не стремился к точному воспроизведению предмета и ограничивался метафорическими образами, которые помогают постигнуть связь явлений.

Создав новый типаж с отблеском национальных русских черт, Рублёв ярко передает индивидуальные черты своих святых. Одновременно все его персонажи, пребывающие в состоянии безмолвного созерцания или вдохновенного восторга, связаны между собой единым психологическим потоком, они объединены общностью чувствований и переживаний. Поскольку созданные Рублёвым образы равны между собой, они обладают замечательным свойством замещать друг друга. В сущности, все они -- это единый собирательный образ прекрасного духом и телом «совершенного человека», богочеловека, пример высочайшего осуществления его духовных возможностей.

Рублёв никогда не стремился в живописи к обманчивому впечатлению жизни, он даже не помышлял о том, чтобы его идеальные образы можно было принять за действительность. Вместе с тем, ему было чуждо стремление к чему-то небывалому, невероятному, сказочному, фантастическому. Его целью было нечто совершенное и возвышенное, при этом представленное таким образом, чтобы оно не казалось недостижимым. Во взгляде на мир Рублёва было много любви, отзывчивости и ласки.

Среди современников Рублева было много даровитых, искусных мастеров. Но его создания выделяются из их числа, на них лежит отпечаток его личности. Правда, в отдельных случаях нелегко отличить произведения самого художника от работ его сподвижников. В то время творчество русских мастеров носило в значительной степени имперсональный, коллективный характер. И все же Рублев -- это вполне осязаемая личность, художник обаятельный.

Вспоминая суровое время, когда жил и творил Рублёв, нельзя не удивляться тому, что ему удалось создать такое высокое и совершенное искусство. Между тем, в его возникновении и позднее в его гибели была своя историческая закономерность. Борьба с наступавшими с Востока монголами, с кочевниками, со степью требовала от русского народа огромного напряжения физических и моральных сил. Порождением этого морального подъёма и было искусство того времени. Существовало много причин, почему эти силы смогли найти себе выражение в искусстве. Ради победы над врагами требовалось тогда преодоление розни, необходима была готовность подчиниться единой власти, и хотя Москва уже в те годы прибегала к насилию, она выражала духовные стремления всего народа. Через Византию Древняя Русь была приобщена к богатому наследию античности, русский народ накопил свой собственный жизненный опыт.