«Троица» Андрея Рублёва

В 1408 году Троицкий монастырь был начисто сожжен татарами. Можно представить себе, как тяжело было русским людям видеть обуглившиеся головешки на том месте, где тридцать лет тому назад они искали нравственной опоры перед выступлением против Мамаевых полчищ. Этими настроениями, находившими самый широкий отклик в народе, объясняется, почему, когда миновала гроза, ученик и преемник Сергия Никон с большим рвением принимается за восстановление и украшение монастыря.

Сохранилось известие, что он призвал в монастырь Андрея Рублёва вместе с другом его Даниилом Черным для росписи собора и создания его иконостаса. Алпатов М.В. Андрей Рублёв.

Большинство иконописцев того времени выступало в роли старательных и искусных иллюстраторов Священного писания и учения церкви. Рублёв не ограничивался этой ролью. Он не полагался на то, что выработано было в искусстве до него и утверждено авторитетами в качестве непреложной догмы. Он говорил, прежде всего, о том, что чувствовал он сам и его современники, что можно было вообразить себе и передать средствами искусства.

Это касается, в первую очередь, его прославленной «Троицы». В библейской легенде рассказывается о том, как к древнему старцу Аврааму явилось трое странников и как он вместе со своей супругой Саррой, которой они, несмотря на ее престарелый возраст, предрекли рождение сына, угощал их под дубом Мамврийским, втайне догадываясь, что к нему явилось само божество. Уже предшественники Рублева, следуя древней легенде о явлении Троицы Аврааму, изображали её в виде трех ангелов, сидящих за трапезой. Наиболее даровитые мастера умели придать этой сцене величаво-торжественный характер, сообщить ангелам юношеское очарование. Менее искусные и менее смелые при помощи внешних примет или надписей стремились выразить в этом изображении догмат о единстве троичного божества. Но всем им не удавалось избежать впечатления, что расположение фигур и предметов продиктовано им богословами. На некоторых иконах Святая Троица изображена в виде трёх ангелов, сидящих под деревом (Ветхозаветная Троица). На столе перед ними -- угощение, предложенное Авраамом, который стоит рядом. Сарра находится либо тут же, вместе с Авраамом, предстоя перед Святой Троицей, либо в шатре. Встречаются и другие иконы Святой Троицы, на которых Бог Отец изображён в виде Старца (Новозаветная Троица). Иисус Христос восседает рядом с Богом Отцом. В правой руке Спаситель держит раскрытое Евангелие, в левой - Крест. Бог Дух Святой изображён в виде голубя, парящего над Ними. Существуют и иконы Святой Троицы, где у Бога Отца, изображённого Старцем, на коленях сидит Спас-Эммануил, то есть Спаситель, изображённый в младенческом или отроческом возрасте. Над ними, как и на иконе «Новозаветной Троицы», -- Святой Дух в виде голубя. Такое изображение называется «Отечество».

«Троица» Рублёва коренным образом отличается от всех предшествующих, потому что всё выглядят в ней так, точно эти три крылатых существа, непринуждённо сидящие за трапезой, увидены были глазами художника или словно они, как воплощение высоких представлений о совершенстве, пригрезились ему в прекрасном сновидении. Возвышенное и отвлечённое стало у Рублёва соразмерным человеку, и вместе с тем в человеческом, личном проглядывает нечто высокое и закономерное. Искусство было для него не средством украшения истины, добытой за пределами искусства. Он обладал счастливой способностью, не выходя за пределы искусства, откликаться на философские вопросы огромного значения.

В изображениях Троицы до Рублёва главное понимание сосредоточено было на явлении всесильного божества слабому человеку, на поклонении ему, на почитании его. Там же. В «Троице» Рублёва божество не противостоит человеку, в нём самом вскрываются черты, роднящие его с человеком. По замыслу Рублёва, три лица Троицы явились на землю не для того, чтобы возвестить патриарху чудесное рождение сына, а для того, чтобы дать людям пример дружеского согласия и самопожертвования. Видимо, увековечен тот момент, когда одно из трех лиц божества выражает готовность принести себя в жертву ради спасения человеческого рода.

Рублёв не создавал в собственном смысле портретов своих современников, как его итальянские и нидерландские современники. Но можно утверждать, что образы Рублёва как бы составляют один, обобщённый коллективный портрет русских людей его времени. Чтобы ближе подойти к его пониманию, следует сказать, что его особенно занимал собирательный образ человека, достойного райского блаженства. Вот почему Рублёв так полно проявил себя в изображении ангелов, существ окрылённых, легко ступающих по земле. Ангелы Рублёва не такие торжественные и воинственные, как в более раннем искусстве, но и не такие миловидные, пригожие, как в живописи Возрождения.

В византийских изображениях Троицы было больше иллюстративности, в них всегда подробно передавались все обстоятельства появления ангелов перед Авраамом и перед его супругой Саррой, почтительно угощавшими гостей роскошными яствами.

В отличие от византийских Троиц, икона Рублёва носит более умозрительный характер. В изображении эпизода библейской легенды художник стремился воплотить представления о непостижимом уму единстве трех существ, символизирующем духовное единство мира. Рублёв жил среди людей, почитавших традиции. Согласно ей, он изобразил Троицу под видом трех ангелов, явившихся Аврааму, но он почти обошел молчанием обстоятельства их появления. В сущности, он ограничился как бы фрагментом из традиционной Ветхозаветной Троицы и сосредоточил внимание на фигурах ангелов. На библейское повествование намекают лишь чаша на столе с головой тельца, дерево и палаты Авраама.

В иконе Рублёва не только отдельные предметы являются символами, но и композиция, расположение фигур в иконе имеет символический смысл. Круговая композиция Рублёва с фигурами, которые склоняются друг перед другом, превращает образ Троицы в подобие дружеской трапезы, симпозиума. Рублёву в своей «Троице» удалось выразить представление о единстве и множественности, о преобладании одного над двумя и о равенстве трех, о спокойствии и о движении, единство противоположностей. Все ангелы так похожи друг на друга, словно это одно существо среди двух его зеркальных отражений. Три существа сливаются воедино, обрамленные незримым кругом, символом всеединства и нераздельности мира. В его «Троице» средний ангел, как у византийцев, возвышается над боковыми. Те выглядят как его спутники, и, вместе с тем, он не господствует над ними. Все равны по размерам и по своему отношению к целому образу. Все вместе составляет круг, в центре которого находится чаша.

Как символическое произведение «Троица» Рублёва допускает разночтения. Можно сосредоточить внимание на отдельных фигурах, на ангельских ликах, тогда бросается в глаза, что художник дал каждому из них свою характеристику. Ангел слева сидит напряжённо, лик его строгий, почти суровый, черты лица резко очерчены, брови нахмурены -- видимо, это изображение повелевающего Бога-отца (не столько изображение, сколько его подобие). Средний ангел склоняет голову, его опущенная рука означает его покорность воле Отца. Только в его чуть дрогнувших устах угадывается скорбь. Чаша, которая стоит перед ним, напоминает о жертве, в которую он приносит себя. Третий ангел, самый стройный, одухотворенный, женственный, служит свидетелем диалога двух остальных, склонённая голова означает его согласие с общим решением. Это третье лицо Троицы, Святой Дух.

В поисках исторического объяснения «Троицы» Рублёва было обращено внимание на то, что во времена Рублёва в церковных кругах велся спор о природе Троицы, что церковь восставала против попыток еретиков подвергнуть сомнению догмат о троичности божества. Там же. Возможно, что эти споры послужили поводом для того, чтобы художники, в том числе и Рублёв, обращались к этой теме.

Значение «Троицы» Рублёва, конечно, шире, чем споры в церковных кругах его времени, и не может быть сведено к богословской теме. Не выходя за грани своего искусства, художник стремился преодолеть как дуализм средневекового мышления с его вечным противопоставлением добра и зла, бога и дьявола, так и авторитарное понимание Троицы как господства чего-то одного над подчинёнными ему. Рублёва не могла не увлечь задача наполнить традиционный образ идеями, которыми жило его время, -- в этом человеческий смысл рублёвского шедевра. Икона Рублёва написана «в похвалу отцу Сергию», и это помогает понять круг идей, которые вдохновляли Рублёва. Сергий, благословляя Димитрия Донского на подвиг, ставил ему в пример то самое самопожертвование, которое Рублёв увековечил в «Троице». Полное собрание русских летописей Вместе с тем, им построен был Троицкий собор для соединённых им «для единожития» людей, «дабы воззрением на св. Троицу побеждался страх ненавистной розни мира сего» Там же.. Это помогает понять этический смысл «Троицы» Рублёва. В произведении церковного назначения ставится жизненно важный вопрос тех лет, когда на поле боя лишь дружные усилия прежде разрозненных княжеств могли сломить сопротивление векового врага.

Рублёв первым среди древнерусских живописцев утверждал отношение к иконам как к предмету художественного созерцания. И это более всего проявилось в его «Троице». Современному человеку, привыкшему к убыстрённым темпам жизни и к соответствующим ритмам в искусстве, трудно понять, что значило для Рублева художественное созерцание. Надо сказать, что и в его время далеко не все имели к нему доступ. Алпатов М.В. Андрей Рублёв и русская культура. Наиболее распространено было простое узнавание в искусстве привычной системы знаков, вслед за чем произведение превращалось в предмет поклонения. Его не разглядывали, не всматривались в него. Зрительные ценности искусства отступали на второй план. О реликвии достаточно знать, что она существует, нет необходимости её рассматривать.

Новым у Рублёва было то, что само изображение силою рождаемых им зрительных впечатлений помогало человеку проникать в недра того, что оно в себе таило. Там же. Новый подход к искусству создателя «Троицы» произвел на современников сильнейшее впечатление. Ведь это означало, что он обращался к иконам не с молитвой, не прикладывался к ним, как набожные люди, но любовался ими и ценил их как произведения искусства. И, вместе с тем, через созерцание он возносился своими мыслями к «горнему». Зрительное восприятие произведения искусства предполагало и обращение человека к себе, его чуткость к потоку своих мыслей, чувств и воспоминаний.