Проект "дружбы народов": национализм, империализм и интернационализм

Оставлю за рамками темы истоки этого культурно-политического проекта, но отмечу, что в отличие от волны национализмов конца XIX– начала ХХ в., проект "дружбы народов" схож с французской моделью. В нем более чем в других национализмах заметны именно проективные черты, он строится на алгоритмах отношения граждан и общества и граждан между собой, он не имеет присущей восточному типу национализма романтической подосновы. И советский и французский проекты замышлялись как инструменты построения общества принципиально нового типа, оба были эксплицитно нацелены на решения насущных политических задач, оба отвергали прошлое и выстраивали суверенитет общества на основании отказа от монархической легитимности.

Этот проективный каркас был надет на русскую культуру, которая в 1917 г. продолжала оставаться имперской и на культуры народов, входивших в Российскую империю и к тому моменту уже имевших глубокий пласт общих с русскими культурных значений и опыта совместного проживания. Поэтому, возвращаясь к трактовке нации К.Вердери, нужно учитывать, что складывающаяся национальная реальность представляла собой производную от национальных мифов, причем мифов преломленных в народном сознании в соответствии с их обобщенным культурным сценарием.

Но ни один проект не осуществлялся на голом месте, а в данном случае было бы уместно отметить, что не только национализм делится на типы, на типы так же делится и империализм. И ту модель империализма, которая была присуща Российской империи… тоже называли то русской, то французской, рассматривая эти определения как синонимичные. Причем главная черта, которая сближает русский или французский типы империализма – это склонность к ассимиляции окраин или колоний, к превращению всего населения империй в русских или, соответственно, французов. В этом сходство французского, русского и советского национализма.

Если бы речь в советском проекте "дружбы народов" шла об ассимиляции граждан, то мы имели бы дело (по крайне мере частично) с клоном французского проекта. Но советский проект, в отличие от него, не предполагал полной ассимиляции – и это была его принципиальная черта. В его основании лежала идеологема интернационализма. Исторически это был первый проект такого рода – проект многонациональной общности (американцы тогда еще не задумывались над этой темой, а европейские народы оставались в рамках имперских парадигм).

Для осуществления идеологемы интернационализма должны нужны были нации, не говоря уже о том, что развитое общество с точки зрения советских идеологов непременно состоит из наций, модели отношений между которыми и предстояло выработать, равно как и создать образ "советского человека", носителя интернационализма. Таким образом, проект оказывался как бы направленным к воплощению двух противоположных целей. С одной стороны, национальное сознание целенаправленно пробуждалось, а в отношении ряда народов можно сказать, что оно формировалось. Ведь каждое племя, стоявшее в начале ХХ в. далеко от цивилизации с ее модой на национализм, обязано было в советском обществе осознавать себя нацией, получить свою письменность, национальный театр, библиотеку, университет. Народности раздробленные, имевшие слабое самосознание, должны были осознать свое единство и целостность. С другой стороны, как только национальное самосознание становилось более или менее отчетливым, оно подлежало репрессии как "мелкобуржуазный национализм", разрушающий интернациональный проект.

Так что одной рукой советская власть нации создавала, а другой подавляла, но не уничтожала. Советский народ в итоге должен был представлять из себя идеал интернационализма, то есть не образовать единую нацию, а оставаться совокупностью наций. Национальное самосознание не должно было коррелировать с тем проективным национализмом, который был связан с мифом о "золотом веке" в прошлом народа и мифом о "золотом веке в будущем", который к началу ХХ в. распространился почти по всему миру. "Золотой век" в будущем мог стать достоянием только советского народа в целом, а "золотого века" в прошлом у наций не могло быть ввиду их социального и национального угнетения.

Сложность этой двуединой политики и идеологии порождала повышенное внимание к межнациональным отношением и культ "дружбы народов". Эта идеологема была в Советском Союзе ключевой. Как особо эмоционально (и, может быть, слишком откровенно) звучало в гимне Советского Союза "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь". Этот союз представлял собой "дружбы народов надежный оплот". Такова была видимая сторона медали, проект, головное изобретение. И "дружба народов", и " советский человек" существовали в виде абстракции. На практике это была сложная культурная система, отразившая и самопредставление русских, и самопредставление других народов, но самое главное – отразившая представление других народов о русских. На этом реальном фундаменте была построена система функционального взаимодействия, основанная на игре интерпретаций и реинтерпретаций неким образом почерпнутого и усвоенного содержания национального (в данном случае, интернационального) дискурса.