Глава 7 «Когда погребают эпоху, Надгробный псалом не звучит». А.А.

В эти дни отчаявшаяся Ахматова решила предпринять очередную попытку апеллировать к самому могущественному человеку страны — к Сталину. Но политическая ситуация в стране была иной, а те, кто помог ей в 1935 году, уже не имели ни сил, ни влияния. Да и положение самой поэтессы изменилось. В 1939 году органами НКВД на нее было заведено «дело» (так называемое дело оперативной разработки — ДОР) с краткой аннотацией: «Скрытый троцкизм и враждебные антисоветские настроения». В нем содержались материалы, собиравшиеся органами ОГПУ-НКВД еще с двадцатых годов, когда Ахматова попала в поле зрения чекистов как бывшая жена казненного поэта. Обо всем этом Анна Андреевна не знала, и для нее Сталин уже во второй раз стал олицетворением надежды.

История второго письма Ахматовой к Сталину сложилась менее удачно. Оно проделало долгий и длинный путь по бюрократическим инстанциям, но до самого Сталина, судя по всему, так и не дошло. К этому убеждению позже пришла и сама А. А. Ахматова. В те же весенние дни, когда она писала вождю, у нее родились и такие строки:

Легкие летят недели.

Что случилось, не пойму.

Как тебе, сынок, в тюрьму

Ночи белые глядели,

Как они опять глядят

Ястребиным жарким оком,

О твоем кресте высоком

И о смерти говорят.

______

Семнадцать месяцев кричу,

Зову тебя домой,

Кидалась в ноги палачу —

Ты сын и ужас мой.

Все перепуталось навек,

И мне не разобрать

Теперь, кто зверь, кто человек,

И долго ль казни ждать…

В эти дни, замкнутая в мыслях о грозящей сыну смертельной опасности, она понимала, что лишь своим грехопадением — шагами в сторону власти — может спасти его жизнь. Анна Андреевна пишет стихотворный цикл «Слава миру», прославляющий мудрость Сталина. Поступок, который всю жизнь жег ее позором. Пришлось сломить в себе главный стержень — поэтической чести и «в ногах валяться у кровавой куклы палача». После публикации этого цикла у нее, как замечают близкие люди, навсегда появились фальшивые интонации в общении. Она совершила осознанно шаг, которого, знала, будет стыдиться всю жизнь. Сделать это она могла только ради сына. Увы, Лев Николаевич считал, что мать ничем не способствует пересмотру его дела, поглощенная своими выступлениями и публикациями. А у тех, кто слышал ее славящие «кровавого палача» стихи, промелькнуло некое презрение: не устояла, сломалась!

Однако поступок Ахматовой был оценен властью. Неожиданный интерес со стороны издательств подтвердил это — Ахматовой давали понять, что готовы сохранить ее как национальное достояние в обмен на лояльность.

26 июля 1939 года Особое совещание при НКВД СССР вынесло свой окончательный приговор: Л. Н. Гумилев, Н. П. Ерехович и Т. А. Шумовский осуждены к заключению в исправительно-трудовых лагерях сроком на пять лет каждый. Гумилев был определен в Норильский лагерь, Ерехович — в Севостлагерь на Колыму, Шумовский — в город Котлас Архангельской области. Пять лет ИТЛ! Это был легкий приговор, объясняли его тем, что на место Ежова пришел добрый Берия. Конечно, дело было не в Берии: Анна спасла сына своим шагом в сторону власти. Знала, за ним должны последовать и другие — власть рассчитывает приручить народных кумиров.

В 1939 году, дождавшись от Льва открытки, что он живым прибыл на место трудового исправления, Анна немедленно подала заявление в Союз писателей с просьбой принять ее в свои члены.

5 января 1940 года Ахматову, ранее из Союза принципиально выбывшую, торжественно приняли обратно. Был снят пятнадцатилетний запрет на публикацию ее стихов, и они стали снова появляться в журналах. В числе почестей, посыпавшихся на Ахматову, было единовременное пособие в три тысячи рублей и повышенное до семисот пятидесяти рублей прежнее четырехсотрублевое пособие. Кроме того, Ленсовет начал хлопоты о квартире для Ахматовой. Как же они хотели ее заполучить! Это даже лестно. Но подкуп не удался. От единовременного пособия Ахматова отказалась. Телефон и так разрывался от предложений издательств подписать с ней договор.

Дьявол не выдал. Мне все удалось,

Вот и могущества явные знаки.

Вынь из груди мое сердце и брось

Самой голодной собаке.

В мае 1940 года вышел сборник стихотворений Ахматовой «Из шести книг», куда были включены произведения прошлых лет и несколько новых. А. А. Фадеев, А. Н. Толстой и Б. Л. Пастернак собирались выдвинуть это издание на Сталинскую премию. Ахматова, начиненная «антисоветскими бомбами» — стихами, спрятанными в тайниках памяти, не записала на бумаге до 1946 года ни одной крамольной строки. Все стихи сборника далеки от идеологии, абсолютно подцензурны. Казалось бы — зацепиться не за что. Но не этого ждала власть от пошедшей на сближение с ней Ахматовой. «Из шести книг» вызвал гнев высших инстанций. Анна Андреевна рассчитывала, что начисто лишенная общественного пафоса книга не сразу попадется на глаза Сталину, а может, и вообще не попадется. Легкомыслие не по времени. Ее поступки внимательно отслеживали. 25 сентября 1940 года управляющий делами ЦК ВКП(б) Д. В. Крушин направил секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Жданову записку, в которой с возмущением писал о том, что в сборнике стихов А. А. Ахматовой нет «стихотворений с революционной и советской тематикой, о людях социализма» и что «необходимо изъять из распространения стихотворения Ахматовой». Жданов в свою очередь был удивлен, пролистав книгу: «Как этот ахматовский «блуд с молитвою во славу божию» мог появиться на свет? Кто его продвинул?» 29 октября 1940 года не без злорадного удовольствия Жданов подписал постановление секретариата ЦК ВКП(б) об изъятии книги Ахматовой и строгом наказании виновных в ее выпуске. Вопрос с квартирой для писательницы, как и щедрое пособие, отпали сами собой.

На Ахматову обрушился шквал злобной критики, и она боялась, что нынешняя немилость к ней властей усугубит и без того тяжелое положение сына. Не зря. В январе 1941 года военный прокурор ЛВО наложил резолюцию: «Истребовать дело Льва Гумилева для проверки доказательств».