11.1. Деятельность первых советских научных учреждений

Как известно, в дореволюционной России научная разработка библиографии осуществлялась в основном на уровне личной инициативы отдельных деятелей или усилиями библиографических обществ. Последние, несмотря на определенное противостояние со стороны официальных властей, продолжали свою деятельность и в советское время. В частности, председатель Русского библиографического общества при Московском университете Б.С.Боднарский, став директором Российской центральной книжной палаты, многое сделал для формирования научного и учебного Русского библиографического института (1921-1922). Но институт так и не выполнил своих задач.

Более плодотворной в новых условиях была научная деятельность Русского библиологического общества. В частности, в 1922 г. оно выпустило задуманный еще в дореволюционное время Н.М.Лисовским сборник научных трудов "Sertum bibliologicum, в честь президента... А.М.Малеина". Теперь отмечалось уже 30-летие его научно-литературной и библиографической деятельности. Содержание сборника можно условно разделить на две части: книговедение и русская литература. Как известно, эти направления и составляли основные направления самого общества. Для истории науки о библиографии особое значение имеют следующие материалы: статья С.А.Венгерова "Наша задача", подготовленная для намечавшейся реформы "Книжной летописи"; публикация беловой вступительной лекции Н.М.Лисовского "Книговедение, его предмет и задачи", которую он читал в Московском университете (другие варианты ранее напечатаны в "Библиографических известиях"); статья М.Н.Куфаева "Проблемы философии книги", вышедшая позже (1924 г.) отдельным, переработанным и дополненным изданием [см. первый вариант: Избранное. С. 21-38]. Здесь предложено и несколько новаций относительно библиографии. Например, библиография библиографии трактуется как "библиологическая историография". До сих пор не теряет своей значимости и помещенное в сборнике библиографическое описание Н.К.Замкова "Улей". Журнал В.Г.Анастасевича (1811-1812 гг.)" с обстоятельной вступительной статьей, посвященной жизни и деятельности издателя, с именным указателем к "Перечню содержания" журнала. Эта работа может служить образцом для подобного рода библиографических жанров. Из других библиографических материалов интерес представляет "страничка воспоминаний" А.Д.Торопова "Московский библиографический кружок".

Первые опыты обобщающих библиографических работ были опубликованы в научных трудах уже упомянутых институтов, созданных советской властью. В частности, в трудах НИИ книговедения была напечатана статья А.Г.Фомина "Современное состояние русской библиографии и ее очередные задачи" [Книга о книге. Вып. 1. С. 153-178]. Статья состоит из четырех разделов. Первый посвящен практической библиографии, в основном созданию фундаментальных трудов ретроспективного характера по различным объектам библиографирования - рукописей, репертуара ("каталога") русской печатной книги, русской периодической печати, особенно статей в них, русских запрещенных, нелегальных и вышедших за границей политических изданий, листовок (воззвания, объявления, афиши, плакаты и т.п.); основных видов библиографии - общей, специальной, топобиблиографии (так он называет краеведческую), биобиблио-графии, библиографии второй степени.

Заключая первый раздел своей статьи, посвященной практической библиографии, А.Г.Фомин вспоминает, на его взгляд, интересную, теперь, к сожалению, основательно забытую, статью Ф.Т.Тарасова "Наша библиография" [Сев. вестн. 1890. № 5. С. 205-228], В ней автор, давая обзор развития русской библиографии, подвел итоги тому, что было сделано тогда в этой области. Они были неутешительными. С тех пор прошло 35 лет, но многие выводы, к которым пришел Ф.Т.Тарасов, вполне применимы и к современному состоянию отечественной библиографии. "Быстро и значительно увеличиваясь с каждым годом в количественном отношении, насчитывая в настоящее время громадное число трудов, - подчеркивает А.Г.Фомин, - русская библиография делала очень медленные и незначительные успехи в качественном отношении. Основной болезнью, мешавшей общему развитию и успехам русской библиографии, была ее неорганизованность, отсутствие планомерности в работе".

Второй раздел статьи А.Г.Фомина посвящен теории и методологии библиографии. В сравнении с практической библиографией, которая в общем, как он считал, находится в неудовлетворительном состоянии, хотя по ней все-таки сделано гораздо больше, чем по какой-либо другой области библиографии, в гораздо более плачевном положении находится у нас именно теория и методология. Давая обзор основных научных работ по библиографии, начиная со статьи В.Г.Анастасевича "О библиографии", А.Г.Фомин делает свое первое обобщение: в XIX в. вопросы теории и методологии библиографии почти не разрабатывались, были чужды большинству русских библиографов. Другое обобщение его связано с тем, что только с начала XX в. проявляется некоторый интерес к этим вопросам в связи с разработкой книговедения в целом как особой научной дисциплины. Называются труды Н.М.Лисовского и А.М.Ловягина, но большинство русских библиографов по-прежнему, считает А.Г.Фомин, остается равнодушным к вопросам теории библиографии. Третье обобщение его связано с утверждением, что только после революции 1917 г. теория начинает интересовать более широкие круги наших библиографов. Научные вопросы библиографии, как и раньше, разрабатываются в русле формирования книговедения в целом. В этой области продолжают трудиться Н.М.Лисовский и А.М.Ловягин, начинают работать М.Н.Куфаев, Н.Ю.Ульянинский, М.И.Щелкунов и др. Вопросы теории оживленно обсуждаются на заседаниях библиографических обществ, библиографических совещаниях и съездах.

Но несмотря на то что теория библиографии после революции стала живо интересовать многих наших библиографов, реальных результатов в виде печатных работ пока мало. В итоге, по его мнению, можно с полным правом сказать, что разработка теории библиографии как научной дисциплины, входящей в состав книговедения, только еще началась.

Говоря о методологии библиографии, А.Г.Фомин не совсем четко отделяет ее от методики, или, по его терминологии, библиографической техники. В последнем случае он обсуждает проблему библиографических инструкций, которые с начала их появления в России (1809 г.) были ориентированы на библиотечные потребности. Только в конце XIX в. появилась у нас краткая инструкция по описанию книг, имеющая сугубо библиографическое назначение (изданная в 1891 г. Московским библиографическим кружком). С начала XX в. такие библиографические инструкции появляются регулярно, а после революции интерес к ним еще более усиливается. За период 1918-1926 гг. А.Г.Фомин насчитал десять изданий. Некоторые из них представляют собой ценные труды, могущие служить полезным руководством в практической деятельности. Но нет ни одной, которая охватила бы все виды печатных произведений и типы библиографических работ и являлась бы полным руководством по библиографической технике.

При этом А.Г.Фомин выступает за самое осторожное отношение к выработке русской унифицированной библиографической инструкции. Необходимо использовать не только англо-американскую, но и вообще западноевропейскую библиографическую практику. В этом отношении, согласно А.Г.Фомину, русские библиографы в своем большинстве довольно невежественны, плохо знают иностранную библиографию.

У нас плохо изучена не только иностранная библиографическая практика, но и своя русская. По мнению А.Г.Фомина, мы не имеем ни одной работы, в которой было бы прослежено, как развивались методы в русских библиографических трудах, были бы охарактеризованы библиографические приемы хотя бы наиболее видных русских библиографов. Нет у нас и ни одного труда, который давал бы обзор и оценку русских библиографических инструкций. Только путем серьезного сравнительного изучения западноевропейского, американского и русского опыта библиографической методологии можно решить сложный вопрос об унификации русской библиографической техники.

Не разработана библиографическая техника не только в целом, но и в ряде отдельных основных вопросов. К числу их А.Г.Фомин относит следующие: задачи и полнота библиографического описания; пределы ограничения печатного материала для библиографирования; стабилизация титульного листа; систематизация библиографических картотек; библиографическая система классификации наук; методика составления библиографических указателей; аннотирование печатных произведений. Наконец, нерешенным является вопрос об определении таких категорий, как "книга", "отдельные виды печатных произведений", "периодическое издание".

Третий раздел статьи А.Г.Фомина посвящен истории русской библиографии, которая по уровню научной разработанности так же бедна, как теория и методология. Он считает, что у нас нет не только общей истории русской библиографии в целом, но и даже исторических очерков отдельных эпох ее. Не только не изучена деятельность наших библиографических учреждений, обществ, комиссий и кружков, но и почти нет сколько-нибудь обстоятельных работ об отдельных русских библиографах, даже таких видных, как В.С.Сопиков, В.И.Межов, А.Н.Неустроев и т.п. И в целом, подводит итог А.Г.Фомин, "изучение истории русской библиографии, конечно, не имеет такого практического значения, как разработка вопросов методологии библиографии, но и оно должно быть отнесено к задачам русской библиографии, если не первой очереди, то второй".

В заключительном четвертом разделе своей статьи А.Г.Фомин остановился на некоторых общих организационных вопросах русской библиографии. Рассмотренная статья получила свое развитие в другой работе А.Г.Фомина "Книговедение как наука" (1931 г.), где он попытался осуществить некоторые намеченные в статье еще не решенные задачи. В частности, предпринята попытка дать историю книговедения и библиографии как науки в Западной Европе и в нашей стране. В основу систематизации исследуемого материала положен персональный принцип, т.е. в хронологии научной деятельности зарубежных, русских дореволюционных и советских книговедов (библиографов). Особый раздел этого труда специально посвящен терминологии, в том числе определению библиографии. В заключении также были сформулированы в общем виде те основные задачи, которые предстояло решить. А.Г.Фомин был прав в том, что библиография как наука (библиографоведение) в это время или отождествлялась с книговедением, или исследовалась как его часть.

Но к этому времени (начало 30-х годов) уже наметилось ничем не оправданное размежевание и даже резкое противостояние между книговедами дореволюционной формации и новой, советской. Это можно объяснить разными причинами, в том числе:

трудностями общественно-экономического развития и остротой идеологической борьбы, когда из-за классовой непримиримости вместе с реакционными и негативными явлениями "буржуазного" книговедения отвергались плодотворные идеи и достижения;

с усилением культа личности ученым-книговедам и библиографам все труднее становилось осуществлять свое естественное право на оригинальность мышления, свою точку зрения, поиск новых подходов, которые в какой-либо мере расходились бы с общепринятыми, тем более освященными "сверху";

первые опыты марксистской разработки книговедения и библиографоведения (работы И.В.Владиславлева, И.В.Новосадского, П.Н.Беркова, Л.Н.Троповского и др.), хотя и актуальные, плодотворные во многих отношениях, в то же время были противоречивы, не отличались необходимой методологической глубиной, недостаточно опирались на опыт практики советского книжного дела и библиографии, в свою очередь делающих тоже свои первые шаги; вообще отрицали достижения дореволюционного библиографоведения;

трудностями оптимального сочетания обще- и специальнонаучных задач, теории и практики, когда в угоду текущей актуальности и доступности оперативного решения частным и практическим проблемам отдавался приоритет перед фундаментальными.

Наиболее радикальными и бескомпромиссными представителями марксистско-ленинского книговедения были И.В.Новосадский и П.Н.Берков. Именно их статьи составили первый выпуск сборника "Трудов Музея книги, документа и письма" (позже - Института), изданный в том же 1931 г., когда вышла в свет и монография А.Г.Фомина. Для развития книговедения и библиографоведения особенно важна работа И.В.Новосадского "Теория книговедения и марксизм. Критика современного книговедения" [подробнее о ней см. в нашей статье: Особенности развития типологии книги в условиях становления советского книговедения//Совр. пробл. книговедения, кн. торговли и пропаганды книги. 1993. Вып. 9. С. 29-69]. В первой части своей работы И.В.Новосадский дает на основе марксистской методологии критику современных книговедческих теорий, во второй - пытается построить подлинно научную теорию книговедения. Основной пафос первой части состоит в следующем: все, что было до этого, - эмпирическое буржуазное книговедение. Оно не смогло выработать научный метод познания книги, дифференцировать предмет и метод книговедения от других наук и установить единый закон развития книги, а вынуждено было ограничить изучение книги рамками простого описания и неизбежно скатывалось к пониманию книговедения как конгломерата эмпирических сведений о книге, ее производстве и распространении.

И.В.Новосадский утверждает, что за тринадцать лет характер и роль печати в СССР коренным образом изменились. Из оружия буржуазной идеологии, орудия угнетения сознания рабочего класса книга превратилась в могучий фактор организации его сознания. Между тем как современное книговедение почти не изменилось со времени Н.М.Лисовского и никуда от его системы не ушло. Об этом красноречиво свидетельствует появление работ М.И.Щелкунова, М.Н.Куфаева, Н.М.Сомова, А.Г.Фомина и др., которые перепевают на все лады идеи Н.М.Лисовского. И опять используется военная терминология. По И.В.Новосадскому, в настоящее время мы имеем "два фронта" - вульгарно-материалистический, идущий в основном от Н.М.Лисовского и представляемый М.И.Щелкуновым, А.М.Ловягиным, Н.М.Сомовым, А.Г.Фоминым и др., и фронт идеалистический в лице Н.А.Рубакина, М.Н.Куфаева и т.д. Поэтому "главный удар" должен быть направлен на их механистические, эмпирические и идеалистические теории.

Характерна оценка этой части статьи Н.В.Новосадского в предисловии к сборнику, написанном директором Музея академиком А.С.Орловым. По его мнению, критика теорий не может считаться достаточно развернутой, поскольку не затронуты западноевропейские и некоторые дореволюционные русские теории, от которых в той или иной степени зависимости находятся рассмотренные книговеды. Кроме того, автором не вскрыты исторические корни ошибочного построения книговедческих систем. Основную ценность критики А.С.Орлов видит только в той смелости и заостренности, с которыми она сигнализирует о неблагополучии на данном фронте, подчеркивая особенно опасность теорий, действенных и до сего времени. А.С.Орлов не считает законченной и теорию книговедения, предложенную И.В.Новосадским во второй части статьи: "Скорее - это некоторые предпосылки и материалы для построения научной теории. Терминологическая невыдержанность и неясность, проявленные автором, препятствуют четкости понимания предлагаемой им концепции. Несвободна эта часть и от некоторых противоречий". Но в основном А.С.Орлов считает, что работа И.В.Новосадского построена на правильном понимании книги и потому вызовет безусловный интерес.

В любом случае искусственно созданное противостояние сыграло злую шутку: начиная с 30-х годов книговедение объявляется буржуазной наукой, закрываются критико-библиографические журналы, книговедческие и библиографические научно-исследовательские организации, развитие книжного дела и библиографии обрекалось на односторонний прагматизм. Естественно, мы далеки здесь от какого-либо сгущения красок, от бездумного перечеркивания целого периода, на наш взгляд, самого интересного в формировании советского библиографоведения. В этом отношении большое влияние на его развитие оказали I и II Всероссийские библиографические съезды.