15.4. Владимир Соловьев: метафизика всеединства

Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900) – один из самых ярких, известных и спорных ре­лигиозных философов в России. Он занимался вопросами исторических путей России, культуры и церковной жизни, мировыми религиозными традициями, проблемами взаимо­отношений Востока и Запада, проблемами познания, этики и эстетики. В «Чтениях о бого­человечестве» Соловьев обосновывает идеал духовного обновления человека и культуры.

В «Чтениях…» концепция всеединства развернута в космических масштабах Космогонический процесс ведет, по Соловьеву, к слиянию Бога и отпавшего от него мира. Астральная эпоха, когда материя концентрируется в звездных телах, сменяется органической, завершением которой выступает человек. «В человеке мировая душа впервые соединяется с божественным Логосом в сознании как чистой форме всеединства»*.⁶ Человек становится посредником между Богом и миром, устроителем и организатором Вселенной. Богочеловеческий идеал означает, что Бог, соединяясь с совершен­ным человеком, дает человеку такие творческие возможности, какие он не может иметь без Христа, без веры, без Церкви. Соловьев жаждал полноты развития человеческого начала в Церкви, «в меру полного возраста Христова» (Еф. 4.13), и призывал энергично трудиться. Восток, писал он в «Чтениях», «сохранил истину Христову; но, храня ее в душе своих на­родов. Восточная Церковь не осуществила ее во внешней действительности, не дала ей реального выражения, не создала христианской культуры, как Запад создал культуру ан­тихристианскую»**⁷. Богочеловеческий идеал, настаивал он, требует всесто­ронней социальной активной культурной работы христиан.

Богочеловечество Соловьев соединяет с принципом Всеединства. Впервые он подошел к теме Всеединства в «Кризисе западной философии», где писал, что новейшая западная философия начинает обращаться к духовными созерцаниям Востока: «Опираясь с одной стороны на данные положительной науки, эта философия с другой стороны подает руку религии»^. Вывод: нужен универсальный синтез религии, философии и науки. «Критика отвлеченных начал» подготовила этот синтез. Отвлеченность начал – это их оторванность от всецелой Истины, от Хри­стовой правды, которая познается разумом и сердцем.

К отвлеченным началам относится все, что характерно для культуры ХIХ-ХХ ве­ков. Например, демократия. Когда волеизъявление народа путем голосования считают основой для принятия социальных решений, избрания лиц с властными полномочиями, то здесь утрачивается то, что гораздо важнее, а именно: религиозный корень власти и ее от­ветственность перед Богом. То же можно сказать о либерализме, социализме, о диктатуре. А где абстрактные принципы, там и подмены. Подмена в демократии воли Божией на со­бирательную «волю людскую» ведет к порабощению: «Революция, утвердившая в прин­ципе демократию, на самом деле произвела пока только плутократию».⁸.

Для капитализма Соловьев не находил морального оправдания, но и к социализму относился как к началу отвлеченному: «Социализм иногда изъявляет притязание осуще­ствлять христианскую мораль. По этому поводу кто-то произнес известную остроту, что между христианством и социализмом в этом отношении только та маленькая разница, что христианство требует отдавать свое, а социализм требует брать чужое»*.⁹

Что касается науки, то она познает мир, определяет предмет и методы, строит теории, но они тоже оторваны от всецелой истины. Единство Бога, мира и человека наука не осмыс­ливает, а изучает только то, как устроена природа и каким законам она подчиняется. Науке не важно, что законы природы даны Законодателем. Так же и в метафизике. Материализм ограничивался материей без всякой связи с Высшим бытием. Идеализм поставил на первое место отвлеченное идеальное начало. Прагматизм оценивал идеи с точки зрения их полезности для общества, для человеческого рода. Здесь утрачено религиозное понимание пользы как плодов духовных. В этике Канта идея Бога вроде бы и есть, но только для вознаграждения за безупречное поведение.

Во всех областях мы найдем отрыв отвлеченных начал от всецелой Истины. Это также и разрыв всех этих областей деятельности между собой. Культура, вместо того чтобы быть целостной, распалась на разные направления: ученые не хотят иметь дела с философией, этикой и Церковью, творцы в искусстве далеки от веры, монахи не ценят культуру, философию, власть игнорирует ответственность перед Богом. Есть еще расколы социальные – это антагонизмы между властью и аристократией, аристократией и наро­дом, народом и монархией, а также обществом и Церковью, интеллигенцией и народом и т.д. Можно назвать не один десяток разрывов в общественной жизни тогдашней России, и они углублялись с каждым десятилетием. Один из них – славянофилы и западники в фи­лософии.

Ответ Соловьев предложил в метафизике Всеединства. Тема Всеединства не нова для фи­лософии. Ее появление связано с проблемой единого и многого: почему мир – это един­ство и в то же время множество?

Всеединство Соловьев понимал в положительном смысле «как отношение всеобъемлю­щего духовно-органического целого к живым членам и элементам в нем находящимся». Оно охватывает все стороны бытия – материально-вещественные, и жизнь биосферы (Соловьев был не безразличен к вопросу ответственности человека за природу), и многообразную жизнь человечества, включая духовные искания и традиции. Даже Высшее бытие, по Соловьеву, не где-то пребывает вне Всеединства, а участвует в нем, действует в его глубине.

Бог трансцендентен и имманентен. Имманентность означает Его присутствие в мире, и нет ничего в мире вне присутствия Бога. Если бы что-то существовало вне Бога или вытеснило Его из себя, то это означало бы, что Бога где-то нет. Но Бог – во всем, в любой вещи, в самой глубине, будучи, разумеется, не вместимым ни во что. Иными сло­вами, вещи существуют не сами по себе. Всеединство охвачено всеприсутствием Бога, создается связью всех вещей с Богом. Но не только этим. Научная картина мира говорит, что вещи связаны между собой причинно-следственными связями. Но причины и следствия – от законов природы, а законы – от Законодателя, законы разумные. Высшая разумность лежит в основе мира, она создает единство мира.

Всеединство – духовная основа мира. Мир динамичен, устремлен к высшей цели и именно Бог ведет мир к этой высшей цели. Всеединство созидается и растет в истории. Человеческий род идет по пути все большей интеграции – в этом прогресс, но прогресс глубоко религиозный: в глубинах ми­ровой души создается Всеединство как Церковь, потому что в центре мировой истории – боговоплощение Иисуса Христа. Богочеловек объединяет все человечество вокруг себя.

В концепции Всеединства зло представляет собой разлад в системе. Земным итогом этого процесса будет Царство Божие на земле – Соловьев повторил ошибку Чаадаева. Всеединство, считал Соловьев, справится со всеми разладами и расколами. Впоследствии он отказался от таких взглядов, но в молодости оптимистически верил, что его жизненная задача состоит в содействии осуществлению Всеединства. Историческую миссию России он истолковал как преодоление основных расколов Востока и Запада, как осуществление Всеединства.

В статье «Красота в природе» (1889) Соловьев поднимает вопросы эстетики. «Красота спасет мир» - говорит он, приписывая афоризм Достоевскому. Для Соловьева красота - выражение «положительного всеединства», некая первосущность, определяющая структуру бытия. Красота объективна. Философ определяет красоту, как объективное воплощение идеи организации. Принимая тезис об объективности прекрасного, Соловьев отверг, однако мысль о превосходстве природной красоты над той, что создает художник. Красота природы, отмечает Соловьев, воплощает идею лишь внешним, поверхностным образом. Задача искусства – объективировать внутреннюю красоту. Природа лишена нравственного начала, искусство должно одухотворить природу. «Совершенное искусство в своей окончательной задаче должно воплотить абсолютный идеал»*.¹⁰ Смысл искусства состоит в том, чтобы обнаружить красоту не в одном только воображении, но в самой жизни. Разочаровавшись в возможности создания церковного всеидинства, Соловьев надеется на единение человечества в красоте.

«Достойное, идеальное бытие, - писал он, - требует одинакового простора для целого и частей, следовательно, это не есть свобода от особенностей, а только от их исключительности. Полнота этой свободы требует, что все частные элементы находили себя друг в друге и в целом, каждое полагало себя в другом и другое в себе, ощущало в своей частности единство целого и целом свою частность, - одним словом, абсолютная солидарность всего существующего, Бог – во всем.

Полное чувственное осуществление этой всеобщей солидарности или положительного всеединства – совершенная красота…»^.¹¹ Главным для Соловьева становиться жизнь, ее преображение на нравственных началах. Он ищет новые подходы к старым проблемам.