Глава 4. Человеческое действие Деятельность и культура

Второй вопрос И.Канта звучит так: "Что я должен делать?". Как и познание, деятельность есть уникально человеческий способ освоения мира. В человеческом бытии они нераздельно спаяны. Не случайно для характеристики их единства М.Мамардашвили ввел понятие "мыследействия". Деятельность есть активный вид познания: ведь никакие видимые элементы действительности сами по себе не приведут нас к ее истинному образу. Истинность знания определяется его продуктивной силой. "Знать что-либо" означает умение "делать что-либо". Как метко заметил Л.Витгенштейн: "Дети не обучаются тому, что книги существуют, что кресла существуют и т.д. и т.д., но они учатся приносить книги, сидеть в креслах…" [41, с.148].С другой стороны, неосмысленное действие не может дать нам и грана понимания действительности. И если практика является критерием истины, то истина — есть источник практики, ибо сама активность человека изначально исходит из познавательной жажды.

Человек одновременно есть существо предназначения и воплощения. Это заложено в самой специфике его существа. Если назначение животного уже воплощено в нем природой, то человеку требуется реализовать свое назначение. История человечества и есть история самореализации человека — в простейших орудиях и великих полотнах, в ритуале и в актах высшего альтуизма, в мифе и в поэзии. Причины такого бурного самовоплощения — те же, что находятся у истока человека как такового. Это, с одной стороны, его недостаточность (помните "несовершенное животное" Ницше?), а с другой — его избыточность. Чтобы выжить, человеку приходится делать то, чего не надо ни одному животному —"вести" свою жизнь, занимать собственное место в мироздании. Тем самым он обречен быть действующим существом в целях адаптации. С этой точки зрения, "под (человеческим) действием нужно понимать предусмотрительное, планирующее изменение действительности, а совокупность измененных таким образом или вновь созданных фактов вместе с необходимыми для этого средствами — как "средствами представления", так и "вещными средствами" — должно называться культурой" [49, с.160]. На этой грани целеполагающего действия человек перестает быть природным феноменом и становится строителем-демиургом миров культуры.

Другая точка зрения, принадлежащая персоналисту Э.Мунье, заключается в том, что человек — не столько существо адаптации, сколько "недоадаптации". Ведь если бы мы действовали только в адаптивных целях, в определенный миг мы могли признать, что оснащены всем необходимым для проживания и засим остановиться. Зазор между человеком и миром — своего рода единящая дистанция. И только внутри нее человек оказывается не предопределен необходимостью механически воспроизводить мир, но и идти дальше.

Отличие деятельности человека от активности животного в том, что она определяется не биологически заданными, а исторически выработанными социокультурными программами. Эти программы — следствие многотысячелетней истории человеческих попыток восполнения своей природной недостаточности. А в чем же проявляется избыточность? В том, что эти миры изменяемы, способны к неограниченному "перепрограммированию". Ведь шкуры вполне достаточно, чтобы согреться, пещеры — чтобы прожить, а сырого мяса и лесных ягод — чтобы не умереть с голоду. Но человеку, существу избытка, этого мало. Его деятельность — открытая, способная и нуждающаяся в развитии система. Это и утверждал К.Маркс, говоря о том, что животное строит сообразно мерке и потребности вида, а человек — сообразно мерке и потребности любого вида. Так, первобытный человек, строя плотину, использует и совершенствует принципы деятельности бобра, а наш современник, создавая самолет, — воплощает модель полета птицы. Но это только начало! Поисковая активность человека простирается все дальше и дальше: он создает то, чего не было и не могло быть в природе, сотворяя новое, не имеющее аналога в ней. В силу этого мир человека кардинально отличен от мира животного. Это мир проблем, требующих разрешения посредством деятельности. Проблем не только вызванных необходимостью адаптации (это верно лишь для "несовершенного животного"), но проблем, которые генерирует "избыточная" сторона человека. Без этой составляющей мир не действителен. Без этой страсти к совершенствованию себя и своей среды недействителен человек. Потому классическое определение человека как homo faber (создателя орудий) хоть и верно, но неполно. Эту неполноту преодолел М.Каган, определивший человека как homo agens— "человека действующего". Ведь деятельность — не только создание орудий, это еще и игра, и мысль, и творчество.

Если принять "деятельность" как "родовое понятие", то существуют как минимум три его "видовых" проявления: труд, практика и творчество. Все они взаимосвязаны, но имеют и различия. Так, практика — материально-предметная деятельность, результат которой — реальное преобразование, видоизменение объектов. Потому к философствованию, например, понятие "практики" неприменимо. Ведь движение мысли нематериально, оно преобразует не вещи, а человека. Не подходит это понятие и к созданию произведения искусства. Можно изучить анатомию, законы перспективы, техники живописи и практически воспользоваться ими, создав картину. Но если нет еще чего-то неуловимого, неопределимого, что называют талантом, фантазией, вдохновением — станет ли оно фактом искусства? Очень и очень сомнительно.

Труд глубоко связан с практикой. Во многом он является ее основой, стержнем. Именно в труде человек живет наиболее естественной жизнью. "Поскольку труд является хотя и тяжким, но естественным занятием человека, он должен, как и всякий другой его акт, сопровождаться ничем не заслуженной радостью. Эта радость возникает, прежде всего, из того, что труд совершается ради какого-то произведения, а создание произведения — это осуществление личности" [111, с.147]. В отличие от практики труд имеет не только материальное приложение, он включает в себя не только утилитарную, но и ценностно-смысловую компоненту. Так, В.Франкл писал о том, что смысл труда — в творчестве созидательных как материальных, так и духовных ценностей. Изначально цель труда — удовлетворение человеческих потребностей. Но человек как "существо избытка" не может довольствоваться лишь этим. Для того, чтобы жить в качестве не просто разумного животного, но особого персонажа Вселенной, он должен придавать всем проявлениям своего бытия ценностный оттенок. Ведь пока он всецело находится во власти потребностей, он не может быть свободным. Для того, чтобы стать таковым, он должен подняться выше них.

Так и труд из средства создания прожиточных условий становится не только производством ценностей, но и "ценностью в себе". Все мы знаем людей, которые трудятся не с целью получения большой материальной выгоды, а из непонятной с утилитарной точки зрения потребности трудиться. В этом высокое достоинство труда. Однако, труду и присущ элемент принудительности — со стороны нужд человека, потребностей его социума и осознания собственного долга по отношению к обществу и себе. Тем самым труд отличается от творчества, диктуемого внутренней свободой, не обусловленного внешней необходимостью и в большой степени интуитивного. Другое их отличие состоит в том, что творчество — всегда творение "впервые", всегда изобретение того, чего нет в не было, пока ты не создал этого. Однако, не следует искусственно разрывать связи творчества и труда. Психолог А.Маслоу как-то заметил, что его теща — удивительно творческий человек в том, что касается… приготовления супа! Что правда, то правда: в хорошо сваренном борще больше поэзии, чем в дурно написанном стихотворении.

Именно в единстве творчества, труда и практики и возникает культура. Более того, имено в их взаимосвязи она становится единственным миром человека. В работе "О систематике антропологии" А.Гелен задает такой, казалось бы, парадоксальный вопрос: "Не есть ли сфера культуры именно природная для человека?.." [49, с.174]. И отвечает: да, так оно и есть. В начале своего существования на Земле человек воспринимал себя как незначащую частичку гигантского и непредсказуемого целого — природы. Лишь когда мир природы становится проблемой, с которой вынужден справляться человек, он замечается человеком не как привычная среда обитания, не как грозная сила, но как поле деятельности. Человек воспроизводит природу, превращая ее в собственную действительность, действительность культуры.

Уже много тысячелетий культура относится к физическим условиям существования человека. Да, мы рождаемся, как природные существа. Но это лишь "первое рождение". Наше "второе рождение" сугубо культурно. Его "органы"— миф, ритуал, произведения искусства, этические максимы и другие внеприродные феномены. Все, что рождает нас в этот "день творения", создано деятельностью человека.

С этой точки зрения культура есть деятельностная реализация отношений человека к Вселенной, обществу, людям и самому себе. Более того, культура — и итог, результат деятельности человека, являющий себя в ценностях, достигутых человечеством во всех сферах его деятельности. И наконец, культура включает в себя мотивы, нормы, навыки, умения, путем которых и направляется сама эта деятельность. Тем самым культурный процесс — это трансформация возможности в действительность, дающую новые, большие возможности. И главные из них относятся не к рукотворным созданиям, а к самому великому созданию культуры — к человеку. Чем более развивает он мир вокруг себя, тем более исполняется стремлением к познанию себя и к деятельности над собой. М.Хайдеггер писал об этом: "Чем больше и полнее завоевывается мир и поступает в распоряжение человека, чем объективнее выступает человек, тем субъективнее становится субъект, т.е. тем больше возвышается он в своем значении…" [171, с.78]. В деятельности человек, в первую очередь, творит себя.

Человек есть homo agens. Но все ли его действия можно назвать сугубо человеческими? Это зависит от меры свободы, вложенной в них. Человек есть особое существо во Вселенной лишь постольку, поскольку он творит свободно. Но всегда ли это возможно? Ведь наша свобода относительна: мы рождаемся и ведем свою жизнь в определенных обстоятельствах, изменить которые мы не можем. С одной стороны, мы обусловлены нашим биологическим наследием и генетическим своеобразием. С другой — уже сложившимися нормами и стереотипами нашего общества, в которые мы оказываемся "вписаны" от рождения, и связь с ними не менее мощна, чем у животного — с его инстинктами. Ведь ликвидировав собственную зависимость от природы, человек лишил свою жизнь твердых оснований. Но вести жизнь без всяких оснований невозможно! И потому человек создает их иным путем — путем создания культурных правил, запретов, традиций и т.д. А значит, многие наши действия не свободны: они детерминированы нашей биопсихической и социальной природой. Потому классики философии ввели строгое разграничение между actus hominis (действием человека) и actos humanus (человеческим действием). Действие человека — то, в котором преобладающей силой является обусловленность, человеческое действие — свободно. Это личностный поступок, которому человек является хозяином. Наиболее яркий пример свободного человеческого действия — акт творчества.