logo search
Культурно-фил

Путь к истине

Познание — это путь к истине. Что же есть истина? В самой этимологии этого слова заложен его традиционный смысл. Его корень — "исть", т.е. то, что есть на самом деле. Многие столетия истина понималась как нечто очевидное, достоверное в противовес интуициям чувства, искажающим суть вещей. Декарт говорил о том, что вещи, постигаемые нами ясно и отчетливо, истинны. Тем самым понятие истины сливалась с понятием достоверности. Но если истина определяется достоверностью, тогда зачем же ее искать? Вот она, уже дана, бери ее! А ведь слово "истина" употребляется вместе с глаголом "искать" так же постоянно, как "добро" — с глаголом "творить". И это при том, что для нашего сознания достоверно абсолютно все, что в нем присутствует. Попробуем разобраться.

Как известно, мифологическому мышлению свойствен анимизм: бытие человека происходит в окружении "живой жизни" предметов и явлений, которые, как и он, обладают душой. В его сознании наряду с сородичами совершенно достоверно проживают духи и божки. Значит, их наличие — истинно? Для него — да. Для нас — нет. Понятия достоверного и недостоверного непостоянны: они варьируются в зависимости от изменений в культуре. Выходит, достоверность и истина не тождественны?

Кроме того, познание истины не может быть нейтральным: оно пристрастно, личностно. Ведь занят им не абстрактный субъект, а человек со всеми его устремлениями, желаниями, страстями. То, чего не учел Декарт, в 20 в. выразил Э.Гуссерль: если ясно постигаемые вещи истинны, то истинность — свойство не вещей, а человеческой мысли. Истина — не в вещах, а в человеке. Этот человек зависим от ценностей, идей и уровня знаний его социума. То, что кажется достоверным нашему современнику, представлялось ложным два века назад и будет представляться наивным спустя еще два века.

Познание истины неотделимо от целеполагающей деятельности личности. Знать что-либо — означает уметь это делать. И значит, каждый творит свою истину. Потому истина процессуальна. Режиссер Ж.-Л.Годар говорил, что в кино не существует изначального истинного образа — сперва созданного в воображении, а затем перенесенного на экран. Лишь созидание образа и делает его истинным. "Истина не есть нечто такое, что нужно найти, а есть нечто такое, что нужно создать" [46, 679]. Не случайно Гете писал о человеке:

В вечном к истине стремленье

Он прекрасен и велик.

В вечном процессе поиска-сотворения истины обнаруживается ее "промежуточный" характер: за ней стоит еще более "истинная истина" — такова тайна неисчерпаемости мира и неисчерпаемости познания. Остановись мы на какой-либо точке и откажись идти дальше, жизнь человека и бытие культуры утратили бы динамику. Предположим, "застряло" бы человечество на истине Возрождения: человек есть существо, равное Богу в правах и возможностях. Прекрасная идея, не так ли? И не возникло бы истины Паскаля, гласящей, что человек — существо противоречий, и именно в них он становится собой; не были бы возможны истина Гегеля о вечном становлении человека и истина Достоевского — о том, что человек должен "выстрадать" сам себя в самоиспытании. К счастью, движение истин неостановимо, ибо неукоснительно связано с человеческой деятельностью.

Истину нельзя преподать извне. Она достигается стремлением к ней на свой страх и риск. Почему — на страх и риск? Потому что для человека куда проще принять господствующую истину социума. Но в этом внерефлексивном принятии истины и таится ее главная опасность. Какие только беды не творились в истории именем истины! Ради нее шли в крестовые походы, сжигали людей в печах Освенцима, взрывали Хиросиму. Это хорошо понимал уже Секст Эмпирик, говоривший, что истина — это распря. И дело тут не только в ложном понимании истины, а в самом ее личностном характере. Потому и относиться к ней должно как к своей собственной, без попыток экстраполировать ее на всех и вся. Это ее первая сторона. С другой стороны, знание, что истина не конечна и лична, не может не привести к мысли, что другой человек имеет право на отличную от твоей истину. Не случайно крылатое выражение Вольтера гласит: "Я могу быть несогласен с вашей точкой зрения, но за ваше право высказать ее я отдам жизнь" [146, с.257]. В попытке понять истину Другого — вторая сторона твоей истины. Ибо истина — не в рассуждении, не в определении, а в людях.

Именно об этом забывают чаще всего. И тогда рождаются "вечные" и "общие" истины. И нет ничего страшнее такой "законченной истины", которой будто бы обладают человек или группа. Истина не присваиваема. И потому лучшее общество — то, которое позволяет гражданам иметь собственные истины. Худшее — то, где требуется подчинение единственной истине. Оно и называется тоталитарным. Это и имел в виду О.Уайльд, когда говорил о том, что истина перестает быть таковой, если в нее верит более, чем один человек. Нет страшнее уверовавшего в то, что он — носитель непререкаемой истины.

А как же вечная, всеобщая, абсолютная истина? Помните, что об этом говорил булгаковский Иешуа Понтию Пилату? "Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова". И все? И все. Значит, истина — это правда данного мгновения? Это абсолютная честность в том, что ты видишь и что делаешь в конкретный миг всею душой. "Истина — это то, что истинно сегодня, а не то, что будет открыто в неопределенном будущем", — писал Х.Ортега-и-Гассет [35, с.89]. Это верно, но недостаточно. Ведь то, что мы считаем истинным, всегда связано и с будущим. Это то, что мы делаем ради будущего — как своего, так и других людей. Только нельзя требовать от них, чтобы они приняли твою истину как абсолютное руководство к действию. Потому что тогда самая прекрасная идея превращается в свою противоположность — в устрашающую химеру, жаждущую крови несогласных. А значит, наиболее четкий императив в отношении к истине: всегда к ней стремиться, но никогда на нее не претендовать.

Но не значит ли это, что истина амбивалентна? Нет, скорее, она многоаспектна. Во-первых, истина подобна сказочному ларчику без дна тем, что под собою содержит иные, более глубокие истины. Во-вторых, мир и познание человека созданы не по принципу исключения, а по принципу сосуществования. На этом построен один из ведущих принципов современности — "принцип дополнительности" Н.Бора. Долг человека — уметь определить меру истинности ситуации, в которой он находится и действовать для наиболее достойного осуществления своей истины при наиболее лояльном отношении к чужой. Пожалуй, единственное, что не может быть истиной ни при каком условии — вред, нанесенный человеку. Человек — первичная истина, ибо только в нем она и осуществляется. И потому: нет и не может быть высшей истины, ради которой осуществляется уничтожение человека.

Истина личностна, и потому содержит ошибки, заблуждения. Но они — такая же ее принадлежность, как и мудрость. Это хорошо выразил И.Гарин, уподобив достигнутые человечеством истины годовым кольцам древа мудрости; одни из них толще, другие тоньше, но все вместе составляют одну сущность и убрать со ствола одно, оставив в неприкосновенности другие, "лучшие" и само дерево, — невозможно.