logo search
Gubin_Osnovy_filosofii_uchebnik(1)

Мышление и язык

Во всей классической философии от древности до середины XX века считалось, что язык — просто инструмент для выражения наших мыслей, что слова и предложения нейтральны по отношении к тому содержанию, которое они выражают. Однако и тогда было открыто много интересных моментов, связывающих мышление и язык.

1. Мышление одно, а языков много. Нет глупых народов, у каждого народа одинаковое, в процентном отношении, количество дураков. Но есть неразвитые языки. Есть языки, в которых богатство выражений обеспечивается не за счет развитой грамматики, а за счет интонаций. Это языки бедные. Одно и то же слово там может произноситься с разными интонациями, и каждый раз это слово будет иметь другое значение.

Чем сложнее грамматика, тем богаче язык. С помощью глагольных форм, падежей, предлогов можно передавать тончайшие оттенки мысли. А попробуйте с помощью одних только интонаций выразить чувства Анны Карениной: получится одно мычание.

Во многих странах Азии и Африки преподавание в школе и университете ведется на европейских языках именно в силу бедности и не­развитости собственных языков.

2. Мышление любого народа развивается быстро: каждый день случаются в науке открытия, каждый день происходят новые явления. А язык изменяется очень медленно, язык ведь никто не придумывает, его столетиями создает народ. Иногда, правда, новые слова придумывают поэты. Но язык всегда отстает от развития мышления, новых слов для новых явлений не хватает. Появляются искусственные языки науки, появляются профессиональные языки, так называемый сленг, жаргон.

В нашей стране почти каждый социальный слой имеет свой сленг. Я как-то сидел в парикмахерской, и один парикмахер, указывая на меня, спросил другого: «Это твой морж?» (то есть это твой клиент?). «Да нет, отвечал другой, — это так, полуморж» (то есть непостоянный клиент, иногда дает чаевые, иногда не дает).

У музыкантов свой жаргон: «вчера застебали совок в крематории и хорошо забашляли» (играли на похоронах и хорошо заработали). Свой жаргон у уголовников, и очень развитый. У бюрократов свой: «Девочка! Ты по какому вопросу плачешь?».

Но в нашей стране основу культуры всегда составлял нормальный литературный язык, язык Пушкина, Толстого или Солженицына, делая возможным и развитие диалектов, и жаргон, и искусственные языки науки.

3. Раз язык — это культура, то портить язык, произвольно изменять его нельзя. Должна охраняться и защищаться чистота языка. Во время Второй мировой войны японцы бросили весь свой воздушный флот против американских кораблей в Тихом океане и потерпели сокрушительное поражение. Оказалось, что японцы плохо летают, плохо держат строй. После войны психологи стали выяснять — в чем причина? Оказалось, что причина — в японском языке. Японский язык очень древний, очень богатый, очень ритуальный. А тут война, ситуация меняется ежесекундно, нужны четкие краткие команды, а язык этого не позволяет. В русском языке есть такие слова, что скажешь пару слов — и все ясно. В японском таких слов не нашлось. Там, как и в китайском, самое страшное ругательство «ты не умеешь жить»! Для русского слуха это — вообще не ругательство: подумаешь, не умею! А кто умеет? Сейчас японцы ломают свой язык, появилось огромное количество американизмов, язык упрощается, а с ним упрощается и культура.

То же самое происходит в русской культуре. Если бы Л. Толстой прочитал «Московский комсомолец», он сказал бы, что это написано не по-русски. За последние сто лет русский язык сильно обеднел, упростился. После революции и уничтожения дворянства уровень языка резко понизился. Стала широко развиваться и применяться ненормативная лексика, проще говоря, матерщина. Некоторые молодые люди, общаясь между собой, вообще обходятся тремя-четырьмя матерными словами, выражая ими все оттенки своих мыслей и чувств.

Язык постоянно упрощают пропаганда, реклама, полуграмотные депутаты, чьи речи транслируют по телевидению.

4.Между языком и мышлением — сложные противоречивые отношения. Одно дело — подумать, совсем другое — сказать. Каждый из вас испытывал, вероятно, такое чувство, сидя на каком-нибудь собрании: вот сейчас пойду и выступлю, врежу им всем правду-матку! А когда выходили и открывали рот, то с удивлением обнаруживали, что произносили какие-нибудь банальности, ничего интересного не сказали, да никто вас и не слушал.

Одно дело сказать: приехал на Кавказ, залез на горку, внизу река бежит, наступает вечер, сижу, смотрю, и что-то мне взгрустнулось. А совсем другое дело сказать:

На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою.

Нужно уметь говорить, уметь написать, уметь выразить, тем более что «мысль изреченная есть ложь», как сказал Федор Тютчев. Вы пытаетесь объясниться в любви, хотите сказать своей избраннице, что любите ее так, как никто на свете, но открываете рот и говорите общеизвестные вещи: я тебя люблю! Но эти слова говорили миллионы раз до вас, вы же хотите сказать, как вы любите, но в этих общих словах ваше неповторимое чувство пропадает. И какие-то новые слова нельзя изобретать — вас примут за сумасшедшего. Безвыходная ситуация!

Только поэт может сказать, как он любит («я помню чудное мгно­венье»), а нам, простым смертным, приходится довольствоваться обычными заезженными фразами. Многие наши чувства мы так и не можем понятно высказать и уносим с собой в могилу, не понятые миром.

?