3*. Е. В. Алексеевой

   11 октября 1886

11 октября 1886

Москва

Милая мамочка!

   Вчерашнее семейное торжество прошло самым скромным образом. К обеду собрались: Нюша с Андрюшей и Сережа¹, который все время говорил о своих кокандских похождениях. Далее следовали обычные тосты, после которых все перешли в переход². Во время кофе подъехали Шидловский и Данцигер с веером³. Он ни днем ни ночью не расстается с этой японской принадлежностью и навострился в жонглировании до такой степени, что получил общее одобрение. К ужасу Шидловского, который всей душой возненавидел "Микадо"⁴, после кофе было решено начать первую спевку⁵с участием кокандского баса, вновь по возвращении. Володя расцвел и с обычной энергией принялся за теноров, пустив немалое число колкостей по адресу ученых певцов⁶. Данцигер, в виде личного одолжения для Володи, решил, что у него тенор, и принялся выводить высокие нотки, давился, кашлял, пыхтел, к общему смеху и оживлению. Спевка закончилась некоторыми номерами из репертуара Костеньки⁷, которые он спел с особым старанием, рассмешивши до слез Шидловского. Тем не менее наш бассо-буфф остался недоволен своим голосом, который был слишком чист и мало трещал. Ввиду этого он извинился перед публикой, сказав, что он в голосе и поэтому не может петь.

   Обратная противоположность с учеными певцами!

   Настроившись на театральный лад, вся компания воспылала желанием посмотреть мой новый альбом⁸и с этой целью направилась ко мне вниз. Альбом произвел должное впечатление, особенно своею массивностью. Толщина его 3 1/2 вершка, а вес около двух пудов. Сис остался у меня ночевать, и мы долго проговорили, так что я сегодня опоздал в контору.

   Погода у нас отвратительная. Снег лежит. Ветер дует. Хорошо, что Паши нет в Москве.

   Написал бы еще, но решительно некогда.

   Прощай, целую тебя, Любу, Пашу, Маню, няню, всем остальным мой низкий поклон.

Твой Кокося