234 *. В. С. Алексееву

   Лейпциг.

4 и 5 апреля 1906

   Театр огромный. Город чудесный. Публики почти полный театр. Говорю -- почти, потому что есть некоторые места, откуда ничего не видно, и они не продаются. После первой картины -- уже буря, после второй крикливые вызовы. Весь партер из немцев аплодирует сидя. Раек -- русские студенты -- неистовствует. Так повторяется в увеличивающейся прогрессии после каждого акта. Вызовы по 10--12 раз. По окончании бесконечные крики, которые прекратить нельзя, за отсутствием железного занавеса. По окончании "Федора" подают мне и Немировичу два венка огромных с самыми патетическими надписями от русской колонии и от русского консула. Уборные как в Большом театре: много, большие, жаркие, неуютные и неудобные. Директор театра -- какой-то фат и хлыщ. Ничего там не добьемся, и мастера не очень любезны. До Дрездена далеко в этом отношении. После спектакля я ужинал с Немировичем, а остальные поехали с какой-то русской компанией кутить. Там, как кажется, было чертобесие. Пели русские и цыганские песни. Немцы пришли к двери поглазеть на русских, их втянули в компанию, и они запели свои песни. То же случилось с американцами. К концу наши танцевали по-цыгански, американцы-- кэк-вок, немцы -- свои танцы. Получилось общее братание. На следующий день нас возили показывать дом Шиллера, картинную галлерею, кабачок Ауербаха (откуда взял Гёте свою сцену в подвале того же названия). Интересно, но не очень.

   Пришлось сделать визиты консулу и каким-то другим господам, которые приезжали, с необыкновенным почтением и подобострастием, представляться мне и Немировичу. "На дне" -- опять крик, шум, гам, успех огромный, шумливый. В театре сам Никиш¹с семьей. Он прибегал на сцену и очень восторгался. Жена его -- еще больше. После 3-го акта -- неистовство, венки от социал-демократов, цветы Книппер и Муратовой. Никиш демонстративно аплодирует. Я передал ему поклон от Нюши. Он тотчас же вспомнил ее и долго расспрашивал. Просит кланяться. В конце крикливые овации без конца. Сбор почти полный. При выходе из театра неожиданно меня подхватывает толпа человек в 200 и на руках несет в противоположную сторону от гостиницы. С шумом и аплодисментами мы совершили таким образом прогулку по огромной площади, пока наконец добрались до гостиницы. Толпа ворвалась в гостиницу, и там едва удалось успокоить ее и вывести на улицу. Надо сознаться, что это было довольно безобразно и дико. Я поспешил в свой номер. Там ужинал и укладывался. На следующий день, т. е. сегодня, надо было встать в 8 часов и в 9 1/2 -- ехать. Путаница на станции невообразимая. Переезд не длинный, но благодаря толпе ехавших -- утомительный, несколько пересадок, таможня и пр. С радостью встретил детишек в Дрездене и расцеловал. Едва вышли из вагона в Праге, как нас окружила толпа. Тут и городской голова, и профессора, и президент (интендант) театров, директор, вся труппа, старухи, женщины, дети. Весь вокзал наполнен толпой. Мы шли сквозь шпалерами уставленную толпу народа. Вся улица у вокзала наполнена толпой, может быть, в несколько тысяч. Все снимают шляпы и кланяются, как царям. Можешь себе представить в эту минуту Екатерину Николаевну в роли царицы. Я испугался сначала, а потом мне до того стало смешно...

   По улицам до гостиницы кучки народа -- тоже кланяются. Что же делать... Мы, как цари, ехали и кланялись, хотя вид с дороги у нас не был царский. На одевание нам дали 2 часа, и в 6 мы были в каком-то дамском клубе на рауте. Чай, угощение, толпа каких-то людей. Дамы сами прислуживали, нас знакомили, за что-то благодарили. Говорили на ломаном русском. Артем ожил от русской речи и ухаживал за дамами. В 8 час. нас отпустили. Я приехал домой, пройдя через толпу, стоявшую у подъезда и кланявшуюся нам.

   5 апр.

   Сегодня с утра визиты. Какие-то председатели разных ферейнов и обществ. Что будет далее -- не знаю.

   Сегодня вечером спектакль гала в честь русских гостей,-- так гласит афиша.

   Опять будем играть роль царей.

   Спал хорошо и бодр.

Целую. Твой Костя

   Прошу Лидию Егоровну прочитать всем нашим это письмо, сообщить его Ольге Тимофеевне и Сереже Мамонтову и сохранить письмо для меня.