470. Л. Я. Гуревич

   2/Х 914

2 октября 1914

Москва

Дорогая Любовь Яковлевна!

   Спасибо за письмо. Репертуар наш изменился, насколько возможно.

   Открываем возобновлением "Горя от ума" (Добужинский исправляет прежнюю постановку)¹.

   Потом идет Щедрин. Не ставить его нельзя, так как все уже готово, а бросать готовую уже постановку -- нет денег и времени. И, право, против Щедрина ничего нельзя сказать. Это сатира, но и в ней сказывается русская мощь ².

   Третья постановка -- Пушкина: "Каменный гость", "Пир во время чумы" и "Моцарт и Сальери" ³.

   Очень может быть, что "Калики" перенесутся на большую сцену Художественного театра.

   "Осенние скрипки", вероятно, останутся в студии ⁴.

   В студии скоро пойдет "Сверчок на печи" Диккенса.

   Забыл написать. Весь наш багаж нашелся. Он был разыскан в Мюнхене -- гостиница "Roter Hahn", a потом переслан в Линдау экспедитору, у которого он пока и застрял. Хлопочем получить багаж, но, пожалуй, до окончания войны это не удастся. Жена подробно пишет Вам об этом.

   Я должен был оставить все свои записки, материал и все Ваши выписки в Женеве у Эрнестины (гувернантки детей). Но мне так тоскливо без этих выписок. Нельзя ли велеть переписать их за мой счет и выслать мне? Напишите, сколько это будет стоить, и я тотчас же вышлю деньги.

   Что сказать о себе? Война так давит меня и всех, что приходится из последних сил напрягаться, чтобы работать в искусстве, которое стало таким лишним, ненужным.

   Целую Вашу ручку, и всем Вашим душевный привет.

Ваш К. Алексеев

   Очень понимаю Вашу боль за брата и не нахожу слов, чтобы утешить Вас. Вспоминая все муки, которые переживают теперь миллионы людей из-за Вильгельма Преступника, начинает казаться, что судьба Вашего брата сравнительно терпима. А пройдет война, и надо думать -- его вернут. Все это, конечно, плохо утешает...