5.2.3. Древнееврейская культура

Древнееврейская культура формировалась в окружении соседних культур Египта и Междуречья, но при этом активно и упорно сопротивлялась чужеродному влиянию и ассимиляции. “Можно проследить влияние египетских и месопотамских верований во многих эпизодах Ветхого Завета, однако этот документ оставляет непреодолимое впечатление оригинального, а не заимствованного” [39, с. 284]. Библия поэтически отражает бинарное членение пространства на своих и чужих, первые из которых принадлежат к избранному Богом народу и следуют его монотеистическим требованиям, а другие представляют мир язычников. Но в то же время эти разные культурные измерения не являются абсолютно изолированными, они постоянно перемежаются и активно взаимодействуют. Ветхий Завет свидетельствует, что праведный Авраам, пришедший по велению Господа из Харрана в землю Ханаанскую, обязал своего раба найти в жены сыну Исааку девушку не из местных, а на его родине в Месопотамии. Моисей получил воспитание в лоне чужой египетской культуры, но при этом сохранил свою еврейскую идентичность. Иудеи отказываются поклоняться золотому истукану, которого повелел изготовить вавилонский царь Навуходоносор.

Древнееврейская культура начала формироваться задолго до возникновения монотеизма, но именно иудаизм является ее определяющим измерением и охватывает систему теологических, этических и правовых представлений. Если во взглядах древних египтян и народов Междуречья божественное растворялось в природе, то для иудеев Бог был трансцендентен окружающей среде, а природные стихии подчеркивали величие Господа. По определению В. Розанова, “дух семитов, который всегда был обращен внутрь себя, который не чувствовал природы и отвращался от жизни, один в истории сохранил чистоту свою, никогда не переставал быть дыханием Божества. Никакие мысли и никакие желания не развлекали его – одно Божество было предметом его вечной и неутолимой жажды” [31, с. 17].

Слабая выраженность индивидуального начала в образах богов была типичной для многих древнесемитских племен. Древние евреи отрицали уместность кумиров, поскольку беспредельное и безусловное не могло иметь формы и изображения, какими бы искусными они ни казались. Любая конечная реальность обращалась в ничтожество перед абсолютной сущностью Бога. Иудейская концепция бога характеризуется высоким уровнем абстракции и выходит за пределы мифопоэтической мысли, что подтверждается отсутствием в Ветхом Завете мифологии, типичной для Египта и Междуречья. Идея строгого монотеизма закреплена данными Господом двумя первыми заповедями декалога, отражающими необходимость следования принципу единобожия и запрещающими изображение Бога и человека.

“Несмотря на то, что великое Ты, предстающее перед древними евреями, было трансцендентно природе, оно находилось в специфической связи с еврейским народом” [39, с. 288]. Миф о богоизбранности евреев еще раз подчеркивает величие Бога и драму человеческого существования в суетном мире. Союз человека и Бога, лежащий в основе иудаизма, предполагал гармонизацию человека с миром и добровольное следование воле Всевышнего. Закреплением союза с Богом и символом служения ему стало повеление Господа совершать ритуал обрезания крайней плоти у младенцев мужского пола с момента рождения. Наградой за выполнение условий религиозного договора и преданное служение Господу стала библейская Земля обетованная, обретению которой предшествовали исход из египетского рабства, сорокалетние скитания в пустыне, ставшие испытанием воли и веры народа, моментом для борьбы со своими плотскими и чувственными страстями и временем для раздумий. “Божественный договор являлся универсальным и с точки зрения житейского смысла, ибо он включал в себя множество предписаний, охватывающих все детали жизни (мораль, гражданское устройство, религию), и с точки зрения веры, ибо он давал возможность народу почувствовать и исполнить божественную волю. Наличие договора превращало весь мир и все происходящее в нем в свидетельство божественного участия” [30, с. 487–488].

Религиозные переживания евреев во многом определялись особенностями их природного окружения. Являясь племенными кочевниками, они обитали между безжизненными пустынными и плодородными землями и всегда мечтали обосноваться на плодородных равнинах. “Пустыня в качестве метафизического переживания принимала для древних евреев преувеличенные размеры и окрашивала все их оценки. Возможно, именно напряжением между двумя оценками – желанием и презрением к желаемому – можно объяснить некоторые парадоксы древнееврейских верований” [39, с. 291]. Древние евреи сопоставляли ценности земледельческой общины и кочевого племени и отдавали предпочтение свободе кочевников, нежели рабству и зависимости от земледельческого труда.

Главным историко-культурным свидетельством древних евреев и религиозным первоисточником иудаизма является ТаНаХ (Ветхий Завет), в котором одновременно прослеживаются история народа и вехи становления монотеистической религии. Ветхий Завет складывался с середины II тысячелетия до н.э. по конец I тысячелетия до н.э. и охватывает 39 канонических книг, объединенных в трех больших частях, по названиям первых букв которых возникла аббревиатура ТАНаХ (Тора – Закон; Невиим – Пророки; К(Х)етувим – Писания).

Кроме Священного Писания, важной составляющей религиозной и культурной традиции евреев является толкование текста, уходящее своими истоками в Библию и известное в иудаизме как Мидраш-Галаха. Продолжением традиции ранних мудрецов и классическим собранием законов и нормативных предписаний иудаизма является Мишна, где отражены вопросы ритуально-обрядовой жизни и этики, излагаются нормы гражданских, семейных, брачно-половых отношений. Традиция Устной Торы, или Талмуд (изучение, учение, наука; это название первоначально употреблялось для обозначения классических толкований Мишны), появилась в среде раввинов с целью закрепления принятых правил комментирования библейских текстов, разъяснения и кодификации религиозного Закона иудеев. С конца I тысячелетия до н.э. начал складываться греческий перевод Ветхого Завета, получивший название Септуагинта и включивший наряду с каноническими книгами и неканонические тексты.

Неотъемлемой частью древнееврейской культурной традиции является иудейский лунно-солнечный календарь, служащий ориентиром ритуально-обрядовой жизни и связанный с годичным земледельческим циклом. Основу еврейского календаря составил поздневавилонский, о чем свидетельствует отсчет месяцев с весеннего периода, а Новый год (Рош Хашана) приходится на начало седьмого месяца. Начало новых суток исчисляется с захода солнца и появления луны.

Иудейские законы предусматривают строгое следование пищевым запретам и предписаниям относительно приготовления и употребления пищи (кошерная пища – соответствующая установлениям, правильная). Библейский Закон запрещает употребление свинины, мяса хищных птиц и животных, грызунов, насекомых, ракообразных, рептилий, моллюсков и необескровленного мяса, смешивание молочных и мясных продуктов. Многие пищевые запреты наделены глубоким духовным смыслом, поскольку обязывают человека строго контролировать свои плотские желания, вырабатывают способность ограничивать пристрастия к еде как потребности и удовольствию. Распространение ритуальных предписаний на сферу кулинарии символизирует национальную исключительность и обособленность евреев, известную с библейских времен. Например, одаренные еврейские мальчики, отобранные Навуходоносором в плененном им Иерусалиме для обучения языку и халдейской мудрости, решили не оскверняться царскими яствами и попросили, чтобы им давали только овощи и воду. Точно так же легендарная Юдифь, находясь в лагере ассирийцев, пожелала питаться только тем, что принесла с собой ее служанка.

И.Г. Гердер, оценивая роль древнееврейской культуры в истории, заметил, что она послужила “основой для просвещения целого мира” посредством монотеистической системы, повлиявшей на христианскую и арабо-мусульманскую культуры [10, с. 327]. По мнению философа, исключительная заслуга евреев в истории человечества состоит в том, что они оказали на развитие мировой культуры куда более сильное влияние, чем любой азиатский народ. Гердер особо подчеркнул роль иудаизма и древнееврейской письменности в становлении христианского богослужения, церковного красноречия, гимнографии и песнопения. “Благодаря христианству иудейские книги оказались в руках у всех, у всех народов, исповедующих христианскую веру, а тем самым книги эти, в зависимости от того, как понимали их и как ими пользовались, производили свое доброе или дурное действие во все христианские века” [10, с. 330–331].

Ф. Ницше, известный чрезмерно критическими взглядами на религию, отмечал неоригинальность христианства по сравнению с иудаизмом и откровенно говорил, что не любит Нового Завета, отдавая при этом должное предпочтение Ветхому Завету: “В нем нахожу я великих людей, героический ландшафт и нечто наиредчайшее на земле: несравнимую наивность сильного сердца; больше того, я нахожу здесь народ. В Новом, напротив, сплошь и рядом возня мелких сект, сплошь и рядом рококо души, сплошь и рядом завитушки, закоулки, диковинки, сплошь и рядом воздух тайных собраний” [29, с. 653]. В качестве отличительных черт иудаизма, обусловивших специфику еврейской ментальности, Ницше выделил “высокий стиль в морали, грозность и величие бесконечных требований, бесконечных наставлений, всю романтику и возвышенность моральных вопросов” [29, с. 370].