3. Фольклор и его место в структуре нхк: сущность и основные черты фольклора.

Формы русского фольклора, исторически сложившиеся до XX в., относят к так называемому «крестьянскому», «классическому» фольклору. Под исторически сложившимися формами фольклора в русской традиции мы подразумеваем древний пласт, включающий в себя былины, календарный, семейно-обрядовый фольклор, старейшие исторические песни, а также более поздний слой фольклорных произведений: семейно-бытовую лирику, исторические песни и баллады, духовные стихи.

Исследовательский интерес к этому пласту народной культуры вызван его необыкновенной жизнестойкостью, поскольку старинные обрядовые, песенно-музыкальные, хореографические формы фольклора поныне живут, исполняются в быту современными людьми в разной социальной среде. Следовательно, они выполняют определенные функции в нашей культуре и обществе, в жизни сообщества, группы и личности исполнителя.

Сохранность локальных традиций на территории России различна. В одних регионах фольклор продолжает свое естественное существование; там бытуют элементы старинной обрядности, исполняются песни, пляски, хороводы, наигрыши на традиционных музыкальных инструментах. В других - фольклорные традиции угасают, уходят или уже ушли из повседневной жизни людей. Но и там, как отмечают фольклористы, сохраняется хотя бы две-три песни, наигрыша, которые обязательно исполняются на местных свадьбах. Отличия в степени сохранности локальных традиций вызваны разными причинами, в числе которых исторические, социально-экономические, демографические и пр.

Функционирование крестьянского фольклора в нынешних условиях зависит прежде всего от его социальной базы: количества и возраста его носителей, наличия преемников традиции, типа бытования фольклора в аутентичной и неаутентичной среде. При проведении анализа мы выделили три основные позиции, характеризующие социальную базу фольклора:

1  - сохранение прежней социальной базы, среды бытования в рамках сообщества;

2  - сокращение традиционной социальной базы и ареала распространения; размывание среды и связи с сообществом;

3   - нетрадиционная (неаутентичная) среда бытования исторически сложившихся форм фольклора.

Под сохранением прежней социальной базы фольклора в рамках сообщества мы подразумеваем исполнение фольклорных произведений сельскими жителями в местах его исконного бытования.

Крестьянский уклад жизни естественным образом поддерживает традиционные формы проведения праздников, застолий, встреч родственников, посиделок, вечерок и пр. Можно упомянуть в связи с этим живущие поныне древние обряды, связанные с крестьянским календарным циклом: «Похороны Стрелы» и «Вождение Коня» на Брянщине, «Вождение Русалки» (Барышни) в Калужской и «Похороны Костромы» в Липецкой областях, весенние хороводы в Пензенской области, «помочи» родственникам и соседям в период уборки урожая на юге России, которые сопровождаются соответствующими песнями, плясками, хороводами, инструментальной музыкой и т.д. Примеры на этом не исчерпываются, их немало. Типы бытования исторически сложившихся форм фольклора и их функции в современной культуре различны.

При анализе социальной среды носителей фольклорных традиций обращает на себя внимание ее неоднородность по ряду признаков, в частности - несбалансированность возрастных категорий народных исполнителей. Результаты социологического опроса участников аутентичных фольклорных ансамблей, проведенного сектором современной народной культуры РИК в 1988-89 гг., говорят о том, что большинство из них - люди пожилого возраста: группа лиц старше 60 лет составила 46,4% от общего количества опрошенных; 28,3% составляют 50-60-летние; средний возраст (30-49 лет) - 17,5%; молодежь от 20 до 29 лет - 5,1% и совсем мало детей и юношества (до 19 лет) - 1,6%.

На первый взгляд, эти данные говорят об умирании традиции, которая неизбежно прервется с уходом старшего поколения. Однако, здесь картина не столь однозначна. Такая возрастная структура участников бытовых (или аутентичных) ансамблей имеет свою логику. Фольклористы, наблюдающие за бытовыми ансамблями, отмечают, что участников моложе 40 лет в них было мало всегда. Объясняется это любопытным феноменом. Оказывается, что человек, живущий в среде, где бытует фольклор, знакомый с традицией с детства, становится певцом-мастером как правило только к 40-50 годам. По-видимому, здесь проявляется своя закономерность, заключающаяся в некой периодичности приобщения человека к фольклору. Обычно дети охотно включаются в процесс познания фольклорного искусства: выучивают песни, пляски, участвуют в празднествах, обрядах, хороводах. Подрастая, они начинают стесняться своего участия в них. Достигнув среднего возраста, обзаведясь семьями, детьми они вообще отходят от фольклора: все силы и время отнимает дом, семья, хозяйство, производственный труд. Но потом наступает период, когда дети уже выросли, появляется больше свободного времени, и знание традиций, навыки в исполнительском искусстве, полученные в детстве, вдруг пробуждаются. И люди, казалось, все позабывшие, опять начинают петь, участвовать в хороводах и пр. Значит, передача традиции состоялась, хотя и не совсем так, как это было в собственно традиционной культуре. Традиция как бы становится элементом досуговой сферы.

Стадиальность в восприятии фольклора в среде его носителей еще в конце 20-х годов нашего столетия Е. Гиппиус определил как возрастную циклизацию, когда у разных возрастных групп певцов существует определенный репертуар и манера исполнения. Переход из одной возрастной группы в другую постоянно и закономерно влечет за собой смену репертуара и стиля пения. Эти наблюдения подтверждаются исследованием полесской песенной традиции, проведенной в 1970-е гг. 3. Можейко. В своей книге она отмечает, что дети поют детский репертуар (в основном, игровые песни), девочки (подростки) увлечены любовно-лирическими песнями и пытаются распеть их многоголосно. А вот молодежь добрачного периода стремится освоить собственно современные песни, звучащие по радио, ТВ и пр. Певцы среднего возраста - поворачиваются уже к «своему» - к тому, что в сознании зрелого человека живет как серьезное, значительное. Это местная лирическая многоголосная песня, а также песня календарная и семейно-обрядовая. И четвертая возрастная группа - это певцы пожилого возраста и старики - именно они основные носители традиционной календарной и семейно-бытовой песни.

Стадиальностью в восприятии и освоении фольклора объясняется, по-видимому, тот факт, что ранние, наиболее сложные по распеву, ритмике, мелодике произведения фольклористы записывали и записывают от исполнителей старшего поколения. Более молодые еще не в силах воспроизвести их должным образом, не овладев вершинами мастерства и пониманием глубинной сути, заложенной в этих песнях, обрядах и пр.

Неоднородность социальной среды носителей фольклора проявляется также в ее феминизированности: большинство аутентичных исполнителей - женщины. Вероятно, такой дисбаланс обусловлен и социально-демографическими факторами (продолжительность жизни у женщин больше, чем у мужчин) и культурно-историческими. Поскольку в традиционной культуре женщине отводилась главная роль хранительницы ее устоев. В наше время мужчины по большей части предпочитают инструментальную музыку - игру на гармони, балалайке, рожке, свирели и пр., а также поют и пляшут в составе женских коллективов. И лишь районы с сильной казачьей традицией (Дон, Кубань) дают иную картину: там сохраняется мужская песенная традиция, в которой доминирующую роль играют мужчины.

Участники аутентичных (или бытовых) фольклорных ансамблей - это мастера, знатоки местных песенно-музыкальных традиций, «песенное ядро» своего села, станицы, хутора (в крупных поселениях может быть несколько таких групп). Для этих людей фольклор естественным образом включен в их повседневную жизнь. Однако и в аутентичной среде можно выделить разные типы бытования фольклора. В частности, исполняя фольклорные произведения в традиционной ситуации праздника, гуляния, застолья, посиделок, обряда и т.п., участники бытовых ансамблей выступают в роли носителей традиции, и фольклор в этот момент составляет часть их жизни. В других условиях - специально созданных (выступления аутентичных ансамблей в концерте, со сцены, по радио, ТВ), фольклор становится объектом демонстрации в качестве культурного наследия. Народные исполнители при этом обретают статус хранителей или «ретрансляторов» образцов национальной культуры.

В современном социуме с сильным влиянием через СМК различных форм городской культуры (включая и «городское» осмысление собственно «крестьянской», «народной» культуры с последующим внедрением искусственно созданных образцов в начальную среду), места с живой фольклорной традицией становятся в известном смысле культурными анклавами. Бытование фольклора в таких «заповедных зонах» (как их условно называют фольклористы) протекает в разных формах. Это может быть фрагментарное включение элементов «старой» культуры в повседневную жизнь сельчан: обращение к традиции в определенные, значимые для личности, семьи, всего крестьянского сообщества моменты - на свадьбе, похоронах, во время календарных праздников, связанных с трудовым процессом и т.д. Такое - фрагментарное - бытование фольклора, по-видимому, является на сегодняшний день преобладающим. Полная форма его бытования возможна лишь в условиях целостного сохранения традиционного уклада жизни. В современной ситуации для этого необходимо наличие особых обстоятельств, например - обособленное проживание общины в инокультурной, иноязычной среде.

Показательна в этом отношении жизнь старообрядческой общины казаков-некрасовцев, вернувшихся в Россию в начале 1960-х гг. после 250-летнего проживания на чужбине и представляющей целостный анклав. После подавления Булавинского восстания три тысячи казаков вместе с семьями под предводительством Игната Некрасова ушли из России, дав зарок вернуться, но в Россию «без царя». Им пришлось немало странствовать, менять пристанища, пока, наконец, община не осела в Турции на озере Маньяс (в произношении некрасовцев - Майнос) близ Мраморного моря. Там они жили своей общиной, сохраняя «древлеотеческую» веру, язык, обычаи, древние иконы, рукописные книги и устную традицию. Длительное проживание в иноязычной, иноверческой среде не привело к забвению родной культуры, напротив - способствовало ее тщательному сохранению. Для культурного анклава казаков-некрасовцев в Турции русский язык, православная вера, фольклор служили средством культурной самоидентификации и интеграции сообщества, выделения и обособления его по отношению к иноэтническому окружению. И хотя община жила достаточно замкнуто, следуя запрету на браки с иноверцами, социальные контакты с местным населением, конечно, были. Поэтому казаки-некрасовцы знали и турецкий и греческий языки, пели их песни. Сохраняя собственную культуру, некрасовцы признавали и частично ассимилировали чужую.

Возвратясь на родину, казаки-некрасовцы принесли с собой богатейший фольклор: былины, исторические песни, духовные стихи, карагоды, лирические песни, пляски, наигрыши, своеобразный национальный костюм (в свадебном уборе невесты сохранилась рогатая кичка, а в мужском костюме - рубаха с вышивкой на груди - наиболее архаичный из образцов этой одежды). Сейчас они живут в селах Краснодарского и Ставропольского краев.

Описанные типы бытования крестьянского фольклора относятся к активной форме его функционирования. Наряду с ними существует и пассивная форма. Это значит, что в фольклоре следует различать «часть, органически существующую в народном быту, и пассивную, хранящуюся в памяти». Очевидно, что часть старейших видов и жанров фольклора (былины, исторические песни, некоторые обрядовые действа) существуют уже лишь в памяти наиболее пожилых народных исполнителей. Из повседневного быта они фактически ушли. Их исполняют, в основном, по просьбе собирателей фольклора, либо в составе фольклорных ансамблей со сцены. Однако пассивная форма хранения фольклора не означает его утрату, поскольку он живет в памяти знатоков народных традиций и хотя бы время от времени ими воспроизводится.

Известны случаи возвращения из пассивной в активную форму бытования фольклорных произведений и даже (по выражению фольклористов) своеобразной «реанимации» традиции. Способствуют этому усилия собирателей, исследователей фольклора. На протяжении многих лет они работают в определенном регионе, проводят полевые записи, выявляют и собирают вместе исполнителей (которые сами уже зачастую не собираются, чтобы попеть, поплясать и пр.); делают с этими коллективами записи на пластинки, радио, ТВ; приглашают в крупные города для выступления в этнографических концертах и др. Деятельность фольклористов поднимает престиж народных исполнителей, как в собственных глазах, так и в среде односельчан и даже местной администрации.

Подтверждением сказанному служит, в частности, работа лаборатории народной музыки Московской консерватории в Рязанской области. Она осуществляется под руководством Н.Н. Гиляровой вот уже 30 лет, и дает свои плоды в виде продолжения живой песенно-музыкальной традиции и возникновения новых аутентичных коллективов на рязанской земле.

Актуализация пассивных элементов локальной традиции возможна при условии сохранения в памяти ее носителей хотя бы фрагментов этой культуры. Реальность такой актуализации подтверждается на практике. По свидетельству эксперта С.Н. Старостина (режиссера программы «Мировая деревня» Российского ТВ), в Курске пошла «вторая волна» проведения троицких праздников. Так же как это было в старину: собираются, приезжают на праздник села, уже независимо от того, присутствуют ли там фольклористы, телевидение, которые в свое время сыграли важную роль в пробуждении интереса к старым традициям.

В этот ряд можно поставить и возврат из пассивной формы бытования свадебного обряда в селе Треть Коношского района Архангельской области. Силами местной уроженки собирательницы Л.Г. Козельской, снявшей видеофильм и сделавшей цикл радиопередач о местной свадьбе, пробудились воспоминания у пожилых людей, а молодежь подхватила «забытое старое» и теперь в селе Треть все свадьбы играются по-старинному и люди наслаждаются красотой и праздничностью этого обряда.

На Русском Севере в селе Усть-Цильма республики Коми в 1970-е гг. восстановлена прерванная было традиция проведения «Горки» - цельного танцевально-обрядового действа, длящегося с утра до ночи при участии всех жителей. Этот праздник включает в себя и смотрины молодых девушек-невест, и долгие сложные хороводы, и песни, и пляски. Перейдя в пассивную форму бытования, «Горка» оставалась в памяти носителей этой традиции, пока не была востребована и актуализирована усилиями местных жителей-энтузиастов и специалистов, работников культуры.

Вместе с тем, наряду с сохранением фольклорных традиций исследователи отмечают сокращение социальной базы и ареала их распространения. Это связано с объективными условиями угасания деревни, оттока молодежи в города, ориентацией сельских жителей молодого и среднего возраста на стереотипы городской, массовой культуры в ущерб своей локальной. Происходит постепенное размывание среды и ослабление связи между членами крестьянского сообщества за счет миграций населения, частичного изменения образа жизни сельчан.

Стремительной трансформации подвергся культурный анклав казаков-некрасовцев, вернувшийся в Россию после столь долгого отсутствия. Им пришлось менять экономический уклад, приспосабливаться к совхозному быту, атеистическим нормам воспитания детей в школе и т.д. Они столкнулись с непониманием и насмешками односельчан и поэтому убрали в сундуки традиционный костюм (хотя мужчины уже в Турции стали одеваться на европейский лад). Как свидетельствует этномузыковед В. Медведева, казаки-некрасовцы реже стали справлять по-старинному свадьбы, смолкли хороводы, ежегодно водимые «на Маслену» вблизи Майноса. «В наши дни песни звучат, главным образом, в семейном кругу, на застолье, на свадьбах, особенно если приглашается кто-то из хороших певцов, а также на концертах с участием этнографических ансамблей с. Кумекская долина и пос. Новокумский. Общинный уклад оживает в дни церковных праздников... Женщины и даже дети одеваются в национальные костюмы».

В. Медведева отмечает ослабление внутренних связей среди казаков и утраты с этим связанные: дети, родившиеся уже в России, в большинстве своем с родителями не живут, разъезжаются кто куда. Примечателен тот факт, что интегрирующую и идентификационную функцию для членов общины, которую на чужбине выполнял русский язык, теперь стал нести турецкий. Он используется в быту некрасовцев для названия овощей и фруктов, предметов домашнего обихода, чисел, месяцев, и даже денег. Как и в Турции, мужчины занимаются рыболовством, уезжая за сотни километров от дома, а старики плетут сети для ловли. Словом, образ жизни казаков-некрасовцев сохраняет элементы традиционного, общинного характера при постепенном сокращении социальной базы бытования этой самобытной культуры.

Изменения в образе жизни нынешних сельских жителей по сравнению с жизнью крестьянства начала века произошли немалые, это очевидно. Они повлияли на мировосприятие людей, для которых часть старой культуры стала терять свою значимость и функциональность. В результате постепенно стали уходить из повседневного быта наиболее архаические формы фольклора - они либо забываются совсем, либо переходят в пассивную форму хранения, либо подвергаются определенной трансформации.

Трансформирование исторически сложившихся форм фольклора, адаптация их к современным условиям зависит как от состояния той или иной локальной культуры, так и от видов и жанров фольклора.

Неоднократно отмечено исчезновение «исторических» жанров. По мнению В.Е. Гусева, в определенной степени ясны контуры современной структуры сохраняющегося традиционного фольклора и динамика процесса бытования его жанров: одни из них действительно безвозвратно уходят из повседневного обихода, другие сохраняют свою жизнеспособность, а некоторые - продуктивность. Наблюдения собирателей свидетельствуют о затухании таких жанров как былины, старейшие исторические песни, духовные стихи. На Русском Севере, который еще в 20-е гг. славился как «былинный» край, в 90-х гг. жизнь эпической традиции, в сущности, прекратилась. Все реже здесь удается услышать старейшие исторические песни, не звучат уже былины и у терских казаков, где их записывали вплоть до конца 1960-х гг., у оренбургских казаков во второй половине XX века можно найти былины-баллады, но произведения на сюжеты классической русской былевой эпики (об Илье Муромце, Добрыне, Алеше) уже не встречаются. Теперь возможно обнаружить лишь отдельные общие места, переходящие из одного произведения в другое, только генетически восходящие к былинам. Исследователи констатируют фактическую утрату былевого фольклора. А там, где сохранились его фрагменты, они перешли в пассивную форму хранения - в памяти исполнителей, и воспроизводятся лишь по просьбе собирателей.

Тем не менее, услышать древние былины в живом звучании можно и в наши дни. В аутентичной среде их поют казаки-некрасовцы, а в городе - участники лучших любительских фольклорных коллективов, достигших достаточно высокой степени исполнительского мастерства.

Большей устойчивостью и степенью сохранности обладают некоторые календарные обряды, дошедшие до нас из глубокой древности. Мы имеем в виду бытующие в западных и восточных районах Брянской области обряды вождения «Коня» («Кобылы») и «Стрелы». Жители хорошо знают время их проведения и готовятся к ним заранее. В восточных районах вождение «Коня» («Конь» здесь - символ плодородия) представляет собой ритуальное действо, включающее в себя ношение по селу чучела «Коня» (с головой, с мочальным хвостом, его носят четверо или двое человек) в окружении ряженых: Поводыря, Цыганки и пр. Это настоящее веселье, праздник, сопровождающийся определенными текстами, песнями, плясками, элементами народного театра. Там же, на Троицу (которая по времени совпадает с обрядом вождения «Коня»), пожилые женщины водят хоровод, завивают во ржи венки, кумятся - то есть исполняют ритуальные действия, предписанные многовековым обычаем. «Стрела» - тоже календарный праздник, идущий из глубины веков, связанный с языческими верованиями наших предков. Он проводится в западных районах Брянской области на Вознесение. Знание населением сроков проведения, смысла исполняемых обрядов, фиксированных текстов (вербальных, музыкальных, движенческих) говорит о сохранности семантики и знаково-символического выражения этих исторически сложившихся форм фольклора в данной локальной традиции. По оценкам исследователей почти повсеместно бытует фольклор, связанный с похоронной обрядностью: сохраняются обрядовые тексты, исполняемые в последовательности, соответствующей определенным моментам (отпевание, причеты, плачи и пр.). Это же касается фольклора, связанного с миром детства - широко распространены различные колыбельные, пес-тушки, традиционные способы утешения ребенка и др., а также детский фольклор как таковой (игровые песни, считалки и др.). Органично существует в современной культуре народная инструментальная музыка, исполняемая в ритуализованных жизненных ситуациях: на праздниках, свадьбах, посиделках, застольях и т.п. Этот вид народного музицирования, по мнению экспертов, актуален и, видимо, будет сохраняться еще долго.

Исторически сложившиеся формы фольклора, сохраняя реликтовую семантику и знаково-символическую систему выражения, зачастую включают в себя замещающие элементы из современной социокультурной ситуации. Трансформация проявляется в виде разрушения текста, фрагментирования, слияния нескольких фрагментов в один текст, в замещении как отдельных форм, так и сущностных смыслов. Например, в зачине исторической песни донских казаков «Ой, ты Россия» о подвигах легендарного атамана М.И. Платова - «Платов» в определенный исторический момент был заменен на «Ленина».

Другой пример - гуляния на Троицу в Воронежской области, которые с 1990-х гг. восстанавливаются и стихийно и целенаправленно одновременно. Г.Я. Сысоева, исследуя троицкий обряд, фиксирует замену сакральных смыслов поэтическим переживанием, что проявляется в знаково-символических упрощениях. Постепенно изменяется форма обряда вследствие подмены его атрибутивных компонентов на современные: рождается новая подоплека обряда, новая символика. В описании обряда вождения «Русалки» отмечаются значительные изменения в его содержании - современные атрибуты, нетрадиционное ряжение, новые песни, неточное исполнение обрядов и пр. Стремление сохранить форму многовекового самобытного праздника вошло в противоречие с реалиями современной жизни, отмеченной утратой целого пласта представлений и верований. Объясняя смысл обряда, одни участники «помнят»: «Чтоб год был богатый, хлебородный...», другие отмечают как значимые черты театрализованности: «Людей повеселили и сами повеселились...». Этот пример характерен для многочисленных паллиативных форм не реконструируемых, а реально живущих обрядов, когда участники смутно помнят древний смысл и авторски создают новые объяснения.

Степень трансформации одного и того же обряда весьма различна. В других регионах троицкие гуляния вообще потеряли какую-либо связь с первоначальным обрядом, превратившись в массовые, искусственно инициируемые праздники типа «Праздника березки», «Проводов весны» и т.п.

Помимо бытовых фольклорных ансамблей в сельской среде существуют и коллективы клубной художественной самодеятельности. Они имеют руководителя, методистов, собираются на репетиции, выступают со сцены. Мы не будем касаться коллективов типа «народного хора», а обратимся к тем, которые осознают себя как «фольклорные ансамбли» (хоры). Важно определить, какую роль в ситуации сокращения традиционной сферы бытования фольклора играет этот тип коллективов, на что нацелена их деятельность: на поддержание местной традиции или ее игнорирование и ориентацию на какие-то другие образцы.

По оценкам наших экспертов, ситуация с сельскими клубными коллективами сейчас не однозначна. Во многом это зависит от состояния локальной традиции и от ее особенностей. Так, в казачьих регионах система клубной художественной самодеятельности часто не противоречит бытованию традиции. Там на репетиции-спевки под крышу клуба могут собираться аутентичные исполнители, готовые в случае необходимости выступать и со сцены, хотя это не является для них основной целью. Важно собираться вместе, соблюдая определенный ритуал, попеть, поплясать. Точно так же они могут встречаться и у кого-нибудь дома, а не в клубе. Сохраняется принцип исполнения фольклора в повседневной жизни.

Как клубные существуют сельские фольклорные ансамбли и хоры, состоящие из молодежи и людей среднего возраста с обязательным привлечением 1-3 пожилых исполнителя. Возможно участие детей. Такие коллективы (как, например, фольклорный ансамбль Центра казачьей культуры станицы Алексеевская Волгоградской области) сознательно работают над фиксацией и сохранением местных традиций, осваивая их и приобщая к ним детей. Они стремятся к полноте охвата жанрово-видового состава своего фольклора, к достижению уровня, сопоставимого с уровнем «стариков, дедов» - мастеров-исполнителей. Для участников подобных ансамблей пение в быту естественно и значимо не менее, чем обязательная концертная деятельность. Главная их установка - поддержание утрачиваемых, возрождение полузабытых местных обычаев, обрядов, культуры исполнительства.

Заметим, что в последние годы специалисты отмечают повышение интереса к собственному фольклорному наследию в среде клубных коллективов. Так, в Костромской области традиционный зимний праздник Святки из состояния естественного бытования в определенный момент перешел в разряд «организованных» и теперь проводится силами художественной самодеятельности. Однако костромские самодеятельные коллективы привлекают к участию достаточное количество аутентичных исполнителей: гармонистов, бабушек и дедушек - знатоков, помнящих прошлое. Их присутствие на празднике, знания и исполнительское мастерство способствуют приближению атмосферы праздника к аутентичной, дает молодым исполнителям импульс для освоения, более глубокого познания своей локальной культуры.

Другая часть сельских клубных коллективов ориентирована, прежде всего, на сценическое воспроизведение фольклора, допускает его обработку, сужает жанрово-видовой состав до нескольких, самых «выигрышных» с их точки зрения произведений. В свой репертуар они включают и авторские песни, и фольклорные произведения других областей и даже народов. Деятельность такого рода коллективов не способствует сохранению местных традиций фольклорного исполнительства. Она нацелена в первую очередь на воспроизведение адаптированных вариантов народных песен, плясок, наигрышей в соответствии с образцами профессионального искусства. Имея право на существование как и другие виды и жанры художественной самодеятельности, эти коллективы выполняют иные функции в культуре нежели аутентичные и ориентированные на аутентичные фольклорные ансамбли.

Из выше приведенных примеров видно, что для сельских клубных фольклорных коллективов, приближающихся к аутентичным, обязательны две черты. Первая - осознание аутентичной традиции как иерархически более совершенной, чем иные возможные формы «народного искусства». И вторая - присутствие в коллективе «стариков» с их бесспорным авторитетом, превосходящим авторитет руководителя. Именно их исполнительское мастерство и уровень хранения наследия формируют систему критериев для следующих поколений исполнителей и возможных носителей традиции.

Проведенный анализ социального среды бытования исторически сложившихся форм фольклора касался до сих пор лишь аутентичной среды. Вместе с тем, в 1970-е гг. в нашей культуре возникла ситуация, которая позволила говорить о появлении новой, неаутентичной среды бытования крестьянского фольклора. Ее возникновение связывают с произошедшим в конце 60-х - начале 70-х гг. подъемом интереса в обществе (прежде всего, среди творческой интеллигенции) к подлинной народной культуре, крестьянскому фольклору⁶⁷. Этот интерес выразился, в частности, в деятельности молодых музыкантов (среди которых были инструменталисты, теоретики, композиторы и др.), занимающихся изучением русского песенно-музы-кального фольклора - преподавателей и студентов Московской и Ленинградской консерваторий, ГМПИ им. Гнесиных, специалисты Фольклорной комиссии при Союзе композиторов России. Они поставили перед собой цель практического освоения приемов и особенностей народного пения, пляски, игры на музыкальных инструментах в их исконном виде. Это привело к созданию первых «нетрадиционных», городских фольклорных ансамблей (на любительской основе). Отличительной чертой этих групп стала принципиальная направленность на точное воспроизведение этнографических образцов, включая манеру звукоизвлечения, сохранение диалектных особенностей и пр.

В ситуации ориентированности культуры тех лет на усредненный, лишенный локальных особенностей стиль «народного» пения, установка на аутентичность, подлинность воссоздания музыкально-инструментального и хореографического фольклора была смелой и неожиданной, можно сказать - фрондирующей по отношению к официальному искусству, демонстрируемому государственными народными хорами и ансамблями песни и пляски. Исполнение молодыми горожанами крестьянского фольклора стало завоевывать все больше и больше поклонников, количество любительских ансамблей росло. Изменился и качественный состав участников таких коллективов. Наряду с музыкантами в них вошли люди самых разных профессий и занятий: учащиеся и студенты, рабочие и военнослужащие, научная и творческая интеллигенция.

Расширение социального состава любителей фольклора, возникновение все новых ансамблей в разных регионах страны позволяет говорить о возникновении фольклорного движения в конце 1970-х-начале 1980-х гг.

Крестьянский фольклор обрел новую для себя среду - городскую. Он зазвучал в концертах, по радио и ТВ, но, главное, в повседневной жизни участников городских фольклорных ансамблей. Элементы традиционной культуры вошли в быт части современных горожан в виде старинных песен, плясок, игр, музыкальных наигрышей, обрядов, занятий ремеслами, изготовления народного костюма, украшений, освоения секретов русского воинского искусства и многого другого. В частности, в среде фольклорных ансамблей стали естественными встречи, гостевания, застолья в виде традиционных вечорок, посиделок, игрищ. Свадьбы стали играться с обязательным включением старинных элементов; устраиваются гуляния, праздники в соответствии с крестьянским календарем: на Масленицу, Троицу, Покров, на Святки.

Все это происходило и продолжает происходить в условиях современного города, что и дает нам основание говорить о появлении новой, неаутентичной среды бытования исторически сложившихся форм фольклора. Хотя это явление носит локальный характер в масштабах нынешней урбанизированной культуры, для части городских жителей, любителей народных традиций оно значимо, поскольку (по их самооценке) влияет на их образ жизни, мировосприятие, некоторые ценностные установки и пр.

Важно отметить, что механизм освоения горожанами фольклора близок к исконному принципу передачи традиции: из уст в уста. Очевидно, что городские любители традиционной культуры не в силах обойтись без звукозаписей с голосами народных исполнителей, но их принципиальная установка -на устное обучение у сельских мастеров - песенников, танцоров, музыкантов. С этой целью участники городских фольклорных ансамблей ездят к народным исполнителям, учатся у них «с голоса», а потом уже используют в качестве вспомогательного, «учебного» материала записанные от мастеров на магнитофон, видеоаппаратуру фольклорные произведения.

Здесь мы подошли к вопросу о механизмах передачи фольклора. В исконной среде бытования межпоколенная передача традиции происходит естественным образом: от старших к младшим. Дети в качестве зрителей присутствуют на семейных и сельских праздниках, в ситуациях гостевания, игрищ, свадеб и т.д. Путем имитации, участия в общем действе они исподволь обучаются фольклорному исполнительству, заучивают тексты, мелодию, движения пляски, познают некоторые смыслы и значения исполняемых произведений. Тот же принцип осуществляется в разновозрастных фольклорных ансамблях, ориентированных на определенную локальную традицию: дети и молодежь учатся у более старших и опытных исполнителей.

С недавнего времени в системе передачи традиции появилась (как дополнительный элемент, вполне соответствующий духу времени), новая тенденция, заслуживающая, по мнению фольклористов, дальнейшего развития. Она инспирирована самими фольклористами-собирателями и состоит в возвращении в исконную среду бытования части уже утраченного фольклорного наследия. Народным исполнителям из архивных фондов передаются звукозаписи, сделанные 20 - 30 лет назад в данной местности. Нынешнее поколение носителей традиции получает возможность услышать голоса своих предшественников, песни, которые они уже не застали. Путем многократного прослушивания происходит процесс выучивания и возвращения в живую традицию этих произведений. Такой социальный эксперимент фольклористы называют «возвращением фольклористических долгов города селу».

Подводя итоги нашего рассмотрения различных форм бытования исторически сложившихся форм фольклора, попытаемся определить, какие функции этот пласт культуры выполняет в современном обществе, в жизни сообщества (группы) и личности исполнителя.

Специалисты, давая оценку отношению к традиционной культуре в нашем обществе, отмечают сохранение интереса к ней в разных слоях населения. Представители творческой и научной интеллигенции с 1980-х гг. заинтересовались народной культурой прошлого в связи с общим ростом национального самосознания, потребности в новом осмыслении истории страны, перспектив ее будущего самоопределения. Опора на традицию рассматривалась как одно из возможных интегрирующих начал, один из путей культурной самоидентификации.

В аутентичной среде наряду с сохранением традиционно-нормативных функций усиливаются его декоративно-эстетические функции, в связи с чем на первый план выходят демонстрационные формы с утратой исконной семантики. Об усилении эстетической функции фольклора писал Б.Н. Путилов: «В новой обстановке, когда произведения фольклора потеряли свои прежние бытовые связи и функции, усилилось непосредственно эстетическое их восприятие»⁶⁹. Подтверждением тому служит явная тенденция к театрализации обрядовых действ, к адаптации фольклора в соответствии с критериями сценического воплощения: «Чтобы было ярко, весело, всем понятно». По этому принципу действуют не только профессиональные эстрадно-фольклорные коллективы, но и немало сельских клубных ансамблей.

Однако исконная семантика фольклора трансформируется все же частично, поскольку «фольклор нигде и никогда не живет как искусство в собственном смысле слова, то есть как феномен, имеющий цель в самом себе, предназначенный для решения преимущественно художественных задач»⁷⁰. Привязанность исторически сложившихся форм фольклора к календарному циклу, к определенному жизненному контексту сохраняется в сознании носителей традиционной культуры. Такая укорененность представлений народных исполнителей о функциональном предназначении фольклора говорит о том, что он воспринимается ими как компонент их образа жизни, а не только как художественное творчество. Об этом говорят факты повышения престижа своей локальной культуры для части сельской молодежи. На свадьбах, например, молодые уже не испытывают неловкости при включении элементов старинной обрядности: величаний жениха и невесты, родителей и гостей и т.п. Они начинают осознавать ценность этой культуры и свою к ней причастность.

Социальные функции фольклора по отношению к личности исполнителя можно определить как интеграцию с традиционным фольклором и общинным сознанием, полную и частичную.

Для городских жителей приобщение к ценностям традиционной культуры выполняют те же функции, влияя на их образ жизни, мировоззрение и мировосприятие, некоторые ценностные установки. Исполняя фольклорные произведения, участники городских ансамблей стремятся по возможности сохранить их исконную семантику. И если с долей иронии они могут относиться, например, к распетому в народной манере городскому «жестокому» романсу, то стиль исполнения произведений, относящихся к исторически сложившимся формам фольклора, несет печать строгости и соответствия ситуации. Для них ценно и значимо ощущение подлинности этой культуры и сопричастности ей.