20. Екатерининская эпоха (хviii в.). Театральная афиша и рекламные функции лубочных картинок.

Театральная афиша. XVIII в. получил название «играющий» – многие стороны жизни того времени захватила игровая стихия, сама культура во многом носила игровой характер. В эту эпоху не было предмета более популярного, чем театр. Им увлекались все – и придворная знать, и простые горожане. Именно поэтому особенно широкое распространение в это время получили театральные афиши, как рукописные, так и печатные. В зависи-мости от объема информации афиши делились на два типа — обычные и так называемые «перечневые». Обычная афиша информировала публику о месте, времени, названии спектакля или представления и цене билетов. Примером обычной может служить афиша, сообщающая о представлении в публичном Русском театре пьесы А.П. Сумарокова «Синав и Трувор» (сохраняем архаичную орфографию):

«Пятого дня сего месяца будет представление русской трагедии Синава и Трувора, а после оной трагедии будет играна малая комедия.

Представление будет в оперном доме, пропуск по билетам,в партер и нижние ложи билетам цена два рубля, а в верхние ложи – рубль. Билеты будут выдаваны в доме, где Русский театр, на Васильевском острову в третьей линии на берегу большой Невы в Головкинском доме.

Выдачи билетов прежде представления кончится в четыре часа по полудни, а представление начнется в шесть часов, о чем желателям оное видеть объявляется. Господские и протчие гражданские служители в ливрее ни без билетов, ни с билетами впущены не будут» .

Так называемые «перечневые» афиши более подробно излагали содержа-ние спектакля, действующих лиц и ход представления:

«...Сего числа, опосля обеду по особливому сказу крепостными людьми прапорщика Алексея Денисо-вича совместно с крепостными брата его Маера Петра Денисовича при участи духовного хора Александры Денисовны Юрасовских на домовом театре Сурьянинском Представлено будет: «Разбойники Средиземного моря» или «Благодетельный Алжирец» большой пантомимной балет в 3-х действиях, соч. Г. Глушковского, с сражениями, маршами и великолепным спектаклем. Сия пиэса имеет роли, исполненныя отменною приятностью и полным удовольством, почему на санкт-петербургских и московских театрах часто играна и завсегда благосклонно публикою принимаема была. Особливо хороши декорации: наружная часть замка Бей, пожар и сражения.

За сим дано будет:...Препотешной, разнохарактерной, комической, пантомимной дивертисман, с принадлежащими оному разными танцами, ариями, мазуркою, русскими, тирольскими, камаринскими, литовскими, казацкими... плясками.., а в заключение всево духовный хор крепосных людей Александры Денисовны Юрасовской исполнит несколько партикулярных песен и припевов» .

Афиши печатали в тех же типографиях, где печатали книги, журналы газеты. Шрифты для них отличались от книжных лишь размером, но не рисунком. Это были европейские шрифты классицистического типа, которые появились в России благодаря деятельности таких словолитень, как семьи Дидо, которая на основе лучших европейских шрифтов того времени созда-вала шрифты русской модификации. Художественные возможности этих шрифтов, их способность составлять строгие, простые и ясные композиции, широко использовались в афишах на протяжении XVIII -XIX вв.

Композиции афиш XVIII в. отличались ясностью, простотой и строгой симметричностью. Их украшением были лишь различные наборные декора-тивные рамки, и политипаж^*, мода на который пришла из Франции. Здесь чаще всего изображались античные аллегории – лиры, букеты в вазонах, доспехи со знаменами или венки с лентами. Эти эмблемы были знаками определенных понятий или отвлеченных идей. Изображение древнего оружия – трофеев – служило знаком военной победы; рог, наполненный плодами - знаком изобилия и т.д. Сюжет политипажа мог и не совпадать с содержанием афиши, но соответствовал общему стилю эпохи. В искусстве классицизма язык символических изображений был хорошо разработан и закреплен традицией постоянных эмблем.

Рекламные функции лубочных картинок. Среди различных слоев городс-кого населения (купцов, приказчиков, мещан) широким спросом продолжали пользоваться лубки, но уже с сюжетами на тему мод на одежду, прически, быт и нравы. Печатаются картинки с текстом: “Реестр о мушках”, “Реестр о цветах”, “Реестр о мушках прочитайте а наши знаки особо примечайте”. Появляется и злая антиреклама на придворные моды — “Франт и продажная франтиха”. Известный собиратель русского лубка Д.А. Ровинский еще в XIX в. отмечал рекламный характер лубочных картинок. В частности о рекламной функции религиозных лубков он писал: “Виды монастырей служили в то же время и рекламами для сбора на монастырское строение и посылались в подарок от архимандрита или строителя тароватому купечеству с такими, например, надписями: “Не благоугодно ли что-либо пожертвовать на украшение обители?” или: “Господи! Источи из очей моих неиссякаемый источник слез о моем окаянстве ..., да искуплю добром грехи мои!”.

В это время лубки уже печатают с медных досок в московской типографии Ильи Яковлевича Ахметьева. Печатня, организованная в середине века, была поставлена на широкую ногу - одновременно работало двадцать станков. Помимо Ахметьевского заведения в Москве существовала еще одна типография, печатавшая лубки только с деревянных досок. В конце 50-х гг. типогра-фия Ахметьева начинает выпускать своеобразное иллюстрированное прило-жение из лубочных картинок к газете «Московские ведомости», которая стала выходить с 1756 г. и печаталась в Университетской типографии.

Сохранилась и необычная лубочная афиша, возвещающая приезд труппы «аглицких комедиантов»^*. Ее композиция напоминает русские житийные иконы, когда в центре помещается изображение святого, а вокруг — клейма с сюжетами из его жизнеописания. Так и на афише: в центре — текст с пере-числением заслуг актеров, которым довелось выступать при дворе короля французского, императора австрийского, курфюрста баварского. Вокруг—двенадцать сцен предстоящего спектакля. О характере зрелища свидетельст-вуют изображения акробатов, гимнастки, жонглера. Текст гласит:

«С милостивым позволением здешних высоких командующих будет сюды прибывшая Аглицкая компания. Во-первых, начинает младая женская персона больше как двадцатью позитурами, яко же здесь показаны, чего нигде во всем свете не быва­ло, потом шутливая толстая мужская персона такие дивные скоки, которые против натуры являются быти, делает. А после паки женская персона — танец с десятью обнаженными шпагами... Первая фигура показывает на принципала, который на скрыпке играет и купно танцует так дивно и штучно, что всяк удовольствован быть имеет».

По традиции подобные лубки обычно вывешивались на ограду церкви Казанской Божьей матери на Красной площади. Популярность этого места использовало в своих интересах правительство. В июле 1759 г. после победы русских войск над полками Фридриха, короля прусского, на ограде церкви появилась гравюра на меди “Русский казак бьет прусских драгунов”. Через несколько дней рядом вывесили еще девять картинок (с деревянных досок): на одной был изображен прусский драгун, а на восьми остальных — отважные русские гренадеры. Лубки были без текста, но очень выразительные по композиции и рисунку, что дает основание говорить о них как о прообразах будущих плакатов.

К середине XVIII в. русская народная ксилография достигла наивысшего расцвета. На листе, как правило, нет ничего лишнего, отвлекающего внимание. Четким, жирным штрихом подчерк­нут контур монументальной фигуры, помещенной в центре всей очень уравновешенной композиции. И только восприняв весь лист в целом, зритель замечает отдельные подробности.

В начале шестидесятых годов, когда Екатерина II готовила указ о секуляризации монастырских земель, на ограде появился только что выпущенный лубок “Челобитная калязинских монахов”. Жалуются монахи архиепископу, что их настоятель Гавриил стал заводить безобразные порядки: не дает пива сварить и вина купить, кормит плохо — ни осетрины, ни киселя с медом не дает, а бьет бедных монахов ременными плетьми. Императрица стремилась в этот момент любыми способами подорвать народное уважение к мо­настырям. В целях компроментации монахов среди широких слоев населения она, как в свое время Петр, обратилась к лубку, как к одному из надежных средств массовой коммуникации того времени.

Во второй половине XVIII в. появились лубки рекламного характера. Лист № 421 из собрания Д. Ровинского озаглавлен “Французский магазин помады и духов” и изображает стол со множеством баночек и склянок, даму, подающую франту помаду. Изображение сопровождается текстом:

-“Французское ли это ?”

-“О, месье! Самое свежее” .

Выводы. Во второй половине XVIII в. отмеченный национальным своеобразием и пользующийся популярностью лубок используется как коммерческая реклама. Информация о новых книгах, о театральных представлениях и других зрелищах, о продажах и покупках, о предоставлении услуг и поиске «места» постоянно печаталась на страницах русской прессы второй половины XVIII века. Происходит неуклонный рост количества подобных объявлений, что свидетельствовало о росте общественной потребности в них. Они становились «если не единственной, то основной формой информации об экономической и культурной жизни» .