3.Психологическая парадигма

Этот подход можно понять уже из самого названия: для объяснения культурных феноменов их редуцируют к психологическим, а затем на основе полученных психологических характеристик истолковывают особенности культуры. Эта парадигма сформировалась во второй половине XIX в. и к настоящему времени прошла три этапа. На первом использовались преимущественно философско-психологические представления, на втором такие психологические концепции, как гештальт-психология, бихевиоризм, психоанализ, на третьем к ним добавились когнитивная психология и теория информации (последнее направление получило название "психологической антропологии"). Прежде чем кратко охарактеризовать эти этапы, приведем одну иллюстрацию. Речь идет о работе Карла Юнга "Психология бессознательного". Работая с одной пациенткой, Юнг выделил у нее переживание, которое он назвал демоническим ("В ее взгляде таится нечто хищное, нечто демоническое. Значит, она все же некий демон? [89, с. 472]), и ставит вопрос, какова природа этого "демона".

"Всегда, — пишет Юнг, — когда всплывает такой неприятный момент, мы должны отдавать себе отчет в том, является ли он вообще личностным качеством или нет. "Колдун" и "демон" могли представлять качества, которые, по сути дела, обозначены так, что сразу можно заметить: это не личностно-человеческие качества, а мифологические. "Колдун" и "демон" — мифологические фигуры, которые выражают то неизвестное, "не-человеческое" чувство, которое овладело тогда пациенткой. Эти атрибуты отнюдь не могут быть применены к некоторой человеческой личности, хотя они, как правило, в виде интуитивных и не подвергнутых более основательной проверке суждений постоянно все же проецируются на окружающих, что наносит величайший ущерб человеческим отношениям.

Такие атрибуты всегда указывают на то, что проецируются со­держания сверхличного, или коллективного, бессознательного. Ибо "демон", как и "злые колдуны", не является личностным воспоминанием, хотя каждый когда-то слышал или читал о подобных вещах... Это — мифология, т. е. коллективная психика, а не индивидуальная. Поскольку мы через наше бессознательное причастны к исторической коллективной психике, мы, конечно, бессознательно живем в некотором мире оборотней, демонов и т. д., ибо это вещи, которые наполняли все прежние времена мощнейшими аффектами. Но было бы бессмысленно стремиться приписывать себе лично эти заключенные в бессознательном возможности. Поэтому необходимо проводить как можно более четкое разделе­ние между тем, что можно приписать личности, и сверхличным...

У наивных людей эти вещи никогда не отделялись от индивидуального сознания, т.к. эти боги, демоны понимались не как душевные проекции и как содержания бессознательного, но как сами собой разумеющиеся реальности. Лишь в эпоху Просвещения обнаружили, что боги все же не существуют в действительности, а являются проекциями. Тем самым с ними было покончено. Однако не было покончено с соответствующей им психической функцией, напротив, она ушла в сферу бессознательного, из-за чего люди сами оказались отравленными избытком либидо, который прежде находил себе применение в культе идолов. Обесценивание и вытеснение такой сильной функции, как религиозная, имело, естественно, значительные последствия для психологии отдельного человека. Дело в том, что обратный приток этого либидо чрез­вычайно усиливает бессознательное и оно начинает оказывать на сознание мощное влияние своими архаичными коллективными содержаниями. Период Просвещения, как известно, завершился ужасами Французской революции. И сейчас мы тоже переживаем снова это возмущение бессознательных деструктивных сил коллективной психики. Результатом было невиданное прежде массо­вое убийство. Это — именно то, к чему стремилось бессознательное. Перед этим его позиция была безмерно усилена рационализмом современной жизни, который обесценивал все иррациональное и тем самым погружал функцию иррационального в бессознательное. Но если уж эта функция находится в бессознательном, то ее исходящее из бессознательного действие становится опустошающим и неудержимым, подобным неизлечимой болезни, очаг которой не может быть уничтожен, т. к. он невидим. Ибо тогда индивидуум, как и народ, необходимо вынужден жить иррациональным и применять свой высший идеализм и самое изощренное остроумие еще лишь для того, чтобы как можно более совершенно оформить безумие иррационального. В малом масштабе мы видим это на примере нашей пациентки, которая избегала кажущейся ей иррациональной жизненной возможности (госпожа X), чтобы ее же в патологической форме с величайшим самопожертвованием реализовать в отношении к подруге".

Рассуждения и конструкция Юнга чрезвычайно интересны. Постулируя связь индивидуальной психики с бессознательным сверхличным коллективным началом (коллективной психикой), Юнг получает возможность, с одной стороны, объяснить психические напряжения в индивидах (отравленность избытком либидо, ранее реализовавшемся в культе идолов), с другой — истолко­вать ужасы Французской революции и современности (они есть результат возмущения бессознательных деструктивных сил коллективной психики, действующей через отдельных индивидов). Таким образом, психоаналитические представления вкупе с идеей юнгеанских архетипов (бессознательных коллективных представлений) позволяют культурные явления (в данном случае ужасы революции и современности) редуцировать к психологистическим представлениям и психологически объяснять.

Первый этап формирования психологической парадигмы удобно рассмотреть на материале одной из традиций русской школы культурологии. Здесь могут быть названы такие имена, как Л.П. Карсавин, О.А. Добиаш-Рождественская, Н.А. Бердяев, П.А. Флоренский, М.М. Бахтин, B.C. Библер, Д.И. Андреев. В "Культуре средних веков" (1918 г.) Л. Карсавин характеризует культуру как "изображение развития или раскрытия некоторой основной психической стихии, проявляющейся через индивидуальные проявления во всех сферах жизни изучаемой коллективности — от социально-экономических отношений до высот мистико-философского умозрения".

Если Л. Карсавин понимал психическую стихию, которая оп­ределяет сущность культуры, как "средний человек", сосредоточивший в себе "фонд" культуры, ее основные оппозиции, основные особенности человечества, то Н. Бердяев вкладывает в понимание психического другой смысл. С одной стороны, для Бердяева в человеке "заключены все исторические эпохи прошлого", с другой — прообразом человека является конкретная, неповторимая, личность Христа. С третьей стороны, человек всегда проявляет и осуществляет себя в творчестве, в произведениях культуры.

И для М. Бахтина культура существует и выражает себя в творчестве и произведениях, прежде всего в сфере языка и искусства. Как языковое и художественное творчество культура есть диалог (одного субъекта с другим, одного культурного сознания с другим) и поэтому, считает М. Бахтин, вся "расположена на границах культуры". B.C. Библер склонен обобщить идею диалога, распространив его на любые сферы культуры, а не только языка и искусства. У В. Библера диалог, составляющий сущность культуры, ведут "образы культуры" (т. е. выражающие основные культурные позиции и ценности личности различных исторических эпох) — Прометей, Эдип, Христос, Гамлет, Дон Кихот, Фауст и т. д. Даниил Андреев определяет культуру близко к предыдущим авторам, для него "культура есть не что иное, как общий объем творчества человечества..." "Творчество, как и любовь, — пишет в "Розе Мира" Д. Андреев, — не есть исключительные дары, ведомые лишь избранникам... Пучины любви, неиссякаемые родники творчества кипят за порогом сознания каждого из нас".

Одна из проблем данной психологической трактовки культуры, на мой взгляд, заключается в том, как соединить эту трактовку с непсихологическим пониманием, когда культура задается или как система норм и ценностей, или как особый организм, или как набор социальных институтов и т. д. В первом случае культура центрирована на личности или культурном сознании человека и поэтому есть множество и процесс, идея и диалог. Во втором — культура, скорее, единство, структура, система. Преодолеть это противоречие в понимании культуры, вероятно, можно, учтя два обстоятельства.

В культуре действуют не одинокие робинзоны, а именно культурные персонажи, то есть индивиды, предопределенные культурой (что не отменяет их уникальности). Именно они, относясь к другим представителям культуры, вступая с ними в диалог (а как иначе Можно склонить других людей действовать согласованно и целесообразно?), создают культурные нормы и ценности, а также социальные институты. Поскольку постоянно сменяются поколения и изменяются условия жизни, постольку необходимым условием воспроизводства и поддержания (жизни) культуры является творчество и переосмысление культурных реалий, общение и диалог.

Второй и третий этапы с точки зрения парадигмальных представлений по сути одинаковы. Помимо примера работы Юнга можно остановиться на идеях современной психологической антропологии. Если на втором этапе постулировались такие психологические универсалии, как "базовая структура личности", "модальная личность", "система мотиваций личности", то на третьем этапе во главу угла ставится психологическое представление о ведущей роли познавательных (когнитивных) процессов.

"Когнитивисты исходят из того, что общей для людей является способность к переработке информации, выражающаяся в когнитивной функции. Эта функция обеспечивает регуляцию отношений индивида с окружением через селективность восприятия, научение, пользование языком и другими формами символической коммуникации". Чтобы эффективно действовать в культурной среде, человек в сфере познания создает представления о самом себе и мире (в когнитивной психологии эти представления описываются на основе понятий "образ тела", "роль", "я", "другой" , картина мира", "план" и др.). С точки зрения когнити-вистов, подобные представления используются индивидами как способ репрезентации действительности (т. е. представляют ее), позволяя последним принимать решения, ориентироваться в мире, осуществлять ценностные выборы и т. п. При этом культура понимается как социальное и семиотическое условия познавательных процессов.

Хотя когнитивисты, как мы видим, задают свои универсалии человека, одновременно в ряде концепций "принимается допущение о том, что различия в представлениях о мире и определенная степень взаимонепонимания служат поддержанию культурного порядка. С одной стороны, расхождения представлений и непонимание в ситуациях социальной коммуникации побуждают людей к поиску нужной информации. С другой стороны, наличие культурных стереотипов освобождает индивидов в ситуациях их использования от необходимости понимать мотивации друг друга".