§ 4 Эпоха Возрождения и религия

Страстность эпохи Возрождения отразилась во взаимоотношениях новой культуры с религией и церковью. Как бы сильна ни была струя атеизма в этот период, как бы ни бунтовал ренессансный человек против ограничения свободы религией, он все же оставался в рамках христианского взгляда на природу, на ее сотворенность Богом. Одни мыслители горячо защищали идеи божественной предписанности каждого явления, другие также горячо отвергали, но все они признавали человеческий разум единственным хозяином человеческой жизни, и религия виделась как религия разума. Уже средние века привели философа и богослова Пьера Абеляра (1079—1142) к поискам разумного в религии: "Nihil credentum nisi plus intellectum" — “Веровать должно лишь такой истине, которая стала понятной для разума” [12, т. 1, ч. 2, с. 805]. И Абеляр, и Фома Аквинский стремились соединить вероучение со здравым смыслом. Но для мыслителей Возрождения разум опережает веру. И эта идея, постепенно расширяющая свое влияние, ложится в основу реформации церкви.

Джотто. Оплакивание Христа

В любой философской системе, даже очень радикально настроенных теоретиков, нельзя было обойтись без Бога. Поэтому теория мироздания ищет компромиссы: Бог выступал как создатель благ, но большинство гуманистов поет гимн гению человека, которого считают почти равным гению творца небесных светил. Так расчищается путь к тому, что Богом станет считаться природа, а гармония — первоначалом самой природы [290, с. 18].

И все-таки Возрождение было христианским, правда, само христианство претерпело изменения, вступив в отношения с новой культурой, приведшие к Реформации и новому направлению в христианстве — протестантизму [157, с. 28, 29]. Возрождение впервые обнажило противоположность не только между религией и научным знанием, но и между религией и институтом церкви.

Некоторые гуманисты, сближая язычество и христианство, не находили в них принципиальных отличий, считая, что любая вера — прибежище неразумных и источник заблуждения. “Верить,— говорил поэт и теоретик Возрождения Франческа Гвиччардини (1483—1540), — значит не что иное, как иметь твердое мнение и даже уверенность в вещах неразумных... Слишком большое благочестие калечит мир, так как оно размягчает души, вовлекает людей в тысячи заблуждений и отвращает их от дел благородных и мужественных” [290, с. 21]. Но и он приходит к следующему выводу: “Не боритесь никогда с религией и вообще с вещами, зависящими, по-видимому, от бога, ибо слишком сильна власть этого слова над умами глупцов” [там же].

Одновременно с этими высказываниями сосуществовала идея Макиавелли, полагавшего, что общество не в состоянии справиться со своими проблемами без религии, так как религия укрепляет любовь к отечеству, желание его защищать и полезна для армии. Он видел всю глубину несоответствия папской церкви христианскому учению и считал, что нужно найти пути и возможности реформировать церковь, превратив ее в полезную для всего общества. “Религия, — писал Макиавелли, — может собрать в себе все отрицательные черты общества, а может возродить общество, если в ней закладываются новые, полезные для государства черты, то есть, если она будет реформирована” [290, с. 22]. Сравнивая христианскую религию с античной, он искал новую религию, более подходящую идеалам Возрождения: “Наша (христианская) религия полагает высшее благо в смирении, в презрении к мирскому, в отречении от жизни, тогда как языческая религия полагала его в величии души, в силе тела и во всем, что делает человека могущественным” [20, кн. 4, с. 350].

Изменения в европейской действительности не могли не коснуться и церкви. Сложные отношения религии и церкви, религии и общества, церкви и общества обострились особенно сильно в период позднего Возрождения. Общество было религиозным, даже самые радикальные идеи гуманистов, награждавших человека богоподобием и свободой выбора, не отвергали существования Бога, и их идеи, касались лишь величия человека-творца. Петрарка в одном из своих трактатов высказывал предположение, что даже Цицерон — великий авторитет гуманистов — непременно оказался бы христианином, если бы был знаком с этим учением. И другие гуманисты склоняются к убеждению в том, что “и католик, и буддист, и магометанин, и древний иудей, и даже все язычники идут к Богу, хотя с внешней стороны и разными путями, но по существу своему это один и тот же, всеобщий и единственный путь, который дан человеку от природы” [180, с. 552]. Таким образом, в процессе логических построений, из которых складывалась новая картина мира, совершался отход от привычных взглядов официальной церкви.

С другой стороны, и в самой церкви складывались новые формы мировосприятия. Свойственный Возрождению взгляд на природу, богатую яркими красками, проник в церковные обряды и оживил их. Церковь украсилась великолепной живописью, декор храмов стал менее суровым и более светским. Так что и церковь, если можно так выразиться, была не чужда некоторого свободомыслия, которое имело свою оборотную сторону: папы участвовали в заговорах и убийствах, несмотря на обет безбрачия, имели любовниц, раздавали должности родственникам и клевретам — приспешникам, не брезгающим никакими средствами, чтобы угодить своему патрону. Папа Иннокентий VIII приказал построить недалеко от Ватикана специальный дворец — Бельведер — для вполне светских забав и празднеств [142]. При этом церковь продолжала требовать от своих прихожан верности религиозным заветам. Этот же папа в 1484 году благословил верующих уничтожать ведьм и колдунов, и в огнях костров погибло множество жертв религиозного фанатизма. Писатель XIX века Шарль Де Костер (1827—1879) создал выразительный образ этой эпохи в романе “Легенда об Уленшпигеле”.

Власть пап распространялась так далеко и требовала так много, что в Европе складывается мысль об ограничении этой власти, а заодно — и ее поборов с разных стран. Расхождение религиозных догм и норм с деятельностью церковных должностных лиц и особенно торговля индульгенциями — отпущением грехов — привели к серьезным последствиям. Чехия была возмущена сожжением на костре в 1415 году Яна Гуса (1371—1415), профессора Пражского университета, призывавшего к отказу от богатств и поборов церкви, от торговли отпущением грехов. Мощное движение гуситов (хотя и возникшее по серьезным экономическим причинам, но выдвигавшее религиозные требования к католической церкви) противопоставляло Священное писание и его нормы повседневной практике церкви. Среди гуситов были умеренные — в основном дворяне и богатые горожане (их называли “чашники”) и радикалы — крестьяне и бедные горожане, или “табориты” (по названию города Табор, который они основали). Они требовали отказа от церковной роскоши, от некоторых церковных догматов (например, о заступничестве святых, о чистилище и других).

Все это вызвало к жизни мощное явление европейской ренессансной культуры — Реформацию. В этом движении участвовали практически все социальные слои общества. Новые экономические отношения требовали своей идеологии. Поскольку главной идеологией долгие века была религия, охватывающая собою также и мораль, то в ней нужно было найти и моральные основания для “честной наживы”. Церковь предлагала такие основания видеть в пожертвованиях на нужды церкви. Даже вор, сделавший такие пожертвования, считался богоугодным человеком: “они выкупали грех... Люди же, честно заработавшие свои деньги, но ничего или почти ничего не давшие церкви, расценивались ею как бы вообще Богом невидимыми” [157, с. 36, 37]. На этом же принципе была основана и торговля индульгенциями. Человек, купивший себе отпущение грехов, мог и далее нарушать религиозные нормы. Это обстоятельство стало поводом для выступления одного из теоретиков и практиков Реформации — Мартина Лютера (1483—1546). В 1517 году он вывесил на дверях церкви свои тезисы, в которых изложил то, что станет на многие годы главной идеей Реформации: Евангелие не может принимать идеи о том, что от грехов можно откупиться; единственным путем искупления греха является искреннее покаяние, в котором верующий понимает сущность своего греха. “Бог не может и не хочет позволять господствовать над душой никому, разве лишь самому себе” [там же, с. 42].

Лютер открыто провозгласил, что “не посредством церковных обрядов, но лишь при помощи веры, даруемой богом, обретает человек спасение души, что у клирика нет в этом никаких преимуществ перед мирянином, ибо любой человек может встретиться с богом на страницах Библии, а там, где звучит слово божие, должно умолкнуть суемудрие папских декреталий. Ведь папский Рим давно уже извратил и попрал заветы Христа. И Лютер призывал немцев положить конец “неистовому бешенству” “учителей гибели” [121, т. 3, с. 189].

Лютер сконцентрировал в своем учении два момента. Во-первых, он считал человека греховным по своей сути, но, в отличие от католической церкви, полагал, что можно осознать эту греховность и возвысить себя над грехом искренним покаянием. У Лютера при этом не было гуманистического представления о величии человека. Напротив, для него человек являлся ничтожеством, и искупать свой грех он должен был путем еще большего самоуничижения.

В

Лукас Кранах

Естественно, что церковь не могла оставаться безучастной к Реформации и к отходу от католичества многих государей и верующих. Ее действия, направленные на то, чтобы укрепить свои позиции, вылились в. противоположное идеологическое течение — Контрреформацию. Начало ему было положено Тридентским собором (собирался в городе Тридент в центре Европы с 1545 по 1563 год), на котором все направления Реформации были названы еретическими, критикуемые Лютером и другими представителями Реформации догматы объявлены священными, а папа утвержден главным религиозным авторитетом. Со времени Тридентского собора начинается беспощадная борьба со всем, что противоречит церковным установлениям.

Это направление многократно усилилось и реализовалось в деятельности ордена иезуитов, образованного Игнатием Лойолой (1491—1556) с 1534 года и утвержденного официально в 1540 году. Его главный принцип “цель оправдывает средства” руководил жизнью и деятельностью членов ордена. Они, в отличие от всех прежних монахов, жили в миру, должны были заниматься воспитанием школьников, проповедовать католические взгляды во всех общественных слоях, заниматься миссионерской деятельностью. Ведя мирской образ жизни, иезуиты, связанные жесткой дисциплиной, выискивали и предавали церковному суду еретиков; подкупом, взятками, а если нужно было, и “бескорыстной” помощью немощным и слабым привлекали или возвращали в лоно католической церкви все большее число людей.

Тридентский собор учредил “вселенскую” инквизицию, действующую в большинстве стран Западной Европы, составил Индекс (список) запрещенных книг, куда попали труды средневекового ученого Пьера Абеляра, сочинения Эразма Роттердамского (1469—1536), “Декамерон” Джованни Боккаччо (1313—1375), книги Макиавелли и другие. Противостояние гуманизма Ренессанса и Реформации католической церкви постепенно превращалось в трагедию. Духовные противоречия протестантизма и католичества вылились в 1572 году в ужас Варфоломеевской ночи и резню во Франции, когда в течение одной недели было уничтожено почти 30 тысяч протестантов.

Эпоха Возрождения стала временем глубокого перелома в обшей картине мира. Новую картину мира создавали гуманисты своим обращением к ценностям античности, она задевает и религиозное сознание, вызывая мощные процессы реформаторства и не менее мощные процессы противодействия ему. Все эти тенденции не могли не быть взаимосвязанными с художественной и научной жизнью эпохи.