Комедия до мольера

Наряду с трагедией классицизма, изображавшей сферу госу­дарственной и политической деятельности, развивался «низкий» жанр — комедия, в которой показывалась частная жизнь с ее домашним бытом и материальными заботами. Резкое разграни­чение обоих жанров было существенной особенностью классицист-•ского театра. В философском смысле это разграничение отражало противопоставление идеального начала материальному, разума — чувственности, духа — материи. В социальном смысле оно отра­жало структуру сословного государства, в котором два высших сословия (дворянство и духовенство) резко отграничивались от третьего сословия, составлявшего большинство французского на­рода. Если трагедия изображала жизнь высших сословий, и главным образом монархов, то комедия изображала только «го­род», то есть горожан, буржуазию. До показа трудящихся масс города и деревни классицистская комедия не опускалась. Зато ей разрешалось показывать частную жизнь городского дворян­ства. Соотношение трагедии и комедии в классицистском театре дано Буало в его знаменитых словах: «Изучайте двор и знакомь­тесь с городом».

Судьбы двух основных жанров классицистского театра были различны. Если классицистская трагедия развивалась более или менее ровно в течение двух веков, то развитие комедии шло не­равномерно: моменты подъема чередовались с периодами упад­ка, когда комедия почти совсем исчезала. Так, в театре первой трети XVII века место комедии было занято фарсом. В театре второй трети XVII века комедия начинает появляться, ей отдает дань ряд выдающихся драматургов во главе с Корнелем и Ра­сином; но даже их лучшие комедии не могут вытеснить фарса.

Так, талантливый поэт и новеллист Поль Скаррон (1610— 1660), прозванный «королем буолеска», сочинял свои буффонные комедии для фарсового актера Жодле (настоящее имя — Жюльен Бедо, ум. 1660), с большим успехом выступавшего в то время в театре Маре. Жодле создал комический тип слуги-обжоры, хва­стуна и труса с лицом, усыпанным мукой, огромным лягушачьим ртом и гнусавым голосом. Скаррон сочинил для него пь^сы: «Жодле, или Господин-слуга» (1645) и «Три Доротеи, или Жод­ле, получивший пощечину» (1646). Кроме того, Скаррон писал комедии и для другого фарсового актера, игравшего роли хваст­ливого испанца Матамора: «Причуды капитана Матамора» (1647), «Женитьба Матамора» (1648). Все комедии Скаррона являлись чистейшими буффонадами. Несмотря на наличие в них отдельных жизненных черт, они были далеки от правдивого отра­жения французской действительности и прежде всего стремились

630

–позабавить зрителя. Наиболее блестящей комедией-буффонадой Скаррона является «Дон Яфет Армянский» (1653).

Гораздо ближе к реальной французской действительности стояли комедии Сирано де Бержерака «Осмеянный педант» (1654) и Жилле де Ла-Тессонери «Деревенщина» (1657), в ко­торых были яркие бытовые зарисовки и сатирические черточки. Мольер позаимствовал для «Плутней Скапена» из комедии Си­рано забавную сцену выманивания у скупого отца денег на вы­куп якобы захваченного турками сына, сопровождающуюся ре­френом скупца: «За каким чертом пошел он на эту галеру!»

В целом комедии предшественников Мольера были либо бедны в идейном отношении, либо малохудожественны, лишены легкости, изящества, остроумия: они занимали проме­жуточное место между площадным фарсом и литературной ко­медией гуманистов, далекой от отражения реальной жизни.

Настоящая, полнокровная французская комедия могла воз­никнуть только в результате взаимодействия и взаимопроникно­вения обоих этих видов комического театра. Такую комедию и создал во Франции Мольер.

МОЛЬЕР

Мольер (настоящее имя — Жан-Батист Поклен, 1622— 1673) был великим комедиографом, режиссером и актером. Он был одновременно основоположником классицистской комедии и законным наследником традиций народного фарса. В его творче­стве больше, чем у всех его предшественников и современников, отразились чаяния и устремления французского народа.

Предки Мольера были ремесленниками, обойщиками. Дед его соединил ремесло обойщика с торговлей, а отец купил должность «придворного обойщика». Мольер получил хорошее образование в Клермонской коллегии, где изучил латынь, свободно читая в подлиннике Плавта и Теренция. С юных лет Мольер обнаружил склонность к философии, особенно к материалистической. В част­ности, он изучил труды французского материалиста Гассенди, который вел жестокую полемику с Декартом.

По окончании коллегии (1639) Мольер выдержал в Орлеан­ском университете экзамен на звание лиценциата прав, открыв­шее перед ним карьеру адвоката. Но он отверг ее и стал актером. Вместе ^со своими друзьями Бежарами он организовал «Блиста­тельный театр», существовавший около двух лет (1643—1645). Дела театра шли плохо по причине отсутствия хороших пьес и опытных актеров. Осенью 1645 года дело распалось, актеры раз-релись, а Мольер вместе с Бежарами отправился искать счастья

631

–в провинцию, примкнув к одной из трупп бродячих комедиантов, колесивших по Франции.

В провинции Мольер проработал тринадцать лет (1645— 1658), испытав все тяготы существования провинциального ак­терства. Трудности эти усугублялись тяжелыми условиями граж­данской войны — Фронды, конкуренцией других бродячих трупп, а также общей атмосферой враждебного отношения местных вла­стей к театру. В такой обстановке окреп актерский талант Молье­ра. Он нашел в провинции свое подлинное призвание комического актера. Здесь же он стал драматургом, накопив большой жиз­ненный опыт, широко познав французскую действительность, увидя бедствия народа.

С 1650 года Мольер возглавил труппу и стал помышлять о создании оригинального репертуара, который помог бы ей выде­литься среди других провинциальных театров. Он начал сочинять фарсовые сценарии, рассчитанные на актерскую импровизацию. В этих сценариях Мольер объединял по примеру актеров Бур­гундского отеля традицию французского фарса с традицией итальянской комедии масок.

В провинции же Мольер сочинил свои первые литературные комедии — «Сумасброд» ( 1655) и «Любовная размолвка» ( 1656), сюжеты которых он заимствовал у итальянских авторов. В обеих комедиях главным героем является ловкач-слуга Маскариль, остроумный, подвижной, предприимчивый, значительно превос­ходящий в умственном отношении своего незадачливого господи­на. Это первый набросок образа талантливого и энергичного человека из народа, который будет в дальнейшем повторяться во многих произведениях Мольера.

Громадный успех комедий выдвинул труппу Мольера на пер­вое место в провинции и привлек к ней внимание двора. В Па­риже в то время не было театра, специализировавшегося на ко­медийном репертуаре. Поэтому осенью 1658 юда труппа Мольера получила приглашение выступить при дворе. Для своего дебют­ного спектакля она взяла трагедию Корнеля «Никомед» и не до­шедший до нас одноактный фарс Мольера «Влюбленный док-тор». Трагедия успеха не имела, но фарс очень рассмешил ко­роля, который решил оставить труппу в Париже, предоставив ей помещение придворного театра Пти-Бурбон. Здесь театр Мольера и начал играть, ставя спектакли в очередь с обосновав­шимися в Париже итальянскими комедиантами.

В течение первого года пребывания в Париже труппа показы­вала только старые спектакли, подготовленные еще в провинции. Мольер, изучая театральную жизнь Парижа, пополнял труппу новыми актерами. Он пригласил в свою труппу таких важных впоследствии ее сочленов, как Лагранж, исполнитель ролей ге-

632

–

Жан-Батист Мольер

–роев-любовников во всех пьесах Мольера, и Дюкруази, первый исполнитель роли Тартюфа. Он пригласил также престарелого фарсёра Жодле, который закончил свою долгую актерскую карьеру исполнением роли второго слуги в комедии Мольера «Смехотворные жеманницы» (1659). Выступив в этой комедии под своим именем в паре с Мольером, игравшим роль Маскари-ля, Жодле как бы признал Мольера преемником старинной фар­совой традиции, уступив ему роль первого слуги.

«Смехотворные жеманницы» — веселый, задорный фарс на тему о слугах, которые выдают себя за аристократов и ухаживают за девушками, отвергнувшими их господ. Вместе с тем эта пье­са — первая сатирическая комедия Мольера, высмеивающая ари­стократическую «прециозность» — изысканную манерность в речи и поведении светских дам, одержимых сословной спесью. Однако из цензурных соображений, обличая аристократок, Мольер вывел в комедии не знатных дгм, а подражающих им провинциальных мещанок. В предисловии к изданию пьесы Мольер писал, что нападал в ней на ложных, а не на подлинных прециозниц. Этому никто не поверил, и обиделись на Мольера как раз подлинные прециозницы, добившиеся запрещения комедии. Последнее, одна­ко, было вскоре снято по распоряжению короля. С этого време­ни верхушка феодальной знати возненавидела Мольера.

Но высмеивание прециозности — не единственная тема «Сме­хотворных жеманниц». Мольер поставил в комедии проблему любви и брака в буржуазной среде. Он показал, что, как ни за­бавно подражание мещанок Мадлон и Като светским дамам, они по-своему правы, когда возражают против превращения брака в сделку, защищают свое право на любовь, требуют от жизни той поэзии, о которой читали в романах. Мольер в этой пьесе против Мадлон и Като, но он также против грубого, прозаичного бур­жуа Горжибюса, крикуна и самодура. Свою собственную точку зрения Мольер здесь еще не высказывает.

Враги Мольера не дремали. Осенью 1660 года они попыта­лись лишить его театрального помещения. Здание театра Пти-Бурбон начали ломать под предлогом перестройки помещения дворца, и труппа в самый разгар сезона очутилась на улице. Мольер пожаловался королю, и тот велел предоставить ему по­мещение театра Пале-Рояль, в свое время построенного Ришелье (тогда этот театр назывался еще Паль-Кардиналь). Мольер перестроил это здание: снял огромный амфитеатр, соорудил три яруса лож и партер для стояния, как и в других парижских публичных театрах. В этом прекрасном здании труппа играла до самой смерти Мольера.

Новый театр открылся пьесой «Дон Гарсиа Наваррский, или Ревнивый принц» (1661), единственным опытом Мольера в жан-

634

–ре «героической комедии», созданном Корнелем («Дон Санчо Арагонский»). Комедия провалилась, и Мольеру пришлось брать реванш за ее неудачу комедией нравов «Школа мужей» (или в другом переводе — «Урок мужьям», 1661), ознаменовавшей^ его поворот к бытовому жанру. Вопросы любви, брака и семейной жизни, мимоходом затронутые в «Смехотворных жеманницах», здесь выдвигаются на первый план, причем получают не только критическое, но и положительное освещение.

В «Школе мужей» показано столкновение двух мировоззре­ний — средневекового и гуманистического. Носителем первого является Сганарель, носителем второго — его брат Арист. Оба они воспитывают приемных дочерей и собираются на них же­ниться. Но Сганарель — ненавистник новшеств, приверженец старины, сторонник домостроевской морали, основанной на су­ровости, насилии, принуждении,— запрещает своей воспитаннице Изабелле носить модные платья и водить знакомство с молоды­ми людьми, потому что он «вовсе не хочет нажить себе рога». Иначе ведет себя Арист, человек разумный и добродетельный, защитник свободы чувства. Он предоставляет своей воспитан­нице Леоноре полную свободу, так как верит в исконную добро­ту и чистоту человеческих инстинктов.

В «Школе мужей» обсуждается основная проблема морали, волновавшая передовых людей того времени: считать ли человека от природы добродетельным, свободным от дурных наклонностей, или считать его расположенным к злу вследствие тяготеющего Над человечеством первородного греха? Первая точка зрения бы­ла светской, гуманистической, вторая точка зрения была церков­ной, патриархально-домостроевской, феодальной. Мольер защи­щает первую точку зрения.

В пьесе показывается преимущество морали свободы перед моралью насилия и принуждения: Леонора уважает Ариста и охотно идет за него замуж, Изабелла обманывает Сганареля и сбегает от него с Валером. В то же время Мольер посмеивается над «слащавостью» Ариста и над «бескорыстием» Леоноры, ко­торая, выйдя замуж за Ариста, получит четыре тысячи червон­цев годового дохода. Сочувствие Мольера отдано браку Изабел­лы и Валера, основанному на естественном влечении и лишенно­му всякого денежного расчета

Такой же точки зрения придерживается Мольер в комедии «Школа^жен» («Урок женам», 1662), имевшей крупнейший сце­нический успех и вызвавшей оживленную полемику. Но здесь эта тема раскрывается более глубоко и остро. Мольер отказывается от схематического противопоставления двух пар, а дает только одну пару — Арнольфа и Агнесу, отношения которых несколько напоминают отношения Сганареля и Изабеллы. Что касается

635

–Ариста, то ему в «Школе жен» соответствует Кризальд, превра­щенный в чистого резонера.

Образы Арнольфа и Агнесы показаны в развитии, отличают­ся яркостью и полнокровностью. Мольер подчеркивает в их отношениях социальную и имущественную сторону. Арнольф — очень богатый буржуа, скупающий дворянские поместья и меняю­щий свое мещанское имя на аристократическое («господин де Ла Суш»). Он берет на воспитание бедную крестьянскую девушку Агнесу, которую хочет насильно сделать своей женой. Агнеса воспитывается в страхе божием. Анольф заставляет ее заучивать специально для нее сочиненные заповеди супружеской жизни, развивающие домостроевскую мораль и внушающие ей,

Что в аду в котлах назначено вариться

Тем женам, что, живя, не захотят смириться '.

Агнеса предстает в первом акте как наивное «дитя природы», темная и некультурная девушка. Но Арнольф преждевременно радуется, что нашел жену, отвечающую его идеалу. Как ни стере­жет он Агнесу, охраняя ее от влияния жизни, природа оказы­вается лучшей наставницей. Наивная Агнеса по-настоящему вос­питывается самой жизнью и созревает под влиянием «естествен­ного» чувства к Орасу, с которым она сумела познакомиться, несмотря на все воздвигнутые Арнольфом преграды. В конце комедии Агнеса убегает из дома Арнольфа со своим возлюблен­ным. Любовь торжествует победу, соединяя молодых людей. Победа молодости снова означает торжество передового, гумани­стического идеала над собственническим, эгоистическим.

По форме комедии «Школа мужей» и «Школа жен» прибли­жались к канону классицизма. Тяготение Мольера к классицизму объяснялось его стремлением создать содержательный, идейно насыщенный комедийный жанр; такой жанр мог быть создан, по его мнению, только в рамках классицистской доктрины, опреде­лявшей пути развития большой литературы. Недаром Буало го­рячо приветствовал Мольера после написания им «Школы жен» известными стансами, в которых содержались строки:

Сумел ты с пользой поучать И правду весело вещать. Всем у тебя мораль готова, Прекрасно все, разумно в ней, И часто шутовское слово Ученой лекции ценней ^г.

Буало находит у Мольера «смешение приятного с полезным — качество, которое восхвалял еще Гораций и которое стало лозун-

' Перевод В. Гипиуса.

² Перевод Л. Пантюховой.

636

–гом всех классицистов; он подчеркивает философскую глубину комедий Мольера, которой вовсе не противоречила их веселая, шутовская оболочка. На данном этапе знаменитый критик при­нимал Мольера еще целиком, без всяких оговорок.

Поддержка Буало была Мольеру особенно ценна потому, что после постановки «Школы жен» на него посыпалось множество нападок. Вдохновителями кампании против Мольера были реак­ционные аристократы, не простившие Мольеру его «Смехотвор­ных жеманниц»; их подголосками были драматурги (Визе, Бурсо, Монфлёри), связанные с Бургундским отелем, который являлся главным гнездом интриг против Мольера. Мольера обвиняли в безнравственности, в дурном вкусе, в нарушении правил, в пла­гиате и даже в кощунстве (брачные заповеди Арнольфа были истолкованы как пародия на библейские заповеди Моисея).

Мольер ответил своим врагам полемической комедией «Кри­тика на Школу жен» (1663). Он высмеял в ней различные кате­гории своих недоброжелателей — преувеличенно стыдливых пре-циозниц, пустоголовых и наглых маркизов, завистлигых педан­тов-поэтов. Он показал всю мелочность возражений против его пьесы и решительно отвел упреки в ее непристойности, впервые заговорив о лицемерии как модном пороке. Он заявил, что ценит одобрение демократического зрителя, стоящего в партере театра, гораздо выше одобрения посетителей лож, то есть аристократов, и что умение нравиться зрителю является для него высшим из «правил». Мольер противопоставил этот свой критерий догмати­ческим школьным «правилам», извлеченным из сочинений Ари­стотеля и Горация.

Столь же решительно расправился Мольер с принципом со­словной градации жанров, согласно которой трагедия считалась более «высоким» и трудным жанром, чем комедия. Оспаривая это положение, Мольер утверждал, что комедия выше трагедии, так как она изображает не героев, а людей, а, «изображая людей, вы пишете с натуры; портреты их должны быть схожи, и вы ни­чего не достигли, если в них не узнают людей нашего века». Между тем при создании трагедии автор отдается своему «вооб­ражению, которое нередко забывает об истине, предпочитая чудесное», и, создавая образы героев трагедии, пишет «произ­вольные портреты, в которых никто не ищет сходства».

Таким образом, для Мольера критерием художественной цен­ности является соответствие произведения искусства действи­тельности. Высказывание Мольера об умении нравиться зрителю, как высшем из правил, говорит об его демократизме, а приведен­ный тезис о комедии носит реалистический характер. В обоих случаях Мольер, основываясь на народно-гуманистических пози­циях, критикует сословную ограниченность и идеалистическую

637

–

«Критика на Школу жен» раздразнила врагов Мольера, и они начали сражаться с ним тем же оружием, высмеивая его в полемических пьесах. В од­ ной из таких пьес — «Пор­ трет живописца» Бурсо (1663)—Мольер был вы­ веден на сцену в карика­ турном виде. Мольер ответил на этот пасквиль комедией «Веосальский

Сцена из комедии Мольера «Школа мужей»

Будучи не в силах победить Мольера оружием полемики, вра­ги прибегнули к грязным сплетням и доносам по поводу его се­мейной жизни. Но король не обратил на них никакого внимания, и это в конце концов заставило умолкнуть все злые языки. По­кровительство, которое оказывал Мольеру король, было вызван»

638

–XIV

Людовик

^ТеМ'ми1ся использовать т1лант Мольера для при-дания большего блеска и остроумия своим придвор­ным увеселениям.

Начиная с 1664 года Мольер, параллельно своей основной работе в театре Пале-Рояль, все чаще и чаще выступает при дворе Людовика XIV со специаль­но сочиняемыми им для при­дворных празднеств пье­сами.

вместе с которыми зача­стую выступали сам ко­роль и принцы.

Разработку жанра комедии-балета Мольер начал уже в 1661 году, когда он сочинил и поставил в загородном дворце ми­нистра финансов Фуке комедию-балет «Докучные» (в другом переводе—«Несносные»). Эта комедия представляла собой как бы своеобразное обозрение различных групп паразитической ари­стократии. Отдельные ее представители были обрисованы Молье­ром с большим сатирическим мастерством, свидетельствовавшим о достижениях Мольера в его борьбе за реализм. Это было отмечено баснописцем Лафонтеном в известных стихах:

Прибегли к новой мы методе, Жодле уж более не в моде. Теперь не гмеем ни на пядь Мы от природы отступать '.

Перевод Т. Щепкиной-Куперник.

–639

–Основная группа комедий-балетов сочинена для постановки в Версале. Они делятся по своей тематике на две группы. К пер­вой относятся комедии, разрабатывающие фарсово-бытовые сюжеты. Таковы «Брак поневоле» (1664), «Любовь-целитель-ница» (1665), «Сицилиец, или Любовь-живописец» (1666), «Господин де Пурсоньяк» (1669), «Графиня д'Эскарбаньяс» (1671). Сюда же относились и такие шедевры Мольера, как «Жорж Данден», «Мещанин во дворянстве» и «Мнимый боль­ной», в которых имелись блестящие образцы комических балет­ных сцен (турецкая церемония в «Мещанине во дворянстве», по­священие в доктора в «Мнимом больном»). Однако в этих пьесах ведущая роль сохранялась за бытовой сатирической комедией, которая полностью подчиняла себе условный жанр придворного балета.

Ко второй группе относятся комедии-балеты пасторально-мифологического содержания, разрабатывающие тематику, искони присущую придворному оперно-балетному театру. Таковы «Принцесса Элиды» (1664), «Мелисерта» (1666), «Комическая пастораль» (1666), «Блистательные любовники» (1670), траге­дия-балет «Психея» (1671), написанная в сотрудничестве с Кор-нелем. Действие этих пьес происходило в некоей условной антич­ной или пасторальной обстановке, где галантные принцы и прин­цессы вели куртуазные беседы на любовные темы. Эти пьесы являются чужеродными в наследии реалиста Мольера. Те кру­пицы реализма, которые в них встречаются, тонут в море услов­ности. Мольер вынужден был писать подобные пьесы вследствие необходимости заручиться покровительством короля в обстановке обострявшейся с каждым годом вокруг его творчества борьбы.

Своей высшей точки мольеровская сатирическая ксмедия до­стигла в течение 1664—-1669 годов. За это пятилетие Мольер написал свои самые острые пьесы — «Тартюф», «Дон Жуан», «Мизантроп», «Скупой». В них подвергнуты осмеянию и критике с нарсдно-гуманистических позиций все основные социальные силы, на которые опиралась абсолютная монархия: церковь, дво­рянство, буржуазия.

В «Тартюфе» Мольер берет под обстрел католическое духо­венство с присущим ему религиозным ханжеством и лицемерием. Обличая церковников, он, в частности, направляет стрелы своей критики в реакционную клерикальную организацию — «Общество святых даров», преследовавшее всех «еретиков», безбожников и вольнодумцев. К этому обществу принадлежала королева-мать Анна Австрийская. В лице проходимца Тартюфа, обделываю­щего разные темные делишки, Мольер изобразил рядового агента этого общества. В первой редакции комедии (1664) он был еще духовным лицом и потому не сватался к дочери Оргона, а толь-

640

–

Представление «Мнимого больного» в Версале. 1674 г.

–ко ухаживал за его женой; пьеса имела всего три акта и конча­лась торжеством Тартюфа. После запрещения первой редакции комедии Мольер написал вторую, в которой сделал Тартюфа светским лицом, переименовал его в Панюльфа и заставил сва­таться * Марианне. Комедия кончалась разоблачением Панюль­фа. Эта вторая редакция была запрещена сразу после премьеры (1667). Мольер закрыл свой театр на семь недель, чувствуя себя не в силах бороться с клерикальной реакцией. Но после смерти Анны Австрийской началась пора относительного либерализма, и «Тартюф» был наконец разрешен в третьей, нынешней редакции (1669), в которой Мольер возвратил Тартюфу его имя, ставшее нарицательным.

По своему объективному содержанию комедия направлена против религии и ее развращающего влияния на людей. Она об­личает христианскую этику, раскрывает лживость и преступность церковной идеологии, претендующей на духовное руководство людьми, дающей возможность церковникам не быть ответствен­ными за свои поступки. Мольер показывает подчинение буржуа­зии (в лице Оргона и его матери г-жи Пернель) влиянию Тар­тюфа и делает самым смелым противником Тартюфа служанку Дорину, носительницу народного здравого смысла. Но ни Дори-на, ни просвещенный Клеант, брат Оргона, не могут справиться с Тартюфом. Разоблачает этого проходимца мудрый и справед­ливый король, от которого третье сословие только и могло ожи­дать защиты от торжествующих во Франции Тартюфов. Вводя в свою комедию этот натянутый, искусственный финал, Мольер как бы хочет сказать, что только чудом можно расправиться с Тартюфами, которые все еще господствуют во Франции.

«Дон Жуан» (1665) был написан после первого запрещения «Тартюфа», создавшего в театре тяжелый репертуарный кризис. Ища из него выхода, Мольер написал пьесу на ходовую тему, многократно разработанную в испанском, итальянском и фран­цузском театре. При этом он превратил развратного севильского дворянина во французского «злого вельможу» — самовластного, развратного, наглого, циничного, лишенного всяких моральных принципов, то бравирующего своим безбожием, то прикидываю­щегося святошей и как бы конкурирующего с Тартюфом. Развратного дон Жуана обличают его отец, дон Луис, и слуга Сганарель, который своим мужицким умом распознает всю легковесность дворянского вольнодумства своего господина.

Дон Жуан, центральный образ комедии, весьма сложен; наряду с отрицательными чертами он обладает и положительны­ми: он красив, блестящ, умен, образован, храбр; его вольномыс­лие и скептицизм подчас напоминают даже взгляды самого Мольера. Однако эта внешняя привлекательность дон Жуана

642

–лишь прикрывает его моральную низость; свой ум, часто дерз­кий и смелый, свои способности, образование дон Жуан исполь­зует в хищнических целях. Разоблачая хищничество дон Жуана, Мольер одновременно разоблачает его устами и тот порочный мир, к которому принадлежит этот герой. Такой шекспировский прием построения пьесы и ее центрального образа является для Мольера исключением.

В менее яркой форме подобный метод построения характера имеется и в образе Сганареля, который наделен традиционными чертами простоватого, трусливого и дурачливого слуги и в то же время выступает с осуждением дворянской безнравственности и безбожия дон Жуана. Мольер не погрешил против историче­ской действительности, изобразив барина безбожником, а слугу верующим и суеверным, потому что на данном этапе атеизм и материализм развиваются в аристократических кругах, а народ­ная масса еще находится в плену религии. Это очень ярко выра­жено в сцене с нищим, которого дон Жуану не удается заставить богохульничать даже за червонец. Убедившись в стойкости веры нищего, дон Жуан дарит ему монету «из человеколюбия», чтобы оставить за собой последнее слово.

В отношении формы «Дон Жуан» близок к структуре испан­ской комедии, отклоняется от канона классицизма: в нем не со­блюдается правило трех единств, смешивается трагическое с комическим и т. д. Это связано с реализмом Мольера, не укла­дывающимся в узкие рамки классицистского канона.

Третья великая сатирическая комедия, «Мизантроп» (1666),— типичный образец классицистской высокой комедии, в которой нет комизма положений и преобладает чисто интел­лектуальный, философский комизм. Герой пьесы Альцест — честный, благородный человек, страстный искатель правды, на­ходящийся в конфликте с пошлым и лживым великосветским обществом. Он разоблачает эгоизм, царящий в этом обществе, все члены которого озабочены только обогащением и карьерой. В своих негодующих монологах Альцест хочет навязать при­дворной французской аристократии такие моральные принципы, принятие которых было бы равносильно ее уничтожению. Это придает Альцесту несколько донкихотский характер. Донкихот­ство Альцеста — в его непрактичности, в отсутствии у него чув­ства реальной действительности, в абстрактности его идеалов. В то же время Альцест — далеко не мизантроп, потому что его ненависть направлена не на существо человека, а на те извра­щения, которые приносит дурное общественное устройство. Предвосхищая просветителей, Мольер изображает в «Мизантро­пе» столкновение «естественного» человека с «искусственными», испорченными обществом людьми.

41*

643

–Единственное, что связывает Альцеста с этим обществом,— это любовь к Селимене, типичной светской женщине, пустой и бессердечной, которая находит удовольствие в том, чтобы зло­словить по адресу своих многочисленных поклонников. В конце комедии Селимена разоблачена, поклонники покидают ее; теперь она готова выйти замуж за Альцеста, с которым до того только кокетничала. Но, когда Альцест предлагает ей удалиться от лю­дей, Селимена в ужасе отступается от него. Альцест остается один с твердым решением покинуть общество. Характерно, что, ненавидя светских людей, Альцест любит народ (он поднимает, например, свой голос в защиту простодушной народной песни); но он еще не знает путей, ведущих к народу, и потому остается протестантом-одиночкой.

Непримиримому Альцесту Мольер противопоставил умерен­ного и покладистого Филинта, сторонника мещанской теории «золотой середины». Сочувственное изображение Филинта и ча­стичное осуждение Альцеста навлекли на Мольера сто лет спу­стя негодующую критику идеологов революционной буржуа­зии — Руссо, Мерсье и Фабра д'Эглантина; последний написал комедию «Филинт Мольера, или Продолжение Мизантропа» (1790), в которой изобразил Альцеста другом народа, а Филин­та — соглашателем, эгоистом, равнодушным к людям.

Широта гуманистических взглядов Мольера, глубокая и искренняя связь его творчества с народом помогли ему увидеть пороки и в собственном классе — буржуазии, — к которому он сам принадлежал по рождению.

В «Скупом» (1668) Мольер разоблачил жажду обогащения и стяжательскую алчность, типичную для буржуазии, игравшей все более важную роль в абсолютистской Франции. Гарпагон — типичный представитель этого класса, типичный капиталист XVII века. Страсть к накоплению извращает отцовские чув­ства Гарпагона, разлагает его семью, восстанавливает против него детей.

Таким образом, по своей разрушительной силе фанатизм накопления приближается к религиозному фанатизму, который в «Тартюфе» разложил семью Оргона и сделал его врагом соб­ственных детей.

Мольер чутьем великого художника подметил в психологии стяжателя противоречие, о котором позже сказал К. Маркс в «Капитале»: «...в благородной груди воплощенного капитала развертывается фаустовский конфликт между страстью к накоп­лению и жаждой наслаждений» '. Гарпагон испытывает неудер­жимую жажду наслаждений, которые может дать ему обладание

■К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVII, стр. 653. 644

–золотом. Но старческая страсть к Марианне, приводя Гарпа­гона к конфликту с его сыном, влюбленным в ту же Мариан­ну вместе с тем сталкивается со скупостью Гарпагона, с его боязнью расходов. Мольер комически обыгрывает все эти столк­новения, происходящие на почве скупости Гарпагона, в том чис­ле и то из них, когда отец неожиданно оказывается в роли ростовщика, а сын — в роли его клиента. Гарпагон ссужает сы­на деньгами как бы под залог собственной скорой смерти. Мольер раскрыл в «Скупом» страшную разрушительную силу капитали­стического накопления на заре его истории, показал, что стяжа­тель становится рабом золота, злым, жадным, одиноким и не­счастным. Образ Гарпагона —■ зловещее предостережение, кото­рое гуманист Мольер делает собственному классу.

В комедии «Жорж Данден, или Одураченный муж» (1668), разрабатывающей бродячий сюжет о злой жене, обманывающей мужа и выставляющей его же виноватым, Мольер высмеял тягу буржуазии к дворянству, ее стремление покупать себе дворян­ских жен и дворянские поместья. В комедии изображен деревен­ский буржуа Жорж Данден, женившийся из глупой спеси на дочери разорившегося барона. Анжелика обманывает Дандена с дворянчиком Клитандром, ухитряясь вывертываться из всех затруднительных положений и оставляя в дураках ревнивого мужа. Обманутый, униженный, осмеянный Данден раскаивается в своем неразумном браке, повторяя фразу: «Ты сам хотел этого, Жорж Данден». Насмешка Мольера обрушивается на Дандена не только за то, что он породнился с гнусной семейкой баронов Сотанвилей, гоняющихся за его деньгами, но и за то, что он переоценил силу своего кошелька и купил жену за деньги, тем самым лишив себя всяких моральных прав на ее верность. В этом смысле Анжелика права, протестуя против сделки, кото­рую Данден заключил с ее родителями. Как и другие мольеров-ские мужья-собственники, Данден заслужил те рога, которые наставляет ему Анжелика.

Ту же тему о буржуа, лезущих в дворянское сословие, но несравненно глубже и серьезнее, Мольер разработал в комедии-балете «Мещанин во дворянстве» (1670), одном из его лучших созданий. В пьесе изображен разбогатевший буржуа, который тяготится своим низким социальным положением, находящимся в разительном противоречии с его капиталом, и хочет подняться вверх по общественной лестнице. Но так как он тщеславен, легковерен и глуп во всем, что не касается прямо его торговых Д^ел, то он не способен по-настоящему бороться за преодоление своей сословной ограниченности, а может только рабски копиро­вать манеры аристократов. Он не видит того, что аристократы,. ^с которыми он водит знакомство,— Дорант и Доримена — яв-

645,

–ляются мошенниками и паразитами, вымогающими у него деньги с помощью расточаемых ему льстивых речей.

В комедии особенно знамениты сцены обучения Журдена нау­кам и искусствам, раскрывающие бестолковость этого нового хозяина жизни, выходящего на историческую арену. Учителя Журдена, презирая его, все же гнут перед ним спину, потому что он богат. «Понимание вещей у него в кошельке, а похвала этого человека — деньги», — говорит о нем учитель музыки.

Журдену противопоставлена его жена — грубоватая, прямая и откровенная мещанка, преданная своей семье, возмущенная дурью Журдена и обхаживающими его аристократами. Но г-жа Журден, как и стоящий за прилавком Журден, не является положительным идеалом Мольера. Положительный идеал вопло­щен им в данной комедии в представителях молодого поколе­ния — Люсили и Клеонте. Это образованные молодые люди, стоя­щие значительно выше своего сословия. Клеонт принадлежит к числу просвещенных резонеров, которых Мольер выводит в це­лом ряде своих комедий. Не будучи дворянином, сн приобрел истинное благородство своей честной жизнью и полезными за­нятиями (он служит на государственной службе). Как подлин­ный гуманист, Мольер в этом образе утверждает первенство личных заслуг человека перед знатностью и богатством.

В последние годы своей жизни, имея позади целый ряд круп­нейших достижений в области сатирической комедии, Мольер снова с великим удовлетворением обращается к фарсу, с которого он в свое время начал деятельность драматурга. Одной из по­следних комедий Мольера является фарс «Плутни Скапена» (1671), принадлежащий к числу наиболее часто исполняемых его пьес. Хотя сюжетная схема комедии заимствована у Теренция («Формион»), однако разработана она приемами французского фарса и итальянской комедии масок. В пьесе точно воспроизве­ден ансамбль комедии дель арте с ее двумя парами любовников, парой стариков и парой слуг, которые все располагаются в кон­трастном отношении друг к другу. Кроме того, в комедии можно найти ряд классических фарсовых трюков и сцен, вроде знаме­нитой сцены с мешком, которую Мольер заимствовал у Таба-ргна. Это сочетание «Теренция с Табареном» не понравилось Буало, и он сделал в своем «Поэтическом искусстве» оговорку по поводу Мольера, который-де «слишком друг народа» и черес­чур старается угождать его вкусам. Стоя на страже законов ари­стократического театра, Буало писал:

И сквозь мешок, куда Скапен залез бесстыдно, Того, кем «Мизантроп» был создан, мне не видно... '.

' Перзвод С. Нестеровой. 646

–Считая, что Мольер унижает свой талант, опускаясь после сочинения высокой комедии до народного фарса, знаменитый критик не мог понять, что именно от народного фарса комедии Мольера унаследовали свою взрывчатую силу и что Мольер славен прежде всего тем, что был и остался до конца своих дней великим народным комиком.

Мольеру счень хотелось создать образ народного героя, пол­ного жизнерадостной активности. Такого демократического героя он вынужден был сблекать в лакейскую ливрею, потому что этот народный герой в то время на сцене, в образе ловко­го и умного слуги, мог найти применение своим силам и способ­ностям. В юношеских комедиях Мольера этот демократический герой носил имя Маскариля; в комедиях последних лет он пред­стает прежде всего в образе Скапена. В Скапене бурлят и пере­ливают через край силы. «Я люблю ввязываться в рискованные предприятия,— говорит он о себе,— опасности меня никогда не пугали. Я презираю трусливые душонки, которые слишком мно­го предвидят и потому не смеют ни за что взяться» '. Скапен лишен подобострастия, столь частого у лиц его профессии. Он по­могает обоим юношам (Леандру и Октаву) не из корыстных сооб­ражений, а из «человеколюбия». Он головой выше этих моло­дых людей, которые не могут сделать шага без его помощи.

Обличению буржуазного эгоизма и самодурства посвящена и последняя комедия Мольера—«Мнимый больной» (1673). Ма­териалист Мольер вел всю жизнь жестокую борьбу против схо­ластической лженауки, особенно часто писал о глубочайших изъянах современной ему медицины. В целом ряде своих комедий он выводил образы врачей-невежд и шарлатанов. Так, в фарсе «Лекарь поневоле» (1666) он показал крестьянина Сгана-реля, который прикинулся врачом и имел большой успех у па­циентов только благодаря своей наглости, хотя его медицинское невежество бросается в глаза всем сталкивающимся с ним лю­дям. В «Мнимом больном» Мольер еще острее высмеивает лекарей-шарлатанов, вместе с тем уделяя большое внимание «жертве» врачей — мнительному буржуа Аргану. Мнительность является у Аргана своеобразным средством, с помощью которо­го он угнетает окружающих людей, выражает его самовлюблен­ность и эгоизм, преувеличенную заботу о своем здоровье. Эгоизм и самодурство Аргана дополняются лицемерием и коры­столюбием Белины, вышедшей замуж за Аргана только из-за его богатства и теперь ждущей с нетерпением смерти мужа, ко­торая принесет ей наследство. Так в узком мире мещанской семьи Мольер развертывает борьбу эгоистических интересов, ко-

«Плутни Скапена», действие III, явление 1.

647

–торая составляет подлинную сущность буржуазного общества. Интересно отметить, что разоблачение хищницы Белины осу­ществляется смышленой служанкой Туанетой, являющейся жи­вым воплощением народного здравого смысла. Та же Туанета находит выход и для помешанного на своих болезнях Аргана: она рекомендует ему самому сделаться врачом, чтобы устрашать все болезни своим докторским званием. Комедия кончается ге­ниальной балетной буффонадой — шуточной церемонией посвяще­ния Аргана в доктора, перерастающей в сатиру на шарлатан­ство врачей.

Комедия «Мнимый больной» дает яркое подтверждение зре­лости реалистического мастерства Мольера, свидетельствует о его умении показать типические явления французской жизни. Впервые он выводит на сцену маленькую девочку — Луизон, младшую дочь Аргана, которая, несмотря на свой детский воз­раст, ловко хитрит и притворяется, отвечая на расспросы отца о молодом человеке, ухаживающем за ее сестрой. Эта сцена Ар­гана с Луизон восхищала своим реализмом Гёте, считавшего ее «символом совершенного знания подмостков».

Подводя итоги обзору драматургии Мольера, следует подчеркнуть, что по своему мировоззрению Мольер был мате­риалистом, наследником лучших традиций гуманистической мыс­ли, последователем Рабле, Монтеня, Шаррона, Гассенди, страст­ным поборником жизненной правды, стремившимся всегда при­менять золотое правило философии Возрождения — «следовать природе». Всей силой своего комического гения он обрушивался на исказителей «природы», где бы они ни появлялись, где бы они ни действовали. Попы, схоласты, лжефилософы, лжеученые, шарлатаны, педагоги и врачи, прециозницы, невежды, маркизы. педанты, ханжи и самодуры — таков далеко не полный список исказителей «природы», выводимых Мольером в его комедиях. Он издевался над сословными предрассудками, над метафизиче­скими бреднями, над извращениями естественных, человеческих отношений. Он обличал и высмеивал глупцов и моральных уро­дов, к каким бы сословиям они ни принадлежали. При этом он не щадил буржуазию, не идеализировал ее, резко критикуя, как и другие сословия. Он видел смешные стороны во всех явлениях и пластах современной ему жизни. «Цель комедии состоит в изображении человеческих недостатков и, в особенности, недо­статков современных нам людей»,— говорил Мольер, смотря на эти недостатки открытым взором человека, не зараженного со­словными предрассудками, лишенного буржуазного своекорыстия и потому особенно близкого народу. Мольер был единственным драматургом эпохи абсолютизма, в произведениях которого вы­ражались народные устремления, народные оценки общественных

648

–отношений, народная точка зрения на различные явления фран­цузской жизни.

Мольер хорошо знал и любил народ, знал его быт, песни, игры, обычаи, поверья, пословицы. Он в совершенстве владел народным языком, различными наречиями, говорами и ввел их впервые в свои комедии. Он показал в своих пьесах простых людей — слуг, служанок, ремесленников, крестьян, которых тра­диция классицистского театра запрещала выводить на подмостки. Его народные персонажи всегда наделены глубокой народной мудростью, здравым смыслом и противопоставлены комическим уродам и насильникам из имущих сословий.

Однако, несмотря на неустанное искание жизненной правды, Мольер все же оставался классицистом, подчинявшим свое творчество нормам рационалистической эстетики. Он отбрасывал все лишнее, привходящее, эпизодическое, могущее заслонить основную тему комедии. Своих 1ероев он изображал одержимы­ми какой-либо одной страстью или странностью, которая тем са­мым абсолютизировалась.

Именно эту односторонность мольеровских образов, столь резко отличающую их от образов Шекспира, и отмечал Пушкин в своем знаменитом сопоставлении обоих великих драматургов: «Лица, созданные Шекспиром, не суть как у Мольера, типы та­кой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполнен­ные многих страстей, многих пороков... У Мольера скупой скуп и только... У Мольера лицемер волочится за женой своего бла­годетеля, лицемеря; принимает имение под хранение, лицемеря; спрашивает стакан воды, лицемеря...» Пушкин противопоставлял односторонне обрисованным Мольером образам Гарпагона и Тартюфа гораздо более широко задуманные Шекспиром образы Шейлока и Анджело. Пушкин полемизировал с мольеровским методом построения характера, по которому отбирались для соз­дания данного характера только определенные черты. Отрица­тельной стороной этого рационалистического метода было то, что он обеднял героев Мольера, в особенности по сравнению с героя­ми Шекспира, который не ограничивал себя и изображал свои персонажи во всем разнообразии и богатстве их индивидуальных характеристик. Эта критика Пушкиным мольеровского метода построения характера никак не уничтожает его общей, чрезвы­чайно высокой оценки творчества Мольера. Пушкин считал образ Тартюфа «бессмертным», «плодом самого сильного напря­жения комического гения», находил в этой комедии «высшую смелость, смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческой мыслию».

Мольер сыграл огромную роль в истории европейской коме­дии. Он создал комедийную традицию, получившую широкое

649

–распространение. Можно смело сказать, что все комедиографы XVIII века — французские, английские, немецкие, итальянские, испанские, датские, русские, польские и т. д.— являлись в боль­шей или меньшей степени учениками и последователями Мольера. Среди его почитателей мы находим не только соратников драма­турга по комедийному жанру. Горячим поклонником Мольера был Гёте, писавший: «Я знаю и люблю Мольера с молодых лет. И в течение всей моей жизни учился у него... Меня восхищает в нем не только совершенство художественных приемов, но преж­де всего натура художника, полная прелести, и высокая внут­ренняя культура». Страстными почитателями Мольера были столь различные французские писатели XIX века, как Гюго, Бальзак и Золя. То же можно сказать о великих русских писа­телях XIX века, от Пушкина, Грибоедова и Гоголя до Остров­ского и Л. Толстого. Известно, что Островский перед смертью мечтал о переводе всего Мольера.