Средневековая рыцарская литература

Куртуазия. К XII в. рыцарство, осознавшее себя господствующим сословием, создает особую светскую культуру — куртуазию. К традиционным требованиям (храбрость, владение оружием, верность сюзерену и т.д.) добавились новые: рыцарь должен быть вежливым (т.е. знать этикет), образованным (уметь писать, читать, в том числе и античных авторов), влюбленным (любить по определенным правилам, его любовь должна быть верной, нетребовательной, скромной и т.д., объектом любви должна быть жена его сюзерена) и воспевать Даму своего сердца в стихах и песнях.

Поэзия трубадуров. Все эти требования были воплощены в поэзии трубадуров (от прованс. trobar — сочинять) — поэтов-рыцарей Прованса, государства на юге нынешней Франции. В XII в. Прованс был самым развитым и процветающим в Европе, а в XIII в. погиб в результате религиозных Альбигойских войн — ожесточенной борьбы католиков против катаров — сторонников альбигойской ереси, обосновавшихся в Провансе.

Поэзия трубадуров — авторская. Известно не менее 500 имен трубадуров, из которых около 40 пользовались широкой известностью. Среди них Бернарт де Вентадорн (он не был рыцарем, но с наибольшей полнотой воплотил в своих стихах куртуазный идеал), Джауфре Рюдель, Бертран де Борн, Гильом де Кабестань и др. В XIII в. были написаны биографии трубадуров, в которых собраны не столько исторические факты, сколько легенды об их жизни.

Трубадуры первыми воспели любовь как новое, незнакомое прежде чувство, как «сладостное страдание» и желание служить любимому существу, введя в поэзию не только образ Дамы, но и образ автора — влюбленного поэта. Они первыми в европейской поэзии освоили рифму, и «сие новое украшение стиха, с первого взгляда столь мало значащее, имело важное влияние на словесность новейших народов», как писал А.С.Пушкин в статье «О поэзии классической и романтической» (1825). Трубадуры разработали систему поэтических жанров, в которую входили

кансона (или канцона) (cansos, chansons) — песня на любовные или религиозные темы со сложным строением строфы;

сирвента (sirventes)— строфическая песня, обычно содержавшая инвективы против врагов поэта или его сюзерена;

плач (planh) — песня, в которой оплакивается смерть сюзерена или его родственников, а также близких поэту людей;

тенсона (tensos) — диалог, спор двух поэтов на любовные, философские, религиозные, эстетические темы;

баллада (balladd) — плясовая песня с припевом, подбадривающим танцующих;

альба {alba, т. е. «заря») — строфическая песня о расставании влюбленного рыцаря и его Дамы на заре после тайного свидания;

пасторела (pastorela, pastoreta) — песня-диалог с постоянным сюжетом: рыцарь предлагает пастушке свою любовь, а она ему вежливо, но решительно отказывает.

Особый интерес представляют три из шести дошедших до нас стихотворений Джауфре Рюделя, в которых появляется новый мотив — любовь издалека. В соответствии с легендарной биографией знатный рыцарь Рюдель полюбил палестинскую принцессу Мелиссинду по рассказам о ней паломников, а она в ответ полюбила его по адресованным ей стихам. Перед смертью Рюдель отправился на корабле в Палестину и умер на руках возлюбленной.

Мне в пору долгих майских дней

Мил щебет птиц издалека,

Зато и мучает сильней

Меня любовь издалека.

И вот уже отрады нет,

И дикой розы белый цвет,

Как стужа зимняя, не мил, —

начинает одну из кансон Рюдель и продолжает, выражая страстное желание увидеть любимую:

Что счастья этого полней — Помчаться к ней издалека, Усесться рядом, потесней, Чтоб тут же, не издалека, Я в сладкой близости бесед, И друг далекий, и сосед, Прекрасной голос жадно пил! (Перевод В.Дынник)

История любви Джауфре Рюделя и Мелиссинды дала сюжет для поэтической драмы французского неоромантика Эдмона Ростана «Принцесса Греза» (1895).

Традиции трубадуров развивали северофранцузские поэты — труверы, немецкие поэты — миннезингеры, а в конце XIII в. — итальянские поэты «нового сладостного стиля».

Средневековый рыцарский роман. В XII в. в европейской литературе складывается новый жанр — рыцарский роман. Первоначально слово «роман» относилось к произведениям, написанным не на латинском, а на одном из романских языков (отсюда же и слово «романс»). Однако позже оно стало обозначать новый эпический жанр, сложившийся в рамках рыцарской куртуазной культуры. В отличие от героического эпоса, соотносимого с мифом, роман соотносим со сказкой. Ядром рыцарского романа становится «авантюра», предусматривающая соединение двух элементов: любви и фантастики (под фантастикой применительно к этому жанру следует понимать не только невероятное, сказочное, по и необычное, экзотическое). Для читателей (слушателей) рыцарского романа нет необходимости верить в истинность повествования (как при восприятии героического эпоса).

Центральный герой рыцарского романа — рыцарь (идеальный или близкий к идеалу по меркам куртуазии). Он показан в действии — путешествующим в одиночку или с минимальным окружением и совершающим подвиги. Странствия рыцаря — принципиальный момент, организующий структуру «романа дороги»: в ходе передвижений рыцаря открываются возможности продемонстрировать его рыцарские качества, рассказать о его подвигах. Фигура рыцаря еще не индивидуализирована (от романа к роману меняются имена главных героев, но их идеализация делает их похожими друг на друга), герой выступает скорее как функция сю­жетной конструкции («роман дороги»), но, в отличие от рыцарей из героического эпоса (неопределенно-личной функции эпического мира), герои рыцарских романов наделяются личными мотивами совершения подвигов: не во имя страны, народа, рода, религиозной веры, а во имя Дамы сердца или во имя личной славы.

Важнейшая черта рыцарского романа, отличающая его от героического эпоса, — наличие автора с определенной позицией. Формирующееся авторское начало проявляется в выборе героев, сюжетов (которые по его воле могут свободно соединяться, удивляя средневековых читателей новизной и неожиданностью сюжетных поворотов), художественных средств.

В XII в. романы писались стихами (обычно 8-сложник с парной рифмовкой). Особый случай — «Роман об Александре» Ламбера ле Тора и Александра Парижского, написанный 12-сложным стихом с парной рифмовкой и цезурой после б-го слога. Этот стих по названию романа (посвященного деяниям Александра М акедонского, представленного в произведении рыцарем, принявшим посвящение от короля Артура) получил название «александрийский стих». «Александрийский стих» — это основная форма стиха во французских классицистических трагедиях и комедиях XVII — XVIII вв., в поэтической драме французских романтиков, неоромантиков и неоклассицистов, в творчестве многих французских поэтов и подражавших им поэтов других стран, в том числе и русских. Прозаические романы появились лишь в XIII в.

Романные циклы. Принято выделять три цикла средневековых рыцарских романов: античный (основанный на традициях античного романа, на сюжетах, связанных с античностью), византийский (истоки которого — в византийской романной традиции) и так называемые бретонские повести (основанные на легендах и мифах древних кельтов в соединении с новыми куртуазными мотивами). Бретонские повести оказались наиболее продуктивной разновидностью рыцарского романа.

В свою очередь, бретонские повести принято разделять на четыре группы: бретонские лэ, романы о Тристане и Изольде, романы артуровского цикла и романы о Святом Граале.

Бретонские лэ. По традиции, к средневековым рыцарским романам относят произведения, написанные в жанре лэ (lai, слово кельтского происхождения). Это своего рода микророманы, небольшие стихотворные повести, включающие, в отличие от романов, не серию эпизодов, выстроенных в цепочку (как «роман дороги»), а один эпизод.

Лэ Марии Французской. Первым известным и самым ярким представителем этого жанра стала Мария Французская, поэтесса второй половины XII в., жившая при дворе английского короля Генриха II. Она написала сборник из 12 лэ на старофранцузском языке.

В лэ «Ланваль» в концентрированном и предельно лаконичном ииде представлены особенности средневекового рыцарского романа. Уже в исходной сюжетной формуле — рыцарь Ланваль полюбил фею — мы находим самое зерно жанра: авантюру как соединение любви и фантастики.

Фея ответила на любовь Ланваля, потребовав от рыцаря сохранить их отношения в тайне (принцип куртуазной любви). Но, в соответствии с куртуазным кодексом, Ланваль должен любить жену своего сюзерена короля Артура Гениевру, и та ожидает от него любовного служения. Лан­валь, нарушая запрет, признается Гениевре, что любит женщину, которая прекраснее королевы. Наиболее оскорбленным этим признанием оказывается король Артур, которому Гениевра пожаловалась на непоч­тительность Ланваля. Он требует от Ланваля доказать, что есть кто-то прекраснее его жены, иначе рыцарь будет казнен. Но фея, также оскорбленная нарушением тайны любви, исчезает. Ланваль не может доказать своей правоты и должен погибнуть. Когда все уже готово для казни, появляется фея верхом на чудесном коне, и все вынуждены признать, что она прекраснее Гениевры. Ланваль вскакивает на круп коня и вместе с феей уносится в неведомую страну, откуда он уже больше не возвращался (по-видимому, Ланваль и фея отправились в Аваллон — страну бессмертия в кельтских сказаниях).

В «Ланвале» отчетливо проявляется авторская позиция: Мария Французская осуждает крайности куртуазного кодекса любви, она на стороне любви как естественного чувства, а не как формы служения сюзерену через любовь-служение его жене.

Романы о Тристане и Изольде. В начале XX в. французский академик Жозеф Бедье показал, что дошедшие не полностью стихотворные «Роман о Тристане» Беруля и «Роман о Тристане» Тома, лэ Марии Французской «О жимолости» (XII в.), роман «Тристан» Готфрида Страсбургского (начало XIII в.), прозаический «Роман о Тристане» Люса дель Гата и Эли де Борона (около 1230 г., имена авторов, возможно, псевдонимы) и множество других средневековых текстов восходят к недошедшему роману середины XII в., принадлежащему какому-то неизвестному, но гениальному автору, и попытался реконструировать первоначальный текст.

Цикл стоит несколько особняком среди других средневековых романов. В основе легенды лежат, вероятно, какие-то исторические события VI в. (предполагается, что имя Тристан восходит к имени пиктского воина Друста или Друстана, имя Изольда не идентифицировано).

Произведение написано по иной модели, чем типичные рыцарские романы, в нем есть лишь элементы конструкции «романа пороги», почти не представлены куртуазные правила любви, есть несколько очень древних элементов. Таково начало романа: король Марк под давлением придворных дает согласие на женитьбу. Но жениться он не хочет. В зал влетает птица и роняет из клюва золотой волос.

Король отправляет своих приближенных на поиски девушки с такими волосами — только на ней он женится. Это очень древний мотив, в котором нет ни тени намека на куртуазное понимание любви.

На поиски девушки отправляется и племянник Марка Тристан, по дороге сражается с драконом (также древний мифологический мотив). Его, раненого, потерявшего сознание, находит и излечивает Изольда. Открыв глаза и увидев девушку с золотыми волосами, не зная еще, что это ирландская принцесса Изольда, Тристан испытывает сильное чувство — предвестник большой любви (это, напротив, новый мотив, воплощающий концепцию любви XII в.). Возникает моральный конфликт: как вассал Марка, Тристан должен доставить девушку королю, а как человек он испытывает к ней (причем взаимно) привязанность, которая неминуемо должна перерасти в любовь.

Вот здесь и сказывается гениальность неизвестного автора. Очевидно, он сам раздираем противоречием: как человек XIIb., он защищает принципы вассальной верности, святости феодального брака и одновременно хочет воспеть силу любви, которая, согласно куртуазной концепции, возникает вне брака. Как выйти из этого противоречия? И писатель находит свой, авторский способ разрешения конфликта: он соединяет легенду о любви Тристана и Изольды с другой легендой — о волшебном напитке.

Во время возвращения на корабле из Ирландии в Британию молодые герои случайно (случай — новый элемент авторского повествования) выпивают любовный напиток, изготовленный служанкой Изольды, желавшей помочь своей хозяйке и Марку преодолеть отчуждение и испытать в браке любовь, которую никакой силой нельзя разрушить. Теперь любовь Тристана и Изольды, зародившаяся с первого взгляда героев друг на друга, вспыхивает как непреоборимая страсть. Мотив любовного напитка позволяет автору снять все моральные обвинения по отношению к Тристану и Изольде даже после того, как она вышла замуж за короля Марка, и, напротив, в самом неприглядном свете представить доносчиков­придворных, мешающих влюбленным и, в конечном счете, ставших одной из причин их гибели.

Автор создает роман о несчастной любви, которая, тем не менее, сильнее смерти. Эта тема станет одной из самых плодотворных сюжетных схем в литературе, отразится в истории Франчески да Римини в «Божественной комедии» Данте (где во втором круге ада рядом с душами Франчески и ее возлюбленного Данте помещает тени Тристана и Изольды), в трагедии У.Шекспира «Ромео и Джульетта» и во множестве других произведений.

Романы артуровского цикла. Наиболее характерным для средневекового романа стал цикл о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Артур — реальное лицо, предводитель бриттов, в V—VI вв. отступавших в Уэльс под натиском германских племен англов, саксов и ютов.

В романах Артур предстает как самый могущественный король Европы, только при его дворе герой может стать подлинным рыцарем. Наиболее совершенные рыцари короля Артура объединены названием рыцари Круглого стола. Они собираются вместе с королем за стоящим в его замке Камелот огромным круглым столом — символом равенства (прямоугольный стол символизировал феодальное неравенство, вассальную зависимость: за его «верхним» концом восседал сюзерен, по правую руку от него — наиболее знатный вассал, по левую руку — второй по значению вассал, далее по убывающей рассаживались другие вассалы, а за «нижним» концом — самые незнатные из присутствующих).

За круглым столом король оказывался первым среди равных. Это равенство нарушалась лишь в сюжетах рыцарских романов, так как один из рыцарей Круглого стола (тот, чьим именем назван роман) всегда оказывался самым смелым, сильным, галантным — образцом всех рыцарских добродетелей, воплощением рыцарского идеала.

Кретьен де Труа. Наиболее значительным автором рыцарских романов, создателем артуровского цикла стал французский писатель Кретьен де Труа (ок. 1130 — ок. 1191), очевидно связанный с дворами графини Марии Шампанской (одним из главных центров куртуазии) и графа Филиппа Фландрского. Начав с разработки сюжета о Тристане и Изольде (роман не сохранился), уже в следующем романе — «Эрек и Энида» — он закладывает основы артуровского цикла.

«Эрек и Энида». Это произведение интересно по многим причинам. Во-первых, как один из ранних образцов «романа дороги»; во-вторых, как пример использования эксперимента для построения сюжета; в-третьих, как попытка обрисовки противоречий во внутреннем мире персонажа (начало выработки принципа психологизма в европейской литературе); в-четвертых, как утверждение особой (авторской) позиции по отношению к куртуазному кодексу любви. Все это делает роман Кретьена де Труа «Эрек и Энида» одним из ключевых произведений мировой литературы.

Рыцарь короля Артура Эрек, вопреки куртуазным правилам, полюбил не жену своего сюзерена, а дочь бедного рыцаря Эниду и, более того, женился на ней. Другие рыцари Круглого стола осудили его за такой поступок, утверждая, что он, женившись, утратил свою рыцарскую доблесть. Задетый такими разговорами Эрек решает доказать обратное, ставя своего рода эксперимент: он должен выехать на поиски всевозможных опасностей, требующих от него мужества и силы, а впереди него должна ехать Энида, видеть эти опасности, но ни в коем случае не предупреждать о них мужа. Кретьен изображает противоречия в душе героини: если она предупредит Эрека, убедительность его доказательства своей доблести уменьшится, а если нет — его жизнь может оборваться только из-за ее молчания. И, после долгих внутренних метаний (здесь можно обнаружить признаки формирования психологизма), Энида всякий раз предупреждает Эрека об опасности, что вызывает его гнев. Однако в итоге герои мирятся, Эреку удается убедительно доказать, что любовь к жене только укрепила его рыцарскую доблесть.

Итак, куртуазный кодекс любви подвергнут сомнению. Финальный эпизод романа, казалось бы, не связан с основным сюжетом и разрушает его целостность и последовательность.

Уже возвращаясь ко двору короля Артура в сиянии славы, Эрек вынужден сразиться с неким рыцарем, охраняющим сад, мимо которого проезжают Эрек и Энида. Побежденный в поединке рыцарь счастлив: поражение освободило его от неосторожно данного много лет назад обещания даме — владелице сада — защищать вход в этот сад до тех пор, пока кто-нибудь не одержит над ним победу. И рыцарь, руководствовавшийся куртуазной вежливостью, оказался прикованным к одному месту, хотя только в странствиях мог бы совершенствовать свою рыцарскую доблесть.

Таким образом, приняв авторское решение разрушить целостность сюжетной композиции, Кретьен выиграл в создании идейной композиции романа: он показал, что нарушение правил куртуазии может возвысить рыцаря, в то время как слепое следование этим правилам может привести к ущербу для рыцарской доблести.

«Ланселот, или Рыцарь Телеги». После «Эрека и Эниды» и романа «Клижес», связанного с византийским циклом и в то же время развивающим некоторые мотивы легенды о Тристане и Изольде, Кретьен пишет роман «Ланселот, или Рыцарь Телеги», который справедливо считается вершиной куртуазности в литературе (что также свидетельствует об усилении авторского начала: писатель может изменить концепцию, произвести переоценку ценностей; даже если он это сделал вынужденно, под влиянием Марии Шампанской, насаждавшей при своем дворе куртуазную культуру, сам факт смены идейных установок отличает автора от сказителя, не властного принципиально отступать от фольклорной традиции).

Завязкой романа становится похищение Гениевры, жены короля Артура. Ланселот, идеальный рыцарь, вассал Артура, влюбленный в Гениевру (как это и предписывает куртуазный кодекс любви), узнает у карлика (персонаж из кельтских мифов, всезнающее существо), что ее похитил злой рыцарь М елеаган. Но за эти сведения он платит дорогую цену, исполняя унизительное условие карлика: проехаться в телеге (рыцарь ведь должен передвигаться на коне, а не в крестьянской телеге).

Самый показательный эпизод романа: освобожденная Ланселотом Гениевра оскорблена, но не тем, что Ланселот унизил свое рыцарское достоинство, проехав в телеге, а тем, что, прежде чем сесть в телегу, он минуту поколебался, а должен был сесть сразу. Это высшее образное воплощение куртуазных отношений в литературе. Роман был дописан другим поэтом, Годфруа де Ланьи, что, предположительно, связано с нежеланием Кретьена дальше развивать чуждую ему куртуазную концепцию любви. Тем не менее «Ланселот, или Рыцарь Телеги» был едва ли не самым популярным средневековым романом, не случайно Данте в «Божественной комедии» приводит слова Франчески да Римини о том, что ее любовь и грехопадение начались с того, что она и ее будущий возлюбленный вместе читали «о Ланселоте сладостный рассказ» (т. е. какую-то итальянскую версию «Ланселота» Кретьена).

«Ивейн, или Рыцарь Льва». В этом романе отчетливо видны открытия кретьена де Труа, знаменующие формирование элементов психологизма. Вот отрывок из романа: идеальный рыцарь короля Артура Ивейн, оказавшись в замке убитого им Черного рыцаря, видит из окна плачущую над трупом мужа Лодину и все более влюбляется в нее:

Я мук таких не ведал страстных:

Мне жаль ее волос прекрасных,

Что ярче золота блестят, —

Тоска и грусть меня томят,

Когда она их рвет в безумье.

Я полон горького раздумья,

Когда, безмерен и глубок,

Из глаз ее течет поток,

Струятся слезы дни и ночи...

И все ж моей любимой очи

Прекрасны — лучших в мире нет,

Их слезы мне затмили свет...

{Перевод М. Замаховской)

Портрет в романе. Перед нами — один из первых примеров внутреннего монолога героя и в то же время портрета в литературе. Портрет свидетельствовал о зарождении психологизма. Он выделяется из описания, существовавшего и прежде в словесном искусстве (ср. с описанием Роланда в «Песни о Роланде»). У Кретьена портрет — это прежде всего изображение женщины, Прекрасной Дамы, представленное сквозь призму восприятия влюбленного в нее рыцаря. Способ характеристики персонажа через восприятие другими персонажами существовал еще в античности.

Гак, в «Илиаде» Гомера Елена Прекрасная не описана, но восторженные слова старцев, говорящих о том, что ради такой женщины можно вести войну, создают в воображении образ необыкновенной красоты. То же можно сказать и о стихотворении Сапфо («Богу равным кажется мне по счастью...»), из которого мы ничего не узнаем о внешности девушки, вызвавшей сильнейшие переживания поэтессы, но сами эти переживания намекают на ее притягательный облик. У Кретьена портрет еще недостаточно конкретен, но контуры его уже проступают.

Существует мнение, что наиболее характерным явлением античной культуры является скульптура, а европейской — портрет. В самом деле, под влиянием христианства благородная верхняя часть человеческого тела противопоставляется плотской нижней части, которую необходимо скрывать.

Для характеристики человека теперь оказывается достаточным дать представление о его верхней части, прежде всего голове, лице в фас или профиль, а не полное представление о его теле, которое уже не изображается со всех сторон, как в античной скульптуре. При этом мимика, выражение глаз как зеркала души становятся важнее описания одежды или других внешних атрибутов. Если в описании Роланда о его шлеме, мече, роге сказано гораздо больше, чем о внешности самого персонажа, то в портрете у Кретьена де Труа основное внимание уделено человеку, причем описание носит не статический, а динамический характер, человек показан в движении, в действии, охваченный сильными чувствами.

Цикл романов о Святом Граале. Слово «Грааль», очевидно, кельтского происхождения и первоначально обозначало некий амулет, предохранявший воинов от гибели во время битвы. Однако в средневековых романах оно значит совершенно иное. По преданию, Иосиф Аримафейский, которому было позволено снять с креста и похоронить тело Иисуса Христа, собрал его кровь в чашу. Именно эта чаша с чудодейственной кровью, не сворачивающейся и излучающей свет, и получила название Святой Грааль. Это величайшая христианская святыня, охраняемая в замке Монсальват самыми достойными рыцарями. В цикле романов о Святом Граале светский характер рыцарской литературы все в большей степени подчиняется религиозной идее, в них рыцарь не только не должен быть влюбленным в Прекрасную Даму, но, напротив, обязан блюсти целомудрие, место любви к женщине занимает любовь к Богу.

«Персеваль, или Повесть о Граале» Кретьена де Труа. Это последний роман писателя, работу над которым прервала, очевидно, его смерть.

Самый значительный эпизод романа — рассказ о пребывании Персеваля в замке, где он видит страдающего раненого рыцаря и других рыцарей, благоговейно несущих чашу, излучающую волшебный свет. Персевалю хочется узнать, что все это значит, но он не осмеливается это сделать. Наутро видение исчезает, и только позже герой узнает, что был в замке Монсальват и созерцал Святой Грааль и раненого рыцаря, наказанного небом за нарушение обета целомудрия. Если бы Персеваль задал свой вопрос, рыцарь мгновенно излечился бы, а сам герой был бы принят в число рыцарей Святого Грааля. Напавшая же на него скромность -тоже небесное наказание за то, что в юности он оставил мать, чтобы стать рыцарем, и тем самым разбил ее сердце. Начинается трудный путь Персеваля по изменению собственного характера и отношения к людям.

По существу, одним из первых Кретьен показал характер персонажа в его духовном развитии.

«Парцифаль» Вольфрама фон Эшенбаха. Развитие этой линии (персональной модели Кретьена де Труа) продолжил немецкий писатель Вольфрам фон Эшенбах (ок. 1170—1220), около 1200—1210 гг. создавший роман «Парцифаль», очевидно заимствовав ряд мотивов из последнего романа Кретьена де Труа. Герой романа — в немецкой огласовке его имя звучит как Парцифаль — проходит сложный путь от простака, плохо разбирающегося в жизни, до рыцаря, постигшего, что человеколюбие есть высшая добродетель, и по праву становящегося одним из рыцарей Святого Грааля и главой рыцарского ордена тамплиеров (храмовников). Грааль у Вольфрама не священная чаша, как у Кретьена, а драгоценный камень, обладающий волшебной силой.

Вольфрам, так же как примерно за десятилетие до него Кретьен, показывает своего главного героя в развитии, что еще необычайно редко для средневековой литературы. Исключение составляет линия, берущая начало в «Исповеди» Августина Блаженного и в основном связанная с религиозной исповедальной литературой; еще может быть упомянут такой жанр клерикальной литературы, как видение, но в нем изменение человека показано еще весьма примитивно и окрашено религиозным дидактизмом.