Антропологическое направление

Клод Леви-Строс (1908—1990) продолжил анализировать процессы формирования человеческого разума, его структуру и их отражение в организации и функционировании социальных институтов на материале антропологии. Примененная им методика в полной мере испытала на себе влияние модных в его время течений в лингвистике и психоанализе. Его многолетняя работа среди туземцев Черной Африки и индейцев в джунглях Южной Америки принесла ему поистине всеобщие известность и признание в научном мире и всемирную славу, что однажды не замедлило сыграть с ним, потратившим много времени на изучение психологических аспектов поведенческой мотивации, классическую фрейдистскую шутку. Юбилейная конференция, проводившаяся в его честь в США, совпала со столетием известной джинсовой марки. Увидев по дороге из аэропорта в гостиницу растяжку над хайвэем с надписью «Levi-Strauss Welcome to Detroit*, он без тени сомнения сказал сопровождавшим его местным коллегам: «Ну, дорогие друзья, это вы уже слишком».

Придавая исключительное значение в культуре ее творческому аспекту, Леви-Строс постулирует, что каждая из них оригинальна, и между ними нельзя установить какой-либо иерархии. Проведя же большую часть своей жизни в полевых исследованиях, он, подобно Данилевскому, Шпенглеру и Тойнби, писал, что в любой культуре самой по себе всегда есть некоторая «герметичность». Поэтому он скептически относился к самой вероятности существования где- и когда-либо мировой цивилизации.

Намного лучше Руссо зная свой предмет, он тем более идеализирует первобытные народы. Человек, говорит он, есть единство внешнего (мира символов) и внутреннего {бессознательной структуры разума). Первое уводит от второго, полученного от природы и идентичного ей. Притом эндотерика в нас не подвержена трансформации, а эмпирическая реальность, напротив, постоянно модифицируется. Именно поэтому, заметим в подтвер-

128

ждение тезиса, никто особенно не спорит, что люди, по большому счету, не меняются. Со времен фараонов уж точно: если бы и душа совершала (следом за материальной сферой) столь же радикальные повороты, то вид homo sapiens давно бы поголовно сошел с ума.

Однако такая разновекторность, показывает Леви-Строс, нарушает структурную связь внешнего и внутреннего в человеке. Для восстановления гармонии и требуется обращение к опыту «примитивных» племен. Подобно Ницше и Шпенглеру он пишет, что утрата свойственного им единства чувственного и рационального ведет, по мере развертывания истории, к деградации и полной потере гуманизма.

Значит, кризисные явления современной культуры сводятся к драме самой личности. Главная ее задача, с которой она никак не может справиться, как и тысячелетия назад, понять свое собственное Я. Потому-то XXI в. должен стать эпохой гуманитарных наук. Подчеркнем, что данная постановка была хорошо понятна и известна уже древним: самая распространенная максима, приписывавшаяся эллинами поочередно наиболее авторитетным оракулам и знаменитым философам и даже начертанная, по свидетельствам литературных памятников, на фронтоне дельфийского храма, гласит: γνώθι σεαυτόν («познай самого себя»).

Леви-Строс убежден, что в основе культуры лежит подсознательный креатив духа. Оттого в ее постижении следует двигаться от сознания к бессознательному, изучая слова и поступки для выявления устойчивых структурных элементов как порождающей их психики, так и самой цивилизации.

Остается добавить, что сейчас это направление продолжает развиваться практически повсюду. Особую роль здесь играют ученики и последователи Леви-Строса, такие, как Роллан Барт, Жан Лиотар и пр.

Эмиль Дюркгейм (1858—1917), антрополог, имя которого у нас почему-то транскрибируют на немецкий манер (как если бы других великих эльзасцев мы называли Шлумбергером и Гум-бертом вместо Шлюмберже и Юмбер) трактовал, вопреки уз-

129

кому подходу марксизма-ленинизма, не о биологическом происхождении человеческого рода, а о комплексе параметров его развития: природе, поведении, а также физической* социальной и цивилизационной эволюции.

Культурная антропология, которой он себя посвятил, занимается исследованием развития культуры. Она выросла из результатов компаративистики в этнографии и этнологии на базе сравнительного анализа существующих у разных людских сообществ их основных институтов (брака, детства, права, религии, политических установлений и т.п.). На этом фундаменте выстраиваются социологические обобщения, выясняются причины сходств и различий, прослеживаются тенденции устойчивости либо нестабильности отдельных институциональных форм. Ее отличие от социального и экономического подразделений той же науки заключается в наличии у нее другого, несходного с ними, предмета.

В своих трудах Дюркгейм делал акцент на понимании общества в его целостности, на креативности его среды, изучении активного социума изнутри. Притом он исходил из презумпции аналогичности его структур органам и системам тела. Интересно, что такое же сопоставление проводилось всеми баснописцами, начиная с Месопотамии и Египта, вплоть до самых знаменитых — Эзопа, Лафонтена и И .А. Крылова — когда они, иносказательно представляя спор различных частей организма на предмет наибольшей их полезности для общего, бичевали сословные противоречия.

Дюркгейм использовал в работе органистический метод, изучая самоорганизующиеся группы людей в единстве их характеристик. Его манера получила в кругу экспертов известность как техника холизма (от древнегреч. όλος — «целый»). Вместе с Леви-Стросом он оказал решающее влияние на становление американской школы прикладных антропологических изысканий (представленной, прежде всего, Ф. Боасом с его учениками и последователями), растиражировавшей применение его методи-ки вплоть до исследования мельчайших частностей.

130