Фундаментализм в культуре

Нельзя объявлять таковым всякую приверженность традиции. Без сохранности своего нормативного характера ни одна культура удержаться не может. Поэтому под культурным фундаментализмом следует понимать консервацию отживших свое правил вопреки изменению условий существования общности их носителей, или крайний догматизм, т.е. отказ от их адаптации к вновь открывшимся обстоятельствам.

Фанатики движения «Талибан» уничтожили древние буддийские статуи на территории Афганистана, поскольку Коран запрещает изображения Бога и живых существ. Однако это предписание относится только к самим мусульманам. Что же касается других верующих, то ислам прямо проповедует терпимость к их религиям, включая и поклонение идолам. Как правоверный не должен соблазняться чуждым влиянием, так он не может и навязывать своих подходов другим. Впрочем, и сами последователи Мухаммеда не всегда строго исполняли его рекомендации: иначе бы не было замечательной средневековой персидской миниатюры. Так что варварство, совершенное в провинции Баграм, есть не соблюдение заповедей ислама, а мракобесие в чистом виде.

Экстремизмом является и борьба за возвращение регулирования шариатом всех сфер гражданской жизни. Дело даже не в чадре и парандже. Кстати, чадра — модификация предельно функциональной повязки, которой заматывают себя по глаза бедуины, в том числе мужчины, в пустыне, чтобы защититься от песка. В иных условиях она стала дополнительной помощью не

73

очень красивой женщине выйти замуж: ибо лицо невесты жених может увидеть только после свадьбы. Да и для поэтического лексикона именно арабская литература дала не сопоставимое ни с чем иным обилие эпитетов, характеризующих красоту и выразительность женских глаз, — ведь они были единственным, что не было укрыто от взора сочинителя. Паранджа же как одеяние, прячущее женщину с головы до пят, представляет собой не символ ее порабощения и забитости, а защищает ее не только от солнца в культуре, где, из-за избытка инсоляции, ценится не загар, а белокожие, но и от избыточной нескромности мужчин.

Серьезнее другое — когда-то шариат регулировал все взаимоотношения средневекового кочевника и земледельца: сделки, разведение скота, обработку земли, выбор сельскохозяйственных культур, приготовление пищи, поддержание бедных продуктами и т.п. Последний обычай продолжает жить в традициях больших праздников, таких* например, как Ураза-Байрам, отмечающий конец месячного поста рамазан (рамадан), воспроизводящего путь Пророка к Откровению, когда во дворах мечетей варят в больших чанах баранину и раздают ее прежде всего малоимущим.

Если запрет на свинину можно объяснить тем, что в жаре аравийской пустыни ее мясо невозможно сохранить в чистом виде, то лозу возделывать нельзя потому, что ее разведение сажает кочевников-победителей (а ими были и Мухаммед, и его ближайшие последователи) на землю, уравнивая с покоренными хлеборобами. То же относится и к свинье — ее, в отличие от коней, овец и коз, не очень-то погоняешь за собой.

Точно так же посты во всех религиях хронологически привязаны таким образом, что соответствуют либо времени, когда наличие того или иного продукта естественно ограничено, либо само воздержание не является мучительным. Это принципиально важно понимать, ибо ни одна традиционная вера не является изуверской.

Теперь же на многих территориях распространения ислама шариат просто не может действовать в полном объеме из-за мно-

74

гочисленных перемен, произошедших в жизни верующих, и настаивание на соблюдении не только его духа, но и буквы без каких-либо коррективов есть экстремизм.

Аналогично приходится характеризовать борьбу с контрацептивами и половым воспитанием в школе, ведущуюся под флагом христианской морали некоторыми кругами в Русской Православной Церкви, включая ее иерархов. Пусть формально ее приверженцы апеллируют к необходимости возвращения в семью и общество стандартов высокой нравственности, на самом деле они, вольно или невольно, своей пропагандой ставят под сомнение возможность хорошего самочувствия и самого существования того народа, о котором пекутся.

Известно, что добрачные и внебрачные контакты контролируются общественным мнением лишь β компактных социумах, где каждый его член на виду. Хотя, как мы знаем из русской литературы, и там, несмотря на их дружное осуждение обществом, исключения из правил случались постоянно. В современной же России, когда три четверти населения живет в городах, в том числе больше его половины — в крупных, а здоровую семейную этику может наблюдать вокруг себя все меньшее число детей, единственным действенным ограничением любой невоздержанности остается внутренний моральный закон.

Правильное стремление вернуть его каждому отдельному человеку нельзя подменять пошлыми техническими решениями Реальность такова, что молодежь рано вступает в сексуальное общение, а надежных средств против нежелательной беременности у женщины в такой ситуации два — контрацептивы и аборт Противодействие сразу тому и другому не может дать эффекта по определению Значит, борясь с контрацепцией, Церковь, по сути, толкает барышень к аборту, что является не только детоубийством, но и нередко наносит непоправимый урон их организму. Таким образом, пропагандисты морали, во-первых, косвенно агитируют за тягчайший грех, а во-вторых, наносят своей кампанией страшный вред здоровью и воспроизводству нации.

Из той же серии — постоянное будирование кровавого навета на евреев и возложение на них ответственности за убийство Христа. Первый заключается в том, что иудеи якобы используют кровь христиан, желательно детей и младенцев, в своих ритуальных целях.

Парадоксально, но возникло данное суеверие относительно недавно: в XIV в. в одной английской деревне были зверски убиты двое детей, а их трупы брошены в отхожее место. По стечению обстоятельств как раз в это время в ее окрестностях остановился еврейский бродячий торговец. Хотя дознание не нашло достаточных улик его причастности к злодеянию, общество еди-

75

нодушно приписало ему ответственность за него, и торговец был казнен вместе с семьей.

Ситуация вполне типичная: рядовой обыватель до сих пор склонен списывать все беды на чужаков — цыган, мигрантов, беженцев и т.д. Но именно этот эпизод был использован католическим клиром в борьбе с иудаизмом. Так недоказанный факт заурядной уголовщины с явным невротическим подтекстом вылился в гуляющее до сих пор гневное обвинение в ритуальных убийствах.

Ирония истории заключается в том, что православная церковь была к тому времени уже три века в ссоре с католической, есть сложности в их взаимоотношениях и сейчас, а чуждый православию вымысел, за который католики уже повинились и обязались не использовать, подхватила часть наших иерархов.

Второй предрассудок базируется на тексте Евангелия, в котором часть евреев, собравшись у резиденции Понтия Пилата и требуя казни Христа, чтобы добиться своего, снимает ответственность с наместника, заявляя «распни Его, и пусть кровь Его будет на нас и детях наших», на что и следует ставший поговоркой ожидаемый ответ: «я умываю руки».

Тут надо учитывать три обстоятельства. Во-первых, в среде не очень образованных верующих Христос воспринимается чуть ли не как славянин, а то и русский.

Во-вторых, для иудеев Иисус, в отличие от его последователей, тогда и сейчас — не Мессия, а один из тысяч проповедников, запрудивших на рубеже эр Израиль и Иудею. Они находят этому подтверждение в том, что сам Спаситель, как до него Пророки, пришел с проповедью ради исправления, прежде всего самих иудеев («Не отменить Закон пришел Я, но исполнить»).

Как мы помним, Закон для верующего еврея — это Закон Моисеев, данный Богом своему избранному народу. Раз так, то иудеи обращаются к сути учения Иисуса. И видят в ней опасность растворения, ассимиляции евреев в эллинистическом мире. Поскольку приход Иисуса совпал с тяжелейшим периодом в иудейской истории, когда народ и его страна были унижены и

76

поставлены на грань физического выживания, его призыв был услышан как опасность, неизмеримо более грозная, чем любое другое преступление, логично требующая смертной казни. Как раз это никак не мог понять космополит и заземленный прагматик Пилат: как безобидный праведник, говорящий о слиянии человечества в добре, может быть опаснее матерого уголовника Варравы. Христос не понят еврейством как Сын Божий. Значит, отсутствует и почва для обвинения иудеев в сознательном 6о-гоубийстве. На остальное же человеческий суд не распространяется.

В-третьих, строго говоря, ответственность за кровь Христа взяли на себя и свои роды только фарисеи — те, кто был в толпе на крошечной площади перед резиденцией прокуратора, несколько десятков или сотня первосвященников и примкнувших к ним фанатиков. Их крик, которым они добились распятия Христа, нельзя толковать расширительно и переносить на весь народ. Таким образом, и в евангельских словах нет повода ни для преследования евреев, ни для других форм антисемитизма.

Или тезис ультраправых и крайних религиозников Израиля «весь мир против нашей страны», воспроизводимый каждый раз, когда другие государства отказываются безоговорочно поддерживать любые их действия в борьбе с арабами. Ведь факты говорят об обратном: симпатии большинства мира на стороне Израиля, но и ему нельзя скатываться на уровень отсталых арабских режимов.

Однако черно-белый мир для «узколобых» удобнее: объяснять свою позицию и проявлять гибкость всегда труднее, чем просто плюнуть и махать кулаками, не обращая ни на кого внимания. Это тоже самооправдание своего несовершенства — объявить другое мнение заведомо и навсегда враждебным вместо того, чтобы попытаться его понять. Это, кстати, не очень укладывается в авраамическую традицию, предписывающую искать причины своих неудач в себе, а не в окружающих.

Один из традиционных стереотипов — критика стариками нынешней распущенности в сравнении с «временами, когда мы были молодыми» Не буду гово-

77

рить о своем поколении, здесь все ясно» но и в годы моей юности старшие не блистали особой сдержанностью ни в каком отношении — нив выражениях, ми в питии, ни в пристрастии к утехам плоти.

Вообще чувственность и связанные с нею вольности присутствуют абсолютно в любой культуре. Разница только в степени откровенности их проявления. Недаром Фома Аквинский, сам строго соблюдавший обет безбрачия, высказывался против запрета даже публичных домов, за что в его время в очередной раз боролась Церковь. Свою позицию он аргументировал следующим тезисом: их закрытие сотрет грань между гулящей и порядочной дамой. Иначе говоря, исчезновение легальных проституток заставит мужчин искать им замену в обществе обычных женщин. А спрос, как известно, рождает предложение.

Спору нет, сейчас условности соблюдаются намного меньше, чем сто лет назад. Но не следует упрекать в этом одних только барышень. В конце концов, они стали жертвой очередных экспериментов, устроенных оставленными без контроля мужчинами. Две мировые войны, несчетное число изнуряющих локальных конфликтов в XX в., а у нас еще и большевистские репрессии 1920—1950-х гг., пьянство, наркомания и вот теперь Чечня уничтожили и изуродовали физически и морально сотни миллионов молодых и наиболее физически и умственно развитых людей лучших брачных возрастов.

Результат: если еще раньше было «на десять девчонок по статистике девять ребят», то сейчас в России и подавно одному здоровому гетеросексуалу потенциально соответствуют до восьми готовых к контакту гетеросексуалок разных возрастов. Стоит ли после этого удивляться, что прекрасная половина человечества, как говорят моралисты, «забыла стыд». До него ли в подобной ситуации?

Война, особенно гражданская, вообще выбрасывает женщину на рынок в качестве живого товара. Германия после разгрома фашизма явила миру феномен проституции матрон: потерявшие мужей добропорядочные домохозяйки проституировали с американскими оккупантами ради того, чтобы прокормить детей. Русские дочери Евы стали доступны также после войны. То же произошло с грузинками и армянками в результате постсоветских конфликтов в Закавказье. Ныне пришел черед чеченок. Продолжать, думаю, не надо.

Последний пример. Нормативная традиция отрицательно относится к добрачным половым контактам, особенно невесты. Это было оправданно, когда девушку выдавали замуж, как правило, в 14 лет, довольно часто в 12—13, редко в 15

78

и позже. Только в наших школах продолжают рассказывать, что раннее замужество — издевательское проявление крепостнического гнета. На самом деле, и сейчас девочки на селе в 12—13 лет готовы к брачным отношениям, удержать их вне брака становится сложно, оттого их раньше и спешили пристроить.

Теперь та же проблема с акселерацией пришла в города. Выхода два: либо радикально снизить разрешенный возраст для замужества, либо, удерживая нынешнюю планку, признать, что абсурдно ждать от всех девиц девичества много лет спустя после созревания. К тому же, если в деревне с ее консервативным укладом девушка еще недавно к 14 годам была полностью готова к тому, чтобы быть хозяйкой дома, то горожанки к атому становятся все менее и менее приспособлены и много позднее.

Ныне обе стороны не особенно стремятся вступать в формализованные отношения, поскольку ведение общего хозяйства рассматривают не как приносящую удовлетворение (делая в семье что-либо нужное другому, мы на самом деле работаем на себя: это хорошо понимали люди, родившиеся еще сто лет назад) важную совместную работу, неотъемлемую часть супружества, а как тяжелую обязанность, досадную нагрузку к веселому сожительству. Значит, чтобы требование девства хоть отчасти (полностью вряд ли, при описанном выше соотношении мужчин и женщин) перестало быть глупым пережитком, надо как минимум вернуть в общество любовь к семейным ценностям и труду.