Фетишизм, идолопоклонство, ритуализм, табу

Методологическим приемом постижения причинно-следственных связей в анимизме была персонификация самой мотивации, которая и олицетворяется анимистом в образе духа. Вера в одушевленность камней, растений, животных, гор и т.п. происходит, таким образом, от понимания всепроникающего характера причинной зависимости.

Она, в свою очередь, порождает фетишизм как поклонение сверхъестественным силам, воплощенным в вещах и (или) действующим через них. Он фокусируется прежде всего на пред-

167

метах, используемых в магических процедурах: поскольку считается, что им свойственна наибольшая концентрация духовной энергии, то они, естественно, раньше прочих и становятся фетишами. В принципе, таковыми способны оказаться любые объекты, особенно если учесть их деление на предназначенные для коллективного (ими часто становятся еще и тотемы) и индивидуального пользования: или чем-то притягательные, или обладающие символическим подобием, или необычно красивые, или, напротив, курьезно уродливые.

В дальнейшем культ предков и правителей приводит к фетишизации гробниц (что известно не только о пирамидах и иных мавзолеях) и некоторых изобразительных элементов, становящихся оттого для них обязательными, а также связываемых с ними в разных традициях камней (у евреев, монголов и пр.), деревьев (например, кипарисов и пирамидальных тополей со времен античности) и т.д.

Первобытный человек выбирает себе в качестве личного фетиша все, что угодно, лишь бы оно его сильно поразило. В трудных обстоятельствах обращается к нему за поддержкой. Если исход сложного дела оказывается удачным, человек считает, что фетиш ему помог. При многократном повторении успеха — ухаживает за ним, в противном случае — наказывает или выбрасывает как полностью неэффективный. И много позже греческий крестьянин эпохи архаики, обращаясь к деревенскому истукану местного божества плодородия, мог написать: «Если ты дашь богатый урожай, я принесу тебе обильную жертву, украшу венками и одеждой, а если будет недород, то высеку тебя крапивой».

Данная цитата показывает, как при определенных условиях почитание тотема (фетиша) превращает его в кумира, из чего вырастает идолопоклонство. Последнее требует, естественно, своего церемониала. Когда его формальная сторона приобретает самостоятельное значение, доходящее до самодостаточности, мы говорим о ритуализме.

Фетишизм — едва ли не самый живучий реликт первобытности. По сей день человечество не рассталось с оберегами, талис-

158

манами, амулетами и пр. Дети собирают и ценят забавные куски дерева, камешки, листья. Здесь работает не одно эстетическое чувство. Более того, многие люди, и не только в младенчестве, наказывают предметы, к примеру, ударившись, или понеся от них иной урон (как будто эти предметы сами набросились на людей).

Компьютеры появились в нашей жизни совсем недавно. А уже говорят об их собственной «тонкой сущности», о том, что они живут своей жизнью. Психологи даже заметили, что мужчина и женщина разговаривают с ними как с существами противоположного для них пола.

В известном отношении и современная социальная действительность тоже дает отнюдь не меньше поводов для фетишизма, чем стадия «дикости». Ставшее теперь уже почти органичным расхождение между декларируемой моралью и фактами реальной жизни представляет собой идеальную почву для фетишизации мертвых теней своих достижений, общественных ценностей и вторичных смыслов вроде лозунгов.

Этот эффект многократно усиливается оккультными технологиями, которые широко используются сегодня властью и бизнесом для манипуляции сознанием в экономических и политических целях. Главная причина нынешнего триумфа магизма заключается в ослабленности десятилетиями господства коммунизма, в его большевистском и «социалистическом» вариантах, высших духовных начал, что всегда ведет к агрессивному развертыванию низших верований.

Из бытия аборигенов к нам пришли «неразрывно связанные с ним разнообразные табу. Они являются запретами на совершение определенных поступков, в которых предполагается скрытая опасность. Они направлены на нейтрализацию реально существующей, часто угрожающей гибелью всему разделяющему их сообществу, но пока логически не объясненной угрозы. Поэтому их специфика, в отличие от юридических норм, заключается в том, что их действие ничем не обосновывается. Табу есть неотвратимая необходимость, аксиома, элемент первичной системы общественных ценностей, радикальное средство началь-

169

ной социализации. Вместе с религиозной санкцией они суть первоисточник совести.

В таком качестве наибольшую ценность для нас представляют этические табу. Они стоят на пути безграничного, несущего разрушение индивидуализма членов определенной группы. Они запрещают или ограничивают естественные, неисправимые инстинкты, чуждые социальному контролю. Их ослабление кардинально меняет облик создавшего их коллектива, а нередко ведет и к полному его самоуничтожению.

Универсальным вето является запрещение инцеста. Вопреки еще распространенному заблуждению, он не встречается в дикой природе. Склонность к нему родилась вместе с человеком: у животных она наблюдается только у искусственно выведенных домашних пород, а различные рефлексии «эдипова комплекса» попадаются нам уже во всех древнейших письменных традициях.

Своем же селекцией homo sapiens обязан заниматься сам. Оттого табу на кровосмешение оказалось адаптивно, полезно для становления культуры. Благодаря ему появилась оказавшаяся очень продуктивной смягченная форма родственных союзов, представленная системой кросскузенных браков, позволявшей не распылять имущество и легшей в основу популярной французской поговорки «cousinage — dangeureux voisinage* («двоюродное родство — опасное соседство»). Как и духовно мотивированный запрет на каннибализм, это табу было направлено на борьбу с ленью, на развитие приспосабляемости, требуя большей изобретательности в выборе не только пищи, но и супруга. Оно же формировало условия для сублимации, вытеснения недозволенного в сферу творчества.

Исключение из общего правила представлено лишь распространенным на Древнем Переднем Востоке священным инцестом. Он никак не связан со сладострастием. Просто, поскольку фараон или царь считался в буквальном смысле воплощенным божеством, т.е. богом, сошедшим на землю, то и женат он мог быть только на богине. Но, чтобы быть таковой во плоти, она

170

должна была быть точно того же происхождения, что и сам монарх, т.е. дочерью божественных родителей. У нас есть довольно свидетельств тому, что подобные женитьбы рассматривались обеими сторонами не в стилистике удовольствия, а не более чем во исполнение высшего долга перед своими подданными.

Точно так же не надо путать каннибализм с сакральным поеданием мяса убитого врага ради получения его силы и искусности. Того же происхождения и патрофагия — обряд, в ходе которого тело главы рода съедалось его более молодыми сородичами, которым, как считалось, таким образом передавались мудрость, смелость, навыки, крепость и знания покойного. В историческое время скифы использовали препарированные черепа поверженных ими в битве соперников в качестве чаш для вина. Те же представления эксплуатирует и транслирует в сознание современного зрителя кино- и телепродукция на тему «Горец».

171