Введение

Вторая половина и конец XIX века – это тот период всемирной истории, когда капиталистические отношения достигают своего апогея, когда резко обостряется классовая борьба между буржуазией и пролетариатом и когда эти противоречия выливаются в очередную революцию во Франции – Парижскую коммуну. А далее социальные катаклизмы перебрасываются в Россию и выявляются в форме революции 1905 г. Затем – первая мировая война и Октябрьская революция в России. Все эти события не могли не повлиять на состояние духовной жизни общества, на состояние искусства в целом, в том числе и театра.

В духовной жизни буржуазного общества всё явственнее обозначаются признаки начинающегося кризиса. В то же время в области культуры и искусства прогрессивные тенденции, сыгравшие определенную роль в первой половине XIX века, теперь отступают. Парижская коммуна (1871 г.) из-за кратковременности своего существования не изменила господствующего типа буржуазного театра. Театральное законодательство Коммуны утверждало, что театр должен стать средством просвещения народа, но воплотиться оно не успело.

В 70-80-х годах театр вступает в пору идейно-творческого кризиса, хотя внешне театральная жизнь в Европе выглядит вполне благополучно, потому что идейно-эстетический уровень спектаклей складывался под влиянием вкусов буржуазной публики. А она восторженно приветствовала театр, который создавал образ мира по законам буржуазной морали.

Такой тип театра сложился во Франции, и он приобрел значение норма и образца для театров других стран. И французская буржуазная драма занимает большое место в театрах Европы и влияет на драматургию этих стран.

Передовой художественный метод – критический реализм, позволивший крупнейшим писателям и художникам правдиво показывать современность, отражая ее противоречия и общественные пороки, – был чужд буржуазному зрителю. Поэтому подлинная жизненная правда не была представлена на сценах. Более того, чтобы отвергнуть пьесы, отвечающие критическому реализму, была сформулирована своеобразная эстетическая концепция «сценичности». Суть ее состояла в том, что законы сцены якобы не позволяют «грубого реализма», что жизненная правда на театре должна заменяться некой внешней театральностью. И потому театр питался пьесами с традиционной сюжетной схемой, использовал весь арсенал сценических эффектов, и в финале спектакля всегда торжествовала добродетель и наказывался порок. Это отвечало вкусам буржуазной публики. А пьесы, выражавшие подлинную жизненную правду, не отвечали вкусам этой публики и поэтому признавались не соответствующими «законам сцены».

Идеализация жизни на сцене выражалась в подчеркнутой театральности, в оформлении спектакля, в декорациях, в костюмах. В исторических пьесах это выражалось в пышности и эффектности, а в современных актеры демонстрировали красоту и богатство костюма, а отнюдь не особенности характера своего героя.

Такое состояние театра должно было вызвать всплеск борьбы за его демократизацию.