А.П. Чехов и театр

Своими драматургическими шедеврами А.П. Чехов во многом обязан Художественному театру.

Художественному театру нужен был современный драматург, вскрывающий «болевые точки» в жизни общества. А конец XIX века накопил их немало. Нужен был драматург, умеющий тонко, глубоко, неоднозначно рассказать о своих героях и их жизни, со всеми ее радостями, огорчениями, потрясениями. Таким драматургом для театра мог стать Антон Павлович Чехов, которого лично знал Немирович-Данченко. Чехов был современным театру драматургом. Но самое главное – это его талант лаконично обрисовывать многогранные характеры, прятать в подтекстах линии поведения героев, использовать недосказанности.

Первая пьеса Чехова – «Иванов» (1887) – поставлена в частном московском Театре Корша. И в наши дни к ней часто обращаются театры. Последняя интересная постановка была осуществлена в Московском Ленкоме режиссером Г. Панфиловым с Е. Леоновым и И. Чуриковой в главных ролях.

Следующей пьесой стала драма «Леший» (1889), которая также и сегодня идет во многих театрах страны.

Далее появляется «Дядя Ваня» (1890) – заново переделанный вариант «Лешего».

В 1896 г. появляется «Чайка», которую берет для постановки Александринский театр. Пьеса предназначалась для бенефиса актрисы Е.И. Левкеевой (комической старухи), которая сама в этом спектакле не играла, а была занята в фарсе, идущем следом за «Чайкой».

17 октября 1896 г. состоялся этот спектакль, который не только не имел успеха, но с треском провалился. Такого провала еще не видели театралы. Пока шли репетиции, всё вроде бы было нормально: актерам пьеса нравилась, Чехову, присутствующему на репетициях, тоже казалось, что всё предвещает успех. Нину Заречную должна была играть М.Г. Савина, но после нескольких трудных для нее репетиций (она уже по возрасту не годилась на роли молодых девушек) отказалась. И роль передали В.Ф. Комиссаржевской.

Спектакль был поставлен за девять дней; полных репетиций было две – 14 и 16 октября. Ничто не предвещало провала, в театре все ждали успеха. Но его не последовало. Публика, пришедшая на бенефис комической актрисы, ждала, когда же будет повод для смеха. Странный текст не давал таких поводов, но потом, кто-то в зале шумно вздохнул, и постепенно шум, шиканье стали разрастаться, заглушая актеров.

Конечно, дело было не только в публике, настроенной на комедию. Актеры Александринского театра, воспитанные на «школе представления», идущей от классицизма, играли сюжет. А у Чехова главный смысл не в сюжете, не в прямом тексте, а в подтекстах. Этот глубинный смысл и не был понятен и актерам при всем их удовольствии от пьесы. Лишь только В.Ф. Комиссаржевской удалось выразить истинный смысл жизни своей героини.

Этот провал серьезно отразился на здоровье Чехова. Он покинул театр, не дожидаясь окончания спектакля. Сильно заболел, у него открылось кровохарканье. И он вскоре уехал в Ялту. Для себя он твердо решил не писать больше для театра.

И вот организуется новый театр; ему нужная современная хорошая драматургия. Немирович-Данченко обращается к Чехову с просьбой разрешить взять «Чайку». Чехов наотрез отказывает. Однако Немирович-Данченко не отступал, в своих письмах Чехову он подробно объяснял намерения будущего театра и то значение, какое может и должен иметь высокохудожественный репертуар. Он пишет Чехову:

«…Из современных русских авторов я решил особенно культивировать только талантливейших и недостаточно еще понятых… тебя русская театральная публика еще не знает. Тебя надо показать так, как может показать только литератор со вкусом, умеющий понять красоты твоих произведений и в то же время сам умелый режиссер. Таковым я считаю себя. …настоящая постановка ее («Чайки» - Л.П.) со свежими дарованиями, избавленными от рутины, будет торжеством искусства, – за это я отвечаю…»

Чехов не соглашался: он не в силах переживать больше театральные волнения, повторял, что он не драматург, что есть другие драматурги, гораздо лучше его. Но Немирович не отступал:

«Если ты не дашь [«Чайку»], ты зарежешь меня, так как «Чайка» – единственная современная пьеса в нашем репертуаре, захватывающая меня как режиссера, а ты – единственный современный писатель, который представляет большой интерес для театра с образцовым репертуаром…»

И Чехов сдался.

Но Немировичу-Данченко еще предстояло и Станиславского влюбить в «Чайку», возбудить в нем интерес к глубинам и лирике будней. Чехов показывает людей, мечтающих о лучшей жизни, людей, которых засосала обывательщина, кто живет по инерции, но не может смириться с грубостью жизни, страдает от этого, но мечту свою в чистых уголках своей души продолжает лелеять. И этим он особенно близок широким кругам интеллигенции, был для них своим писателем.

Началась работа над постановкой «Чайки». Станиславский разработал всю постановочную партитуру спектакля, уловив точно чеховскую атмосферу. Немирович-Данченко проводил репетиции с актерами. Дело подходило к концу. От этого спектакля зависело очень многое – и здоровье Чехова, который тогда жил в Ялте, и жизнь самого театра, который находился на краю финансового краха. Прошли последние генеральные репетиции; они прошли успешно, но настроение в театре нервное. Станиславский предложил Немировичу отложить премьеру или снять его фамилию с афиши. Но ни то, ни другое уже невозможно. И только один актер Вишневский, играющий в «Чайке» Дорна, вдруг сказал Немировичу-Данченко: «Завтра будет громадный успех».

И вот 17 (30) декабря 1898 г. Премьера чеховской пьесы не сделала полного сбора: театр был наполнен зрителями лишь наполовину.

По постановочному решению уже первый акт был смелым. По автору в глубь сцены должна идти аллея, пересеченная эстрадой с занавесом: это сцена, где будут играть пьесу Треплева. Когда занавес откроется, то вместо декорации будет видно озеро и луну. А действующие лица, которые будут смотреть эту пьесу, будут сидеть на скамейке, которая поставлена прямо вдоль рампы, так, что они окажутся спиной к зрителям. Такое в театре еще не бывало. Так как луна за занавесом, то на сцене темно. Всё это должно настраивать на жизненную достоверность и простоту, создавать настроение летнего вечера. Публика переставала ощущать театр, на сцене была настоящая, а не театральная жизнь в простых человеческих столкновениях, которые, однако, оставались сценичными.

Самым рискованным был монолог Нины: «Люди, львы, орлы и куропатки…» Этот монолог на первом представлении в Петербурге возбуждал смех. Как он пройдет сейчас… В зале – глубокая, напряженная тишина… Монолог Нины публика слушает в полной тишине. Потом резкая вспышка между матерью и сыном; потом, чем дальше, сцена за сценой, тем роднее становились эти люди зрителю. И когда в конце первого акта Маша говорит Дорну, сдерживая рыдания: «Да помогите же мне, а то я сделаю глупость и надсмеюсь над своей жизнью», – и валится, рыдая, на землю около скамейки, – по залу пронеслась самая настоящая, сдержанная, трепетная волна. Закрылся занавес – и полная тишина и на сцене, и за занавесом. Актеров охватила дрожь, близкая к истерике. И вдруг в зале, словно плотина прорвалась – раздался оглушительный взрыв аплодисментов. Всех – и друзей, и врагов. И хотя театр отменил выходы актеров на аплодисменты во время спектакля, здесь открывали занавес шесть раз. Потом аплодисменты разом прекратились, словно публика боялась расплескать то, что было нажито. Успех рос от акта к акту, и к концу спектакля победа определилась с такой ясной несомненностью, что, когда по окончании спектакля Немирович-Данченко вышел на сцену и предложил послать автору телеграмму, то овации длились очень долго.

На следующий день все газеты писали об успехе «Чайки», которую играли молодые, еще не опытные, никому не известные актеры. Шум по Москве огромный. В Малом театре готовы растерзать на куски этот молодой театр.

Новый театр родился. И что особенно важно, – реабилитировал «Чайку» и Чехова как драматурга. А дальше – Немирович-Данченко просит у Чехова «Дядю Ваню». И так, одна за другой, появляются на сцене МХТ все пьесы Чехова: 26 октября 1899 г. – «Дядя Ваня»; 31 января 1901 г – «Три сестры»; 17 января 1904 г. – «Вишневый сад».

Что открыл Художественный театр в драматургии Чехова?

Принято говорить о том, что у Чехова в пьесах тонкий подтекст, хорошо разработан второй план. Но эти особенности мы встречаем и у Тургенева. Чехов же развивает эту блестящую традицию. Его новаторство в другом: он дальше всех пошел в обобщении; его герои неотрывны от условий, в которых живут. Здесь материальная среда, быт – главное действующее лицо. Именно с ним борются герои. Три сестры борются не с Наташей, а с этим бытом, с этим укладом, с этой жизнью, с этой обыденщиной. Они его не побеждают, но они ему противостоят.

Материальная среда обитания потому так важна, что она создает необходимую атмосферу, настроение, рождает «подводное течение», без которых Чехова невозможно ни понять, ни поставить на сцене.

Пьесы Чехова интеллектуальны.

Эстетика интеллектуализма предполагает отсутствие значительных внешних событий на сцене; они обычно происходят за пределами пьесы. А персонажи могут их так или иначе обсуждать.

Интеллектуальная драма в ее классическом виде не предполагает психологической обоснованности поступков героев. Выбор поступков героев есть выбор мировоззренческий, интеллектуальный, а не психологический.

Чеховские герои решают вопрос о том, как жить. Их поступки носят психологический характер.

Нина Заречная, Треплев, Ольга, Маша, Ирина, дядя Ваня, Соня, Иванов – все они хотят счастья, но не того, которое измеряется материальными благами, а нечто большего. Они ищут то, что ищет сам Чехов. Что такое – счастье? В чем смысл жизни? Над этими вопросами бился и сам Чехов, искал ответа. Этими же вопросами мучаются и его герои.

Московский Художественный театр открыл в драмах Чехова одну большую тему, объединяющую все его пьесы, – это стремление его героев к счастью, к полноценной жизни, в которой будет востребовано духовное богатство человеческой личности. Трагедия этих героев, что они не находят такого счастья, но они всеми силами стремятся к нему.

Пьесы Чехова – как симфонии: четыре акта – это четыре части симфонии.

Пьесы Чехова – как романы. Например, «Три сестры». Сколько здесь отдельных глав, отдельных сюжетов!

Ирина – Тузенбах – Соленый; Маша – Вершинин – Кулыгин; Андрей – Наташа – Протопопов; Чебутыкин – мать сестер. Всё это отдельные драмы, из которых можно создать пьесы.

Чехов мечтал о нравственной высоте духа человеческого – это, по существу несбыточно. Не сбылось и то, о чем мечтали чеховские герои: человек не стал духовно богатым, нравственно чистым, утонченным в своих чувствах, а люди, обладающие этими качествами, по-прежнему мало заметны и мало востребованы обществом. Но мечты об этом все равно прекрасны.

Конфликт в пьесах Чехова очень острый. Он не означает, что кто-то с кем-то борется. Здесь конфликт проходит внутри каждого героя (герой и среда).

Чехов оптимист: он верит, что человек способен противостоять среде. Чайка – бескомпромиссная птица, она погибнет, но не изменит себе. Поэтому Нина Заречная, как чайка. Она одерживает духовную победу. Она чиста, она верит в жизнь. Именно такой ее играла В. Комиссаржевская в Александринском театре. Так она была трактована и в Художественном театре.

Однако поговорим о драматургии Чехова поподробнее, раскроем тему Чехов и театр.

Перу Чехова принадлежит более двадцати пьес, по своей форме распадающихся на две группы: драматические миниатюры и пьесы большой драматургической формы.

Цикл миниатюр связан с его деятельностью в области малых литературных форм вообще. Это шутки, пародии, жанровые сценки, сценки-монологи и т.д. Они разнообразны по своему содержанию. Чехов дает картины и бесправия крестьян, и издевательств над «маленьким человеком», и помещичьих нравов и т.п. Уже в этих одноактных пьесах проявились отличительные черты его драматургии – наличие подтекста.

Произведениями большой драматургической формы являются 7 пьес Чехова, из которых пять составили целую эпоху в русской литературе и театре. Это – «Иванов», «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры» и «Вишневый сад». (В этом ряду отсутствуют «Леший» и Пьеса без названия («Платонов»).

Основная тема этих пьес – судьбы русской интеллигенции за четверть века: с 1880-х годов до кануна революции 1905 г.

Чехов прослеживает и растерянность русской интеллигенции, и ее общественную невостребованность, и ее слабость, неспособность выразить себя в обществе как социальную силу. В этих пьесах отражена социальная ситуация целой эпохи.

Чехов выступил как драматург в тот период, когда в искусстве сформировались такие эстетические стили, как натурализм и символизм. И в «Чайке» явно проступают приметы символизма (монолог Нины Заречной, и вся эстетическая позиция Треплева; неслучайно его играл Мейерхольд). Но несмотря на эту дань эпохе пьесы Чехова глубоко реалистичны. Создавая типические образы в типических обстоятельствах, он обращает внимание на эти обстоятельства, т.е. на среду обитания героев. Поэтому в его пьесах нет центральных героев, нет фабульной остроты, сюжетной занимательности. Попробуйте пересказать содержание пьес и убедитесь, что это невозможно.

Характер конфликта в пьесах Чехова тоже особый: тут нет противоборствующих группировок. Конфликт происходит каждого персонажа и его можно сформулировать так: герой и среда.

Логика развития действия в пьесах Чехова безупречна («Если в первом акте повесили на стене пистолет, то в последнем он должен выстрелить, иначе не вешайте»).

Чехов отказывается от всех театральных шаблонов, театральных эффектов. Он выдвигает новые средства выразительности:

• Внешнюю логику сценического действия Чехов заменяет его внутренней психологической обусловленностью, внешнюю мотивировку поступков персонажа – закономерностью его душевной жизни. У каждого персонажа – свой психологический лейтмотив, которым определяется внешняя выразительность его поведения.

• Пьеса строится как ансамбль ролей, при котором каждая имеет свой смысл и значение только в сочетании с другими. Эта особенность драм Чехова и позволяет сравнивать их с симфониями.

• Наряду со сценическим действием у Чехова развивается внесценическое, значительно пополняющее биографию его героев и расширяющее масштабы его пьес далеко за рамки данного сюжета.

• Важно, к а к говорят герои Чехова. Чехов почти не использует монологи (в одной из пьес Чехов заменил большой монолог героя о горестях его семейной жизни одной фразой: «Жена есть жена»).

• В диалогах Чехов предпочитает прямому тексту второй план скрытого подтекста, рождающего какие-то недомолвки, паузы, якобы случайные реплики.

• Тем же целям служат импрессионистские приемы передачи общего настроения, общего впечатления через частности и детали, которые, на первый взгляд, казалось бы, не имеют непосредственного отношения к идее пьесы.

Бытовая деталь важна в интересах целого. Короткие замечания Чехова актерам раскрывают это. (Например, Станиславскому, игравшему Тригорина в «Чайке», Чехов подбрасывает: «Надо дырявые башмаки и брюки в клеточку». Эти детали точно определяли социальный статус персонажа и его притязания.).

Императорская сцена не сумела воспринять всей художественной системы драматургии Чехова не только в силу своей косности и рутины. Покоившаяся на принципах актерского амплуа, она даже в лучших своих реалистических достижениях могла воспроизводить только отдельные типические характеры. Понадобился театр новых художественных принципов, каким явился МХТ, основанный, по выражению К.С. Станиславского, на «заветах Щепкина и новаторстве Чехова», театр, сумевший найти идентичную драматургии сценическую форму, театр, в котором организующая воля режиссера-постановщика раскрывает на сцене те типические обстоятельства, в которых живут и действуют чеховские персонажи.