Концепции «заката культуры» (о. Шпенглер, ф. Ницше)

В 1918 году вышел первый, а в 1922 — второй том книги Освальда Шпенглера(1880—1936), известной в русском переводе как «Закат Европы». Писалась она в годы первой мировой войны и остро передает трагическое мироощущение конца целой эпохи, заката великой культуры. Нелишне будет отметить здесь, что в оригинале, на немецком языке, она называется «DerUntеrgangdesAbendlandes», то есть буквально — «закат вечерних (западных) стран» — тем самым речь идет о культуре, которая составляла основу не только западноевропейской, но и интенсивно развивавшейся американской цивилизации. Это — книга-пророчество, книга-диагноз, констатирующая смерть «души культуры», переход ее в состояние исчерпания, омертвения, «мумии», каковой является цивилизация.

Ни одна книга о культуре не вызвала столько противоречивых откликов, не взбудоражила умы в такой степени, как это удалось первому же законченному труду (до этого было лишь несколько статей) безвестного учителя истории и математики мюнхенской гимназии. В оценке его соотечественника Г. Зиммеля — это наиболее значительная книга в области философии истории со времен Гегеля. Американский историк культуры Л. Мэмфорд нашел работу Шпенглера «дерзкой, глубокой, филигранной, абсурдной, подстрекательной (provocative), великолепной». Книга Шпенглера действительно и будоражила, и пугала — глубиной мрачных пророчеств, яркой образностью, далекой от строгих канонов научной литературы. Л. Нилсон откликнулся книгой «Нечистая сила. Посвящение в тайну искусства ворожбы О. Шпенглера». Критики заметили и огромное количество фактических неточностей, искажений, исторических и теоретических натяжек. В России вышел целый сборник критических статей крупных философов Н. Бердяева, Ф. Степуна, С. Франка и др. Англичанин Ф. Теннис, немец О. Нойрат, наш соотечественник П. Сорокин утверждали, что шпенглеровская типология культур неоригинальна и заимствована у Н. Я. Данилевского (чья книга выходила во французском переводе уже в 1880 г.).

Шпенглер не отрицал знакомства с работой «Россия и Европа». Опираясь на морфологию культур Данилевского, его организмический подход к культуре, Шпенглер дал свое развитие этих идей. Наиболее значительное расхождение с Данилевским было у Шпенглера в оценке цивилизации. С мрачной живописностью Шпенглер представляет мировую историю как протяженное во времени поле, в разных местах которого разгораются и гаснут костры культурных миров, оставляя после себя пепелища с затвердевшими в цивилизации останками созданных ими ценностей.

Шпенглер отказывается и от гегелевского логицизма, подчинения культурно-исторического процесса пронизывающей его логике, направляющей его к некой высшей точке. У Шпенглера нет единой мировой культуры, воплощающей какую бы то ни было идею. Вместо этого — различные культуры с собственной душой, собственной судьбой: «У человечества нет никакой идеи, никакого плана… Вместо безрадостной картины линеарной всемирной истории… я вижу настоящий спектакль мощных культур, с первозданной силой развивающихся из лона материнского ландшафта, к которому каждая из них строго привязана всем ходом своего существования, чеканя на своем материале — человечестве — собственную форму и имея каждая собственнуюидею,собственныестрасти,собственнуюжизнь, воления, чувствования, собственную смерть» (Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. М., 1993. С. 151). Шпенглер подчеркивает, что у каждой культуры есть своя собственная «душа», реализующаяся во множестве индивидуальных жизней. Душа каждой культуры уникальна и не может быть до конца выражена рациональными средствами. Поэтому так трудно вникнуть во внутренний мир людей иной культуры, понять природу их символов, чувств, верований: «Каждой великой культуре присущ тайный язык мирочувствования, вполне понятный лишь тому, чья душа принадлежит этой культуре» (Там же. С. 342).

Чрезвычайно характерен такой образ: «Культуры живут бесцельно, подобно цветкам в поле». Каждая культура — это организм, на жизнь которого судьба отводит не более 1000 лет. На последней стадии культура становится цивилизацией, срок жизни которой — не более 200—300 лет: «Каждая культура проходит возрастные ступени отдельного человека, — пишет немецкий историк — у каждой есть свое детство, своя юность, своя возмужалость и старость» (Там же. С. 155). Рождение каждой культуры происходит «в тот миг, когда из пра-душевного состояния вечно-младенческого человечества пробуждается и отслаивается великая душа… Она умирает, когда эта душа осуществила уже полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств, наук» (Там же. С. 264). Как писал уже позже голландский культуролог Й. Хейзинга, зрелые культуры — одновременно и надламывающиеся.

Культура — «нечто, лежащее между жизнью и смертью», — пишет Шпенглер, — «противостоящее им, но и объединяющее их». Со временем «жизнь» как источник творческой энергии омертвляется, и тогда инстинктивный импульс к действию превращается в разумно рассчитанное удовлетворение потребностей, творческое горение духа застывает в законченных, неподвижных, приобретающих конкретную цену продуктах творчества. Это и есть цивилизация, окостеневшая мумия культуры, ее «самые крайние и самые искусственные состояния». Они — завершение, они «следуют за становлением как ставшее, за жизнью как смерть, за развитием как оцепенение» (Там же. С. 164). Произведения искусства, научные достижения, культурные символы, конечно, не погибают, они остаются, но жить они могут только в душах людей, наполненных смыслами и ценностями данной культуры. Закат Европы Шпенглер отсчитывает с 1800 года, предрекая конец европейской цивилизации в начале XXIвека.

Веснакультуры описывается как ландшафтно-интуитивная стихия, пробуждение окутанной снами души, с чувствами мирового страха и тоски, как формирование мистико-метафорического мировоззрения.Летокультур связано с созреванием сознательности, возникновением гражданско-городского сословия, формированием философского мировоззрения.Осенькультур связывается с кульминацией интеллектуального творчества, рассудочности. Наконец,зима— начало космополитической цивилизации, угасания душевной творческой силы, утверждения утилитаризма и прагматизма, сводящих все к практической пользе (выгоде), максимальному потреблению жизненных благ.

Указанные периоды могут приходиться у различных культур на разные века и годы, и в этом смысле одновременными оказываются «Веды» и греческая мифология, Гомер и Евангелия (весна), философия Августина и Реформация (лето), Аристотель и Гегель (осень). Шпенглер даже строит таблицы «одновременных» эпох искусства и политики.

О. Шпенглер насчитывает восемь великих культур, каждая из которых равноправна и равнозначна. Более того, он считает их непроницаемыми друг для друга, несовместимыми. Так, даже в европейской культурной истории существуют три Аристотеля — античности, арабской философии и схоластики, точно так же существуют совершенно различные христианства — арабское, готическое, русское и т. д. Каждая культура имеет не только свое искусство, но и собственное естествознание, выражающее уникальность описываемой им природы. Так, усматривается глубокая взаимосвязь между дифференциальным исчислением и династическим принципом государства ЛюдовикаXIV, пространственной перспективой западно-европейской живописи и преодолением пространства посредством железных дорог и т. д. (Позже подобные исследования были продолжены, связав, скажем, волновую теорию света с французской культурой, а корпускуларную — с английской, и т. д. см. Гачев Г. Национальные образы науки. Ростов-на-Дону. 1987). «У каждой культуры есть собственный тип истории, в… стиле которой непосредственно созерцается, чувствуется и переживается общее и личное, внутреннее и внешнее, всемирно-историческое и биографическое становление», — пишет Шпенглер (Цит. Соч. С. 289).

«Великие культуры», выделенные Шпенглером, это: 1) египетская; 2) античная; 3) индийская; 4) вавилонская; 5) китайская; 6) арабская; 7) западная; 8) мексиканская. Не выпала из поля зрения и Россия — таинственный мир, в котором, вероятно, зарождается душа еще одной великой культуры. Очень интересно проводится выделение «прасимволов» культур. У египетской — это дорога, у античной — материальное тело, у арабской — мир-пещера, у западной — бесконечное пространство (подробнее на этом мы остановимся в соответствующих главах). Каждая культура имеет свой стиль, своего рода образный язык. Египетская душа выражает себя посредством камня, фаустовская же душа, рассчитывающая на бессмертие после смерти телесной, выражает свой порыв вверх в шпилях готической архитектуры. Характерно, что саму концепцию Шпенглера часто сравнивают с романтической теорией музыки. Создание «биографии больших стилей» представляется автору «Заката Европы» одной из важнейших задач искусствоведения и культурологии.

При всей спорности многих положений «Заката Европы», эта книга дает обширнейший материал для размышлений. Прежде всего это относится к противоставлению культуры и цивилизации, что особенно актуально сейчас, почти век спустя после Шпенглера. Словно сегодня написаны строки о том, что в самой сущности цивилизации заложено стремление к экспансии на все человечество, к превращению мира в один громадный город, о том, что империализм, неизбежно порождаемый цивилизацией, насаждает гигантские машины и гигантские промышленные предприятия в гигантских, задыхающихся под собственной тяжестью городах, где умирающее искусство вырождается в массовые зрелища, арену сенсаций и скандалов. Людей привлекают насилие, власть, деньги. «Хлеба и зрелищ» — это было сказано еще Цицероном о Риме, то же происходит в Европе, закат которой Шпенглер постоянно сравнивает с крушением Римской империи. Нельзя не обратить внимание и на то, что описывая разные способы «душевного участия» культур на стадии цивилизации (римский стоицизм, ислам), Шпенглер зафиксировал «предсмертное убежище» западной души в социализме.

После шумного резонанса, вызванного «Закатом Европы», выяснилось, что подобные идеи высказывались и раньше. Во всяком случае, противопоставление культуры и цивилизации можно встретить уже у «философа неприятных истин» (в собственной оценке), Фридриха Ницше(1849—1900). Этот мрачный пророк, который оказался прав буквально во всех своих предсказаниях, писал о том, что к концуXIXвека «умер Бог» (Gottisttot), а его место занял «неуемный дух наживы». Сытый буржуа не нуждается в культуре, не уважает историю и священные ценности, ему чужды возвышенные идеи и дерзновенные порывы в неведомое. Вместо этого — карьера, деньги, легкие развлечения, потребительское отношение ко всему, включая культуру. «Вся наша европейская культура… как бы направляется к катастрофе» (Ницше Ф. Полн. собр. соч. Т. 9. М., 1910. С. 3) — это написано задолго до «Заката Европы». Настороженно и даже враждебно Ницше относится и к науке с ее трезвым расчетом. Противоядие сухому расчету, нигилизму немецкий философ видит в искусстве, лишь оно позволяет понять и развить импульсы воли. «Люди придумали искусство, чтобы не умереть от истины», — писал он, видя плоды европейского рационализма.

Ницше различает два вида искусства — аполлоническое (критическое и рациональное) и дионисийское (творчески-чувственное, иррациональное). Подчинение Диониса Аполлону — источник трагедии. Именно трагическое мировосприятие питало греческую культуру, обеспечив ее расцвет. Теоретический же разум уничтожил юношеское мироощущение. Восстановление культуры Ницше видит в восстановлении трагического мира. Особые надежды он связывал в этом плане с музыкой Р. Вагнера — до глубокого разочарования в нем как человеке и разрыва с ним.

Выражением трагической эпохи, которая характеризуется взлетом искусства, в философии Ницше выступает сверхчеловек, освободившийся от общественного влияния и стадной морали, преступающий ее во имя создания подлинно моральных принципов, лишенных фальши. «Прекрасному противостоит не ужасное, а фальшивое», — замечает «учитель недоверия к истине». Он же пишет: «враг истины — не заблуждения, а убеждения». Философия лишилась аристократизма, христианство навязало сострадание и милосердие к тем, кто ни на что не способен и ни к чему не стремится. Ницше протестует против морали нищеты, обезличивания людей, превращения их в винтики бездушной машины. Большие надежды Ницше связывает с «воспитанием гениев», которое по плечу гениям же. Упрекая гимназии в излишней специализации, узком прагматизме, Ницше видел далеко идущие последствия пренебрежения гуманитарной культурой. Оно приводит к снижению общей культуры, в плен обывательской психологии, к эгоизму и серости. Важной причиной падения нравов Ницше (сам филолог по образованию) считал недостаток изучения родного языка и литературы — ретрансляторов духовной культуры.

Многие взгляды Ницше были истолкованы односторонне и предвзято, долгое время его даже числили во вдохновителях фашизма. Между тем философия Ницше — это призыв к преодолению в человеке «твари» — его же собственными усилиями, путем приобщения к культуре и культурному творчеству.