Литература
Литература Средневековья весьма разнообразна и по жанрам, и по имеющимся в ней течениям и направлениям. Всю эту литературу можно условно поделить на литературу на национальных языках и на латыни. К литературе на национальных языках в первую очередь можно отнести большой пласт легенд и сказаний языческих времен, сохранившийся у каждого европейского народа; но к ней же относятся и многие исторические хроники, и наиболее известные из рыцарских романов и т.п. На латыни обычно писали образованные люди, а значит, в каком-то смысле «люди церкви» — ученые клирики. Здесь мы тоже встречаем исторические хроники, жития святых, проповеди, «примеры», поучения, а также сочинения богословского характера, из которых особое место занимают труды мистиков, но на латыни же создавалась и поэзия вагантов.
547
Из «О Константине Св. Григорий (вторая пол. VI в.) был прозван «Двое-парамонаре церкви слов». Происходя из знатной римской семьи, он еще в ев Стефана» молодости принял монашеские обеты, был настояте-
Григория Двоеслова лея ряда монастырей, в 590 г. был избран римским епископом (папой римским) и пробыл им 14 лет. Из
его трудов особенно известен сборник рассказов о чудесах италийских подвижников и святых. Рассказы строятся в виде диалогов между самим св. Григорием и его учеником Петром.
Григорий... Близ города Анконы находилась церковь во имя св. мученика Стефана. При ней исправлял должность парамонаря человек, достоуважаемый по жизни, Константин. Слух о его святой жизни распространился очень далеко, ибо сей человек, совершенно презрев все земное, всею душою прилепился лишь к небесному. Однажды в этой церкви недостало масла и у раба Божия Константина не было вовсе, чем бы засветить лампады; но он, не смущаясь, налил в лампады воды и опустил светильню; потом, когда, принесши огня, засветил, вода стала гореть так, как будто в лампадах было налито масло. Подумай же, возлюбленный Петр, какой великий подвижник был этот Константин, когда, в крайности, мог изменять свойство стихий...
Как скоро молва о святости Константина далеко распространилась, множество народа из разных областей начало приходить с нетерпеливым желанием видеть святого. Однажды из отдаленной страны пришел посмотреть на него какой-то поселянин. В то время св. Константин, стоя на деревянной скамье, поправлял лампады. Ростом святой был очень мал, на вид худ и лицом весьма невзрачен. Между тем, пришедший посмотреть на святого расспрашивал всех, где он, и с нетерпением просил указать на него. Знавшие святого исполнили желание поселянина. Но как люди невежественные часто судят о душевных добродетелях по внешнему виду, то и поселянин, видя пред собою этого малорослого и недоброзрачного служителя, не хотел думать, чтобы это был святой. Поселянину казалось, что слышанное им о святом противоречило тому, что он видел теперь сам. Не может быть, думал он, чтобы человек, по общей молве столь знаменитый, был так ничтожен по внешности. Когда же многие подтвердили ему, что это действительно знаменитый святой, он неуважительно и насмешливо сказал: «Я думал видеть важного человека, а этот и на человека-то не похож». Лишь только услышал эти слова св. Константин, тотчас оставил лампады, которые оправлял, быстро и с радостным видом подошел к поселянину, заключил его в свои объятия, с необыкновенною любовию начал его лобызать и от полноты сердца благодарил, что поселянин сделал о нем такой отзыв: «Один ты, — говорил святой, — сделал обо мне справедливый отзыв!» — Из этого можно заключить, как глубоко было смирение святого, когда он оказал так много любви к поселянину, несмотря
548
на невыгодный о себе отзыв. Душевные качества человека всего скорее познаются из того, как он переносит оскорбления от других. Ибо как гордые любят почет от других, так смиренные радуются своему унижению. Они остаются спокойны, когда другие презирают их, ибо видят, что мнение, составленное ими о самих себе, подтверждается и со стороны других.
Петр. Теперь я вижу, что как ни велик был этот святой по своим чудесам, но еще более велик по своему смирению.
(Григорий Двоеслов. Собеседования о жизни италийских отцов и о бессмертии души. С. 33—36)
«О мученичестве» Генрих Сузо (ок. 1295—1366 гг.) — немецкий монах-до-Генриха Сузо миниканец, мистик.
В молодости он был живым от природы. Когда же последняя начала постигать самое себя, и он осознал, что является для себя тяжким бременем, это было для него горько и мучительно. Он перепробовал множество уловок и совершал великие труды покаяния, с тем чтобы подчинить тело духу. Некоторое время он носил власяницу и железную цепь, пока кровь не стала обильно сочиться, так что пришлось ему их снять. Тайно он заказал для себя исподнее, а в этом исподнем были ремни, унизанные ста пятьюдесятью остро заточенными латунными шипами, повернутыми к телу. Эта одежда плотно облегала его и была плотно стянута спереди, для того чтобы прилегание было как можно более тесным и шипы врезались в его плоть; одежда эта доходила ему до пояса. Раб Божий ночью ложился в ней спать. Летом, когда стояла сильная жара, когда, утомленный ходьбой, он чувствовал, что силы покидают его, или после кровопускания, когда он лежал в плену своих страданий, мучимый паразитами, он порой плакал в тишине, и скрежетал зубами, и не переставая ворочался, как жалкий червяк, в которого вонзают острые иглы. Часто ему казалось, что он лежит на муравейнике — столько насекомых ползало по нему. Когда его начинал окутывать сон или когда он уже спал, они беспрепятственно кусали и сосали его кровь. С тяжким сердцем он иногда взывал к Богу. «Боже милосердный, как ужасна смерть сия! Те, кого убивают разбойники или терзают крупные звери, умирают быстро, а я лежу, усыпанный этими жуткими насекомыми, умираю и не могу умереть»...
Эти мучения длились целых шестнадцать лет, но, поскольку жилы и тело его были ослаблены и измождены, на Пятидесятницу явился ему Ангел небесный и объявил, что Господь не желает, чтобы он продолжал свои мучения. Тогда он прекратил и бросил все орудия в реку.
(Генрих Сузо. Проповеди. С. 310—311)
549
Из «Диалога о Я расскажу вам довольно необычную историю, про-чудесах» Цезария изошедшую в действительности в бытность мою в Гейстербахского Толедо. Множество школяров из разных стран сходились туда изучать искусство магии и заклинания духов. Несколько молодых баварцев и швабов, услышав от своего учителя вещи удивительные и невероятные и желая воочию в них удостовериться, сказали ему: «Учитель, мы хотим, чтобы ты показал нам то, чему ты нас учишь...» В подходящую пору он привел их в поле. Очертив вокруг них своим мечом круг, он приказал им не выходить из него под страхом смерти. Он наказал им также ничего не давать из того, что у них попросят, и ничего не брать из того, что им будут предлагать. Затем, отойдя немного в сторону, он с помощью заклинаний вызвал демонов.
Они тут же явились, приняв вид прекрасно вооруженных рыцарей, и устроили вокруг стоящих юношей рыцарские игры и состязания. То они притворно падали на землю, то тянулись к ним копьем или мечом, тысячью способов стараясь выманить их из круга. Видя, что это им не удается, они превратились в прекрасных девушек и принялись водить вокруг них хоровод, стремясь увлечь их с помощью всяческих уловок. Самая соблазнительная из девушек выбрала одного из школяров, и всякий раз, когда, танцуя, она приближалась к нему, она протягивала ему золотое кольцо, приводя его душу в трепет и воспламеняя в нем движениями своего тела любовь к себе. Не раз возобновляла она эту игру. Наконец, побежденный, юноша потянулся к кольцу, и его рука вышла из круга. Призрак тотчас увлек его. Он исчез. Унося свою жертву, сонм злых духов закружился вихрем и рассеялся.
Школяры подняли крик и шум. Прибежал учитель. Ученики пожаловались на то, что их товарища похитили. «В этом нет моей вины, — ответил учитель, — вы заставили меня [вызвать духов]. А его вы больше никогда не увидите».
(Цезарий Гейстербахский. Диалог о чудесах. С. 72—73)
Из «Чина «Чин голиардский» можно считать программным сти-
голиардского» хотворением вагантов, «уставом» голиардского братства. Ваганты — бродячее племя школяров (средневековых студентов). Поэзия вагантов — это латинские стихи ученых клириков, в основном воспевающие радости жизни и бичующие церковные нравы.
Бог сказал апостолам: «По миру идите!» И по слову этому, где ни поглядите, Мнихи и священники, проще и маститей, Мчатся — присоседиться к нашей славной свите...
Саксы, франки, мейсенцы, свевы и батавы, В орден наш собравшие все концы державы,
550
Молвите, прослушавши ордена уставы: «Сгиньте, скряги алчные! Сгибните без славы!»
Образ милосердия мы одни являем: Бедного, богатого — всех мы принимаем: Знатных с низкородными, дельного с лентяем, Кто из монастырских врат в шею был толкаем.
Рады и монаху мы с выбритой макушкой, Рады и пресвитеру с доброю подружкой; Школьника с учителем, клирика со служкой И студента праздного — всех встречаем кружкой.
Принимает орден наш правых и неправых, Старых и измученных, молодых и бравых, Сильных и расслабленных, видных и плюгавых, И Венерой раненных, и всецело здравых...
Ордена бродячего праведна основа: Наша жизнь завидна есть, доля — несурова; Нам милей говядины жирный кус здоровый, Чем болтушка постная из крупы перловой...
Возбраняет орден наш раннее служенье — Встав, мы ищем отдыха, ищем угощенья, Пьем вино и кур едим, судьбам в посрамленье: Это нам угоднее времяпровожденье.
Возбраняет орден наш быть в двойной одеже — Сверху свитки плащ носить можно лишь вельможе; Мы же в кости спустим плащ, да и свитку тоже, А потом расстанемся с поясом из кожи.
Твердо это правило помнит мир дрсужный: Кто в рубахе чванится, тем штанов не нужно. Коль наденешь лишнее — если не недужный, — Будь под отлучением: мы с таким не дружны.
Сан не дозволяет нам уходить голодным: Выклянчив, дарением поживись угодным! Будет нам и медный грош нужным и доходным, Коли с ним ты сядешь в зернь игроком свободным...
(Поэзия ваттное. С. 2—4)
551 '
Из «Прения «Прение священников о безбрачии» — это язвительный
священников отклик вагантов на введение целибата (обета безбрачия)
о безбрачии» для духовенства.
Слух прошел по Англии, ведомый и гласный, Всполошив пресвитеров области прекрасной: Всех, кто благоденствовал в жизни сладострастной, Призывал к смирению папы голос властный.
Слух прошел по городам, слух прошел по селам, Папские веления разгласил по школам; Клирики готовятся к судьбам невеселым — Всяк разлуку с милою мнит крестом тяжелым.
Тягостно предчувствуя оную утрату,
Зыблются в доверии к римскому легату
И решают клирики, рвением объяты,
Всем собором рассудить, можно ль быть женату.
Первый воздвигается иерей из круга, Движимый тревогою общего испуга: «Не желаю, — он гласит, — отпускать подругу — С ней в законе мы живем, словно два супруга.
Был вторым во прении глас, звучавший тихо, Мужа молчаливого и с повадкой мниха: «Будет мне, о братие, тягостно и лихо, Коль со мной не станет спать наша повариха»...
Встал девятый, говорит: «Тщетно, судьи, ждете: Кровь мою кипучую хладом не скуете! Оттого я и стремлюсь в жизненной заботе Не к спасению души, а к спасенью плоти!»...
Говорит пятнадцатый: «Винные.кувшины Осушив, я чувствую сон благопричинный, И хочу его делить с девкой вполовину, — Нет мужскому здравию лучше медицины!»
И повел шестнадцатый счет причин и следствий: «Все в природе связано вязью соответствий: Коль откажут мне в одной, как в домашнем средстве, — Целых трех сожительниц заведу в соседстве!»...
552
И гласит последнего слово иерея:
«Грех — запреты класть на брак, блуд без брака сея!
Коль исполнят сей указ, власти не жалея, —
Не найдешь ни алтаря без прелюбодея!»
И раздался общий хор, завершая пренье: «Дева богородица, наше вспоможенье! Отврати от грешников папское решенье, Если наших ты подруг жалуешь моленье!»
А засим восстал монах с речью проповедной: «Неужели хочет бог, мощный и всеведный, Тот, чей сын за смертный род смерть попрал победно, — Чтоб без женственной любви сох священник бедный?
(Поэзия вагантов. С. 163—167)
Из «Приключений Легенды о короле Артуре и его рыцарях возникли в Анг-короля Артура лии в V в., они послужили основой как для образа иде-И рыцарей Круг- ального рыцаря, так и для многочисленной «рыцарской лого Стола» литературы». Ниже приводятся отрывки из первой ле-
генды артуровского цикла. Артур — сын короля Утера и его жены, но сразу после его рождения ребенка забрал волшебник Мерлин, спрятавший его. После смерти короля Утера началась смута и борьба за власть, так как не осталось законного наследника престола.
Мерлин прибыл в Лондон и говорил с архиепископом; и на рождество созвано было большое собрание рыцарей — такое большое, что всем не хватило места в церкви аббатства, и некоторым пришлось остаться во дворе.
В середине службы ропот удивления внезапно поднялся во дворе: там увидели (хотя никто и не понял, как она появилась) большую мраморную плиту, на ней железную наковальню и обращенный острием вниз, глубоко уходящий под наковальню стальной меч.
— Не касайтесь ничего, пока не закончится служба, — повелел архиепископ, узнав об этом чуде. — И еще больше молю господа бога, чтоб найти нам лекарство, которое исцелит раны нашей земли.
Когда окончилась служба, архиепископ, и лорды, и рыцари, бывшие в аббатстве, вышли посмотреть на чудо-меч. Вокруг наковальни увидели они золотые письмена, выбитые в большом камне, и письмена эти гласили: «Кто вытащит сей меч из-под наковальни, тот и есть по рождению истинный король всей Британии».
Увидев это, многие и многие пытались вытащить меч, но никто не смог сдвинуть его ни на волос.
— Его нет среди нас, — сказал архиепископ. — Но отриньте сомнения: бог пошлет нам нашего короля. Пусть во все края направят гонцов
553
рассказать, что написано на камне. И в день Нового года устроим большой турнир и посмотрим, не явится ли наш король среди тех, кто прибудет сразиться. А до тех пор вот мой совет: назначим десять рыцарей охранять камень и возведем над ним богатый шатер.
Все это было исполнено, и в день Нового года съехалось множество рыцарей. Но никто из них не мог вытащить чудо-меч...
Случилось, что среди прибывших оказались добрый рыцарь сэр Эк-тор и сын его сэр Кей, посвященный в рыцари незадолго до этого; и с ними прибыл Артур, младший брат сэра Кея, юноша едва ли шестнадцати лет. В дороге сэр Кей вдруг обнаружил, что оставил дома свой меч, и попросил Артура вернуться и привезти его... [Когда Артур приехал домой, обнаружилось, что дом заперт. Тогда он вспомнил:] Я видел какой-то меч под наковальней в церковном дворе. Возьму его! Там от него никакой пользы!»
И Артур пришпорил своего коня и прискакал во двор церкви. Привязав коня у ограды, он подбежал к шатру, воздвигнутому над камнем, и увидел, что все десять рыцарей, назначенных стражами, тоже ушли на турнир. Не задерживаясь, чтобы прочитать надпись на камне, Артур легко, вытащил меч из каменной плиты, вернулся к своему коню и скоро догнал сэра Кея и передал ему меч.
Артур ничего не слыхал об этом мече, но сэр Кей уже пытался вытащить его из-под наковальни и с первого взгляда узнал его. Тотчас поскакал он к отцу, сэру Эктору, и сказал:
— Сэр! Смотрите, вот чудо-меч! Так что, видите, я и есть истинный король всей Британии!
Но сэр Эктор был не настолько глуп, чтобы сразу поверить сэру Кею. Он поскакал с ним обратно к церкви и там заставил его, поклявшись на Библии, рассказать честно, как у него оказался меч.
— Мой брат Артур принес его мне, — сказал сэр Кей со вздохом.
— А вы откуда взяли его? — спросил сэр Эктор Артура.
— Сэр, я расскажу вам, — сказал Артур, опасаясь, что он сделал, что-то не так. — Кей послал меня за своим мечом, но я не смог добраться до него. Тогда я вспомнил, что видел этот меч торчащим понапрасну из-под наковальни в церковном дворе. Я подумал, что в руке моего брата он мог бы принести больше пользы, и взял его.
— И вы не обнаружили рыцарей, охранявших его? — спросил сэр Эктор.
— Ни единого, — ответил Артур.
— Что ж, положите меч обратно под наковальню и посмотрим, как вы вытащите его, — распорядился сэр Эктор.
— О, это нетрудно, — сказал Артур, озадаченный всем этим, и легко воткнул меч под наковальню.
И сэр Кей схватил его за рукоятку и что есть силы потянул, но, как ни старался, не смог даже сдвинуть меча. Сэр Эктор тоже попытался, но тщетно.
554
— Ваша очередь, — сказал он Артуру.
И Артур, которого происходящее удивляло все больше и больше, положил руку на рукоять и вытащил меч, словно из хорошо смазанных ножен.
— А теперь, — сказал сэр Эктор, становясь на колени перед Артуром и почтительно склоняя голову, — я понимаю, что вы, и никто иной, являетесь истинным королем этой страны.
— Я? Но отчего я? И почему вы стали на колени передо мной, отец мой? — вскричал Артур.
— Такова воля бога: тот, кто может вытащить этот меч из-под наковальни на камне, есть законный король Англии, — сказал сэр Эктор. — Более того, хотя я вас глубоко люблю, я не отец вам. Ибо Мерлин принес вас ко мне, когда вы были маленьким ребенком, и повелел мне воспитать вас как собственного сына.
— Если так, если я действительно король, — сказал Артур, склоняя голову над мечом, который он держал как крест, — я сим обязуюсь служить богу и моему народу для искоренения несправедливости, для изгнания зла, для того, чтобы принести мир и изобилие моей стране... Добрый сэр, вы были мне как отец с тех пор, как я помню себя, будьте же подле меня с отцовской любовью и отцовским советом... Кей, мой молочный брат, будьте сенешалем над всеми моими землями и верным рыцарем моего двора.
(Грин Р.Л. Приключения короля Артура и рыцарей Круглого Стола. С. 12—15)
Из рыцарского В XII—XIV вв. важное место в европейской культуре устава занимает рыцарство. Рыцари — это по сути дела воины,
но в различных районах мира сложились свои представления об идеале воина. Христианский рыцарь — это прежде всего боец за веру Христову, но рыцарь также — это верный вассал своего сюзерена (верность — одна из наиболее ценимых добродетелей эпохи), он же — защитник слабых и обиженных, он же — верный слуга своей Прекрасной Дамы. Культ Прекрасной Дамы, сложившийся в Европе под явным влиянием культа Девы Марии, не имеет аналогов в других районах мира — это чисто европейское явление.
«Рыцарям вменяется в обязанность иметь страх Божий, чтить Его, служить Ему и любить Его всеми силами своими, всей крепостью своей сражаться за веру и в защиту религии; умирать, но не отрекаться от христианства».
«Рыцари обязаны служить своему законному государю и защищать свое отечество, не жалея для него и самой жизни».
«Щит рыцарей должен быть прибежищем слабого и угнетенного; мужество рыцарей должно поддерживать всегда и во всем правое дело того, кто к ним обратится».
555
«Да не обидят рыцари никогда и никого и да убоятся более всего злословием оскорблять дружбу, непорочносгь отсутствующих, скорбящих и бедных».
«Жажда прибыли или благодарности, любовь к почестям, гордость и мщение да не руководят их поступками, но да будут они везде и во всем вдохновляемы честью и правдою».
«Да повинуются они начальникам и полководцам, над ними поставленным; да живут они братски с себе равными, и гордость и сила их да не возобладают над ними в ущерб правам ближнего».
«Они не должны вступать в неравный бой, следовательно, не должны идти несколько против одного, и должны избегать всякого обмана
и лжи».
«Да не употребят они никогда в дело острия меча в турнирах и других увеселительных боях».
«Честные блюстители данного слова, да не посрамят они никогда своего чистого доверия малейшею ложью; да сохранят они непоколебимо это доверие ко всем, и особенно к своим сотоварищам, оберегая их честь и имущество в их отсутствие».
«Да не положат они оружия, пока не окончат предпринятого по обету дела, каково бы оно ни было; да преследуют они его денно и нощно в течение года и одного дня»...
«Да не принимают они титулов и наград от чужеземных государей, ибо это оскорбление отечеству».
«Да сохраняют они под своим знаменем порядок и дисциплину между войсками, вверенными их начальству; да не допускают они разорения жатр и виноградников; да наказуется ими строго воин, который убьет курицу вдовы или собаку пастуха или нанесет малейший вред на земле союзника».
«Да блюдут они честно свое слово и обещание данное победителю; взятые в плен в честном бою, да выплачивают они верно условленный выкуп или да возвращаются они по обещанию в означенный день и час в тюрьму; в противном случае они будут объявлены бесчестными и вероломными».
(Руа ЖЖ. История рыцарства. С. 52—55)
О рыцарских Подвиги рыцарей прославлялись в песнях трубадуров
романах и миннезингеров, им посвящаются целые поэмы. Самы-
ми значительными из них являются «Песнь о Нибелун-гах» и «Парсифаль» Вольфрама, «Тристан и Изольда» Готфрида Страссбург-ского, «Роман о Розе».
Авторы эпосов конца XII века были людьми не совсем обычного склада; они выделялись тем, что владели секретами искусства и горели желанием показать нам большой диапазон интересов и идей в живой и легко воспринимаемой форме, которая делает их — если их свидетель-
556
ства использовать с долей воображения и осмотрительности — значительно более верными проводниками на пути к пониманию умонастроений их эпохи, чем официальная теология.
«Парцифаль» был создан необразованным рыцарем, гордившимся этим своим статусом; в поэме нет никаких теологических изысков, и похоже, что Грааль здесь уже не чаша, а камень, и сделано это для того, чтобы невозможно было спутать его с потиром. И все же Вольфрам был глубоко религиозным человеком; Христианская критика мира «рыцарства», «рыцарственности», «куртуазности» близка его сердцу и вполне отвечает его устремлениям, и в «Парцифале», а еще больше — в «Вил-лехальме», другом его великом произведении эпического размаха, обнаруживается много такого, что отражает теологические течения XII века. Близка его сердцу и вполне отвечает его устремлениям — все это так, но еще ближе ему исследование сомнений и отчаяния, причем настолько проникновенное, что становится ясным, что эти настроения были прекрасно известны в мире Вольфрама и что «простая вера» не имела такого уж универсального распространения. «Тристан» Готф-рида несет явный отпечаток учености XII века; это произведение наиболее утонченное из всех трех эпических поэм. У читателя, пускающегося в странствие по этой поэме, складывается впечатление, что по мере того, как она разворачивается, представление о куртуазной любви преподносится намеренно ироничным и несколько шокирующим образом, как пародия на религиозную веру... Пещера Любви, в которой Тристан и Изольда верно соблюдают все заветы любви, описана так, словно то была богато украшенная церковь, а ложе кристально чистой Любви в центре, размеры и внутреннее убранство пещеры описываются через символику, распространенную в Готическом мире тех времен. Читателю постоянно напоминают о противоречиях между Христианской доктриной, Христианским долгом, Христианской практикой, с одной стороны, и идеями и событиями, описанными в поэме, с другой. Но тот, кто посчитал бы возможным на основе поэмы оценивать мнение самого Готфрида, поступил бы весьма опрометчиво.
(Брук К. Возрождение XII века. С. 128-130)
Из «Истории Пьер Абеляр (1079— 1142 гг.) — крупнейший представи-
моих бедствий» тель европейской философии периода ранней схолас-Абеляра тики, автор многих философско-богословских трудов.
Но его перу принадлежит еще и известнейшее литературное произведение — его автобиография. Пьер Абеляр был родом из небогатой дворянской семьи, еще в молодости увлекся учебой и пришел в Париж, где стал учеником знаменитого Гийома. Но вскоре он превзошел своего учителя и сам стал знаменитым педагогом, слава которого приводила к нему учеников со всей Европы. За свою жизнь он не раз подвергался преследованиям, вынужден был много скитаться. Но самый драматичный эпизод в его жизни
557
был связан с любовью к Элоизе — молодой девушке, домашним учителем которой он был.
Итак, под предлогом учения мы всецело предавались любви, и усердие в занятиях доставляло нам тайное уединение. И над раскрытыми книгами больше звучали слова о любви, чем об учении; больше было поцелуев, чем мудрых изречений; руки чаще тянулись к груди, чем к книгам, а глаза чаще отражали любовь, чем следили за написанным. Чтобы возбуждать меньше подозрений, я наносил Элоизе удары, но не в гневе, а с любовью, не в раздражении, а с нежностью, и эти удары были приятней любого бальзама. Что дальше. Охваченные страстью, мы не упустили ни одной из любовных ласк с добавлением и всего того необычного, что могла придумать любовь. И чем меньше этих наслаждений мы испытали в прошлом, тем пламенней предавались им и тем менее пресыщения они у нас вызывали. Но чем больше овладевало мною это сладострастие, тем меньше я был в состоянии заниматься философией и уделять внимание школе. Ходить в нее и оставаться там мне было в высшей степени скучно и даже утомительно, так как ночью я бодрствовал из-за любви, а дни посвящал научным занятиям.
Поскольку я начал тогда небрежно и равнодушно относиться к чтению лекций, то я стал излагать все уже не по вдохновению, а по привычке и превратился в простого пересказчика мыслей, высказанных прежде. И если мне случалось еще придумывать новое, то это были любовные стихи, а не тайны философии. Многие из этих стихов, как ты и сам знаешь, нередко разучивались и распевались во многих областях, главным образом теми, которых жизнь обольщала подобно мне. Но трудно и представить себе, как опечалились по этому поводу мои ученики, как они вздыхали и жаловались, догадавшись о моем состоянии или, вернее сказать, о помрачении моей души...
Немного позже девушка почувствовала, что она ожидает ребенка, и с великой радостью написала мне об этом, прося меня подать совет, как ей в этом случае поступить. И вот однажды ночью в отсутствие дяди, как между нами было условлено, я тайно увез ее из его дома и немедленно перевез к себе на родину, где она и проживала у моей сестры до тех пор, пока не родила сына, которого она назвала Астроляби-ем. Ее дядя после ее бегства чуть не сошел с ума; никто, кроме испытавших то же горе, не мог бы понять силу его отчаяния и стыда; но что ему сделать со мной и какие козни против меня устроить, этого он не знал. Он больше всего опасался, что если бы он убил или как-нибудь изувечил меня, то возлюбленнейшая его племянница поплатилась бы за это у меня на родине. Он не мог ни захватить, ни куда-нибудь силою заточить меня, так как я принял против этого все меры предосторожности, не сомневаясь, что он нападет на меня, как только сможет или посмеет это сделать.
558
Наконец, почувствовав сострадание к его безмерному горю и обвиняя себя самого в коварстве (и как бы в величайшем предательстве), вызванном моей любовью, я сам пришел к этому человеку, прося у него прощения и обещая дать какое ему угодно удовлетворение. Я убеждал его, что мое поведение не покажется удивительным никому, кто хоть когда-нибудь испытал власть любви и помнит, какие глубокие падения претерпевали из-за женщин даже величайшие люди с самого начала существования человеческого рода. А чтобы еще больше его успокоить, я сам предложил ему удовлетворение сверх всяких его ожиданий: а именно сказал, что я готов жениться на соблазненной, лишь бы это совершилось втайне и я не потерпел бы ущерба от молвы. Он на это согласился, скрепив соглашение поцелуем и честным словом, данным как им самими так и его близкими, однако лишь для того, чтобы тем легче предать меня.
(Абеляр П. История моих бедствий. С. 267—272)
Братья Элоизы и ее дядя (каноник Фульбер) наняли бандитов, которые ворвались в дом Абеляра, схватили его и изувечили (оскопили). И Абеляр, и Элоиза после этого приняли монашеские обеты, в дальнейшем практически не встречались, а только переписывались. Соединились они лишь в могиле, так как завещали похоронить себя вместе. Абеляр умер раньше, чем Элоиза, и согласно легенде, когда открыли его могилу, чтобы положить туда тело Элоизы, то скелет Абеляра распахнул объятья, принимая в них подругу.
Переписка Элоизы и Абеляра сохранилась, эти письма оказали большое влияние на Петрарку, а позднее (в XIX в.) — на романтиков.
Из -«Божествен- Данте Алигьери (1265—1321 гг.) — величайший поэт ной комедии» Средневековья и предшественник Возрождения. Уроже-
Данте нец Флоренции, он принимал участие в кипевшей тог-
да борьбе между «белыми» и «черными» гвельфами (гвельфы — политическая партия в Италии, поддерживавшая римских пап в борьбе с германским императором, в XIV в. гвельфы разделились на партию «белых» — партию богатых горожан и «черных» — партию «нобилей», старинной аристократии. — Сост.) на стороне «белых», был обвинен «черными» в различных политических и уголовных преступлениях и в 1308 г. изгнан из Флоренции, куда больше так никогда и не вернулся. Жизнь в скитаниях привела его от симпатий к «белым» гвельфам в лагерь гиббелинов (гиббелины — политическая партия в Италии, поддерживавшая германского императора в борьбе с римскими папами, гвельфы и гиббелины были двумя основными противоборствующими политическими партиями. — Сост.), что еще больше настроило флорентийцев против него. Умер в Равенне, где и находится до сих пор его могила.
В молодости Данте примыкал к поэтическому кружку Гвидо Кавальканти и был (наряду с последним) крупнейшим представителем так называемого «сладкого стиля» в литературе. Согласно требованиям «сладкого стиля» центральной темой литературы является облагороженная, духовная любовь.
559
Основной произведение Данте этого периода — книга «Новая жизнь», представляющая собой написанный прозой на итальянском языке рассказ о любви Данте к Беатриче, но при этом в прозу вставляются стихи (25 сонетов и 5 канцон), так что проза служит как бы обрамлением и комментарием к стихам. Заканчивается «Новая жизнь» пророческими словами о том, что после своей смерти его возлюбленная Беатриче становится путеводной звездой его
жизни.
После изгнания из Флоренции Данте пишет еще три крупных прозаических произведения: «Пир», представляющий из себя схоластически-богословский трактат о душе, затем политический трактат «О монархии» и лингвистически-философский трактат «О народной речи».
Главное произведение его жизни — это грандиозная «Комедия» (Божественной ее прозвали современники Данте), построенная как рассказ о странствиях Данте в ином мире, где он попадает в Ад, Чистилище и Рай, проводником Данте по Аду и Чистилищу становится душа Вергилия — любимого поэта Данте, но Вергилию как язычнику нет дороги в Рай, в Раю Данте встречает Беатриче. Ниже приводится отрывок, представляющий собой описание цент-
ра Ада.
Мы были там, — мне страшно этих строк, — Где тени в недрах ледяного слоя Сквозят глубоко, как в стекле сучок.
Одни лежат; другие вмерзли стоя, Кто вверх, кто книзу головой застыв; А кто — дугой, лицо ступнями кроя.
В безмолвии дальнейший путь свершив И пожелав, чтобы мой взгляд окинул Того, кто был когда-то так красив,
Учитель мой вперед меня подвинул, Сказав: «Вот Дит, вот мы пришли туда, Где надлежит, чтоб ты боязнь отринул».
Как холоден и слаб я стал тогда,
Не спрашивай, читатель; речь — убоже;
Писать о том не стоит и труда.
Я не был мертв, и жив я не был тоже;
А рассудить ты можешь и один:
Ни тем, ни этим быть — с чем это схоже.
Мучительной державы властелин Грудь изо льда вздымал наполовину; И мне по росту ближе исполин,
560
Чем руки Люцифера исполину;
По этой части ты бы сам расчел,
Каков он весь, ушедший телом в льдину.
О, если вежды он к Творцу возвел
И был так дивен, как теперь ужасен,
Он, истинно, первопричина зол!
И я от изумленья стал безгласен,
Когда увидел три лица на нем;
Одно — над грудью; цвет его был красен;
А над одним и над другим плечом Два смежных с этим в стороны грозило, Смыкаясь на затылке под хохлом.
Лицо направо — бело-желтым было;
Окраска же у левого была,
Как у пришедших с водопадов Нила.
Росло под каждым два больших крыла, Как должно птице, столь великой в мире; Таких ветрил и мачта не несла.
Без перьев, вид у них был нетопырий;
Он ими веял, движа рамена,
И гнал три ветра вдоль по темной шири,
Струи Коцита леденя до дна. Шесть глаз точило слезы, и стекала Из трех пастей кровавая слюна.
Они все три терзали, как трепала, По грешнику; так с каждой стороны По одному, в них трое изнывало.
(Данте Алшъери. Божественная комедия. С. 151—152)
Из «Жизни Был наш поэт роста ниже среднего, а когда достиг
Данте» Боккаччо зрелых лет, начал к тому же сутулиться, ходил всегда неспешно и плавно, одежду носил самую скромную, как подобало его годам. Лицо у него было продолговатое и смуглое, нос орлиный, глаза довольно большие, челюсти крупные, нижняя губа выдавалась вперед, густые черные волосы курчавились, равно как и борода, вид был неизменно задумчивый и печальный. Это, надо по-
561
лагать, и послужило причиной следующего случая. Когда творения Данте уже повсюду славились, особенно та часть его «Комедии», которую он озаглавил «Ад», и поэта знали по облику многие мужчины и женщины, он шел однажды по улице Вероны мимо дверей, перед которыми сидело несколько женщин, и одна из них, завидя его, сказала, понизив голос, но не настолько, чтобы слова ее не достигли слуха Данте и его спутников: «Посмотрите, вон идет человек, который спускается в ад и возвращается оттуда, когда ему вздумается, и приносит вести о тех, кто там томится», — на что другая бесхитростно ответила: «Ты говоришь истинную правду — взгляни, как у него курчавится борода и потемнело лицо от адского пламени и дыма». Услышав эти речи, произнесенные за его спиной, и понимая, что подсказаны они простосердечной верой, Данте улыбнулся, довольный таким мнением о себе, и прошел дальше.
И дома, и на людях он всегда был на удивление спокоен и сдержан, и повадки его отличались замечательной благопристойностью и учтивостью.
В пище и питье он был очень воздержан, трапезовал всегда в одни и те же часы, никаким яствам не отдавал предпочтения: изысканные хвалил, но обходился самыми незатейливыми, сурово порицая тех, что отвлекаются от ученых занятий и расточают время на приобретение редкостных припасов, а потом на тщательное приготовление утонченных кушаний, и говорил про них, что эти люди не затем едят, чтобы жить, а живут, чтобы есть. Был неслыханно ревностен в ученых своих трудах, да и во всем, за что брался, так что его родители и жена горько сетовали, пока не привыкли и не перестали обращать внимание на это. Редко вступал в разговор первый, а если вступал, то речь его была медлительна, а голос всегда звучал в лад тому, о чем шел разговор; но когда требовалось, умел говорить гладко и красноречиво, отчеканивая каждое слово. В юности своей был страстно привержен к музыке и пению, дружески встречался со всеми лучшими певцами и музыкантами, и они, по его просьбе, слагали приятную и величавую музыку на многие стихи, которые он ради этого писал... По общему убеждению, любовь к Беатриче и побудила его обратиться к сочинению стихов на народном итальянском языке; сперва он просто подражал разным поэтам, а потом, неустанно упражняясь, стремясь как можно лучше выразить свои чувства и стяжать славу достиг величайшего искусства в складывании стихов на народном языке и не только превзошел всех своих современников, но, сверх того, так очистил и украсил этот язык, что с тех пор многие стремятся — да и будут стремиться — досконально его изучить...
Он страстно жаждал восхвалений и пышных почестей — более страстно, быть может, чем подобает человеку столь исключительных добродетелей. Но что из того? Покажите мне такого смиренника, которого не прельщала бы сладость славы. Думаю, как раз из-за славолюбия и
562
предпочитал Данте занятие поэзией всем другим занятиям, ибо понимал, что хотя нет науки благороднее философии, ее превосходные истины доступны лишь немногим, к тому же на свете немало знаменитых философов, тогда как поэзию понимают и ценят все, а хорошие поэты — наперечет. И потому в надежде заслужить лавровый венок — почесть редчайшую и пышно обставленную — он безраздельно отдался изучению поэзии и творчеству. И нет сомнений, его желание исполнилось бы, когда бы судьба благосклонно позволила ему возвратиться во Флоренцию, ибо только в этом городе, только под сводами крещальни Сан Джованни хотел он увенчаться лаврами: там, при крещении, получил поэт свое первое имя, там мечтал при увенчании получить и второе. Но обстоятельства обернулись против него, и, хотя слава Данте была такова, что, стоило ему сказать слово, и его где угодно увенчали бы лаврами (а они, если и не прибавляют учености, то, во всяком случае, свидетельствуют об уже приобретенной и служат высшей наградой за нее), он хотел принять их лишь во Флоренции, все ждал, когда же ему можно будет вернуться на родину, и умер, не дождавшись ни возвращения, ни столь желанных ему почестей.
(БоккаччоДж. Жизнь Данте. С. 525—528)
Из «О подража- «О подражании Христу» — одна из самых известных и НИИ Христу» распространенных книг позднего Средневековья (она
Фомы стала известна .около 1418 г.). Автором книги по тради-
Кемпийского ции считается Фома Кемпийский — Томас Хемеркен,
или Хамеркен (около 1380—1471 гг.), живший в Германии. Фома Кемпийский большую часть жизни провел в монастыре, где занимался перепиской книг и писанием собственных трудов — не указывая при этом своего авторства; анонимность творчества — одна из характерных черт средневековой культуры в целом. «О подражании Христу» — это мистический трактат, главное здесь не рассуждения, а переживания, в нем ярко выражено стремление к экстазу, вызываемому ощущением присутствия Бога.
О Наисладчайший и Наивозлюбленнейший Господи! Благоговейно желаю без промедления принять Тебя! Ведомы Тебе немощь и нужда, в которых пребываю. Известны Тебе нечестие мое и пороки мои, в которых погряз я. Знаешь ты, как часто бываю я подвержен напастям, скорбям, искушениям, смятению и осквернению. К Тебе обращаюсь я за исцелением, Тебя прошу дать мне утешение и облегчение. К Тебе, Всеведущему, взываю! Тебе открыто все, что сокрыто в душе моей! Ты Один можешь дать мне истинное утешение и спасительную помощь. Ты ведаешь, как беден я добродетелями, и знаешь, чего мне больше всего недостает.
Вот, предстою пред Тобою, нищ и наг, прошу о благодати Твоей и умоляю о милосердии Твоем. Напитай нищего раба Твоего, алчущего духовной пищи, растопи лед души моей пламенем любви Твоей, устра-
563
ни слепоту мою светом Твоего присутствия! Сделай все земное для меня горьким, дай силы с терпением переносить все напасти и преодолевать все препятствия, позволь мне презреть и забыть все дольнее и все сотворенное. Вознеси сердце мое к небесам и не оставь блуждать по земле. Да буду устремлен я к Тебе Единому отныне и до скончания века, ибо только Ты Один для меня пища и питие. Ты Один любовь моя и радость моя, услада моя и благо мое!
О, как бы хотел я, чтобы охватило меня пламя Твоего присутствия, чтобы испепелило меня это пламя и чтобы преобразил Ты меня в Себя, дабы в благодати внутреннего единения с Тобой и всепоглощающей любви стать мне духом с Тобою единым. Не дай голоду моему духовному и жажде остаться после посещения Твоего неутоленными, прояви милосердие ко мне, как проявил Ты его столь благостно к святым Твоим. Ты — Огнь, вечно пылающий и никогда не угасающий, Ты — Любовь, очищающая сердца и просветляющая всякое понимание, как могу остаться незатронутым пламенем Твоим всепоглощающим?
(Фома Кемпийский. О подражании Христу. С. 380—381)
- Гриненко г.В.
- Культура первобытного общества
- Первобытная культура
- Традиционная культура
- Литература
- Религия и мифология
- Государство и право
- Письменность и книги
- Литература
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Научные знания
- Литература
- Религия и мифология
- Философия
- Государство и право
- Письменность и книги
- Школа и обучение
- Литература
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Научные знания
- Быт и нравы
- Религия и мифология
- Философия
- Государство и право
- Письменность и книги
- Школа и обучение
- Литература
- Юмористические рассказы
- Архитектура и строительство
- Ради Торы
- Литература
- Религия и мифология
- Творение и три эры
- О судьбе души после смерти I
- О вознесении Мани
- Из Дабистан-иМазахиб
- Государство и право
- Письменность
- Архитектура и строительство. Изобразительное искусство
- Литература
- Религия и философия
- Гимн о сотворении мира
- Буддизм
- Жизнь Будды
- Буддийское учение
- Государство и право
- Испытание честности и нечестности министров посредством хитростей
- Об идеале государя
- Письменность и книги
- Школа и обучение
- Литература
- Из «Брахман» Миф о потопе
- Из поэмы Ашвагхоши «Жизнь Будды»
- Театр и драматургия
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Научные знания
- Быт и нравы
- Религия и философия
- Из «лГг/нъюм*-
- Государство и право
- Государство и право
- Школа и обучение
- Литература
- Поучение царю I
- Песня о воине, изнемогшем в походе
- Скромный пир
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- I тыс. До н.Э. Значения появилось и множество других изыскан-
- Научные знания
- Быт и нравы
- Литература
- Религия и мифология
- Философия
- Элейская школа Из «Насмешливой поэмы» Ксенофана
- Государство и право
- Письменность и книги
- Школа и обучение
- Эпоха эллинизма
- Театр и драматургия
- Из «Ореста» Еврипида
- Архитектура и строительство
- (История искусства зарубежных стран. С. 107)
- Изобразительное искусство
- Полиглот
- Научные знания
- Быт и нравы
- Воспитание жены Исхомахом
- Литература
- Религия и мифология
- Философия
- О сущности Бога-Слова
- Государство и право
- Литература
- Театр и драматургия
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Научные знания
- Быт и нравы
- III январских календ и накануне наш гай обедает вне дома.
- Религия и мифология
- Философия
- Государство и право
- Письменность и книги
- Школа и обучение
- Литература
- Театр и драматургия
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Научные знания
- Быт и нравы
- Литература
- Религия и церковь
- Книги и библиотеки
- Школа и обучение
- Литература
- Изобразительное искусство
- Религия и церковь
- Литература
- Изобразительное искусство
- Религия и церковь
- Философия
- Государство и право
- Книги и библиотеки
- Литература
- Театр и драматургия
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Быт и нравы
- Литература
- Религия и церковь
- Философия
- Ибн Араби
- Суфийская притча
- Государство и право
- Книги и библиотеки
- Школа и обучение
- Литература
- Открывающая книгу (фатиха)
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Научные знания
- Быт и нравы
- Литература
- Религия и церковь
- Философия
- Государство и право
- Книги и библиотеки
- Школа и обучение
- Литература
- Спевсипп Панарете
- Гликера Филиппе
- О друге, чтобы ему не останавливаться в твоем доме
- О чтении
- Театр и драматургия
- Воскресение
- Церемониал при царской помолвке
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Научные знания
- Быт и нравы
- Литература
- Религия и церковь
- Стурлусона
- Как поступили с еретиками в Кастре в сентябре 1209 года
- Философия
- 0 Ничтожестве выи поход против альбигойцев и захват Константинопо-
- Государство и право
- Книги и библиотеки
- Школа и обучение
- Организация университетской корпорации
- Организация учебы
- Литература
- Театр и драматургия
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Научные знания
- Быт и нравы
- Кулинарные Рагу из зайца
- Религия и церковь
- Булла Иннокентия VIII
- Из главы «Могут ли быть порождены люди инкубами и суккубами?»
- Философия
- О простом огне
- Множественность огня, от коей появляются различные металлы
- Государство и право
- Книги и библиотеки
- Школа и обучение
- Сильвий. Иоганн
- Корнелий. Андрей
- Литература
- О некромантии
- О танцах
- Об астрологах
- Архитектура и строительство
- Сан Марко (Собор св. Марка)
- Научные знания
- Быт и нравы
- Ш Литература
- Философия
- Религия и церковь
- Государство и право
- Газеты и журналы
- Литература
- Театр и драматургия
- Изобразительное искусство
- Быт и нравы
- Литература
- Наука и техника
- Философия
- Периодическая печать
- Школа и обучение
- Литература
- Театр и драматургия
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- (Кибалова л., Гербенова о., Ламарова м. Иллюстрированная энциклопедия моды. С. 293—300)
- Наука и техника
- История сети Интернет
- Мультимедиа
- Философия
- На пути к социологии расстановки?
- Человек расстановки
- Лучшее из домашних животных
- Религия и церковь
- Массовое общество и массовая культура
- Введение в анатомию массового человека
- Почему массы вторгаются всюду, везде и всегда не иначе как насилием
- Варварство «специализма»
- Средства массовой информации
- Школа и обучение
- Литература
- '«Восток»- Борхеса
- Из романа Амаду -«Лавка чудес»-
- Из рассказа Кортасара -«Лукас и его больницы*
- Из статьи Барта -«Смерть автора»
- О романах Павича
- Из романа Павича •«Ящик для письменных принадлежностей*
- 10. Отделение, обитое сукном
- Из вестерна Ламура -вГанфайтер»
- Театр и драматургия
- Кинематограф
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Быт и нравы
- Гомосексуальные браки?
- Гомосексуальный брак — это противоречие
- Религия и церковь
- Философия
- Государство и право
- Книги и библиотеки
- Школа и обучение
- Литература
- Театр и драматургия
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Научные знания
- Быт и нравы
- Литература
- Государство и право
- Религия и церковь
- Философия
- Наука и техника
- Книги и периодическая печать
- Школа и обучение
- Литература
- Театр и драматургия
- Архитектура и строительство
- Изобразительное искусство
- Литература
- Литература
- 940 История отечественной культуры
- 140004, Московская область, г. Люберцы, 1-й Панковский проезд, дом 1 Тел. (095) 744-00-12. E-mail: publish@urait.Ru, www.Urait.Ru