Архитектура и строительство

О языческих Наиболее развернутое описание святилища (это

святилищах святилище прибалтийских славян на о. Рюген) было

дано Саксоном Грамматиком, автором конца XII в.

Сопоставление текста с материалом раскопок позволяет предпо­ложить, что это было деревянное сооружение на каменном фундамен­те, имевшее сложный объем и силуэт. Наружные стены из вертикаль­но поставленных бревен покрывала ярко раскрашенная резьба (Сак-сон Грамматик назвал стены изгородью). Внутри их квадрата со стороной около 20 м поднималась на четырех мощных столбах баш-неподобная сень над огромным столпообразным кумиром Святовита высотой в 9—10 м, лица которого были обращены на все четыре сто­роны. Кровля над сенью, возможно, имела очертания высокого шатра (автор описания выделяет «багряную кровлю» как особенно порази­вшую его часть постройки). Пространство под сенью отделялось от кругового обхода лишь ниспадающими пурпурными завесами. Храм возвышался над морем на оконечности высокого крутого мыса, обра­щенного к востоку...

Следы языческих святилищ восточных славян в недавние годы най­дены и исследованы в Поднестровье Б.А. Тимощуком и И.П. Русано­вой. Располагались они на холмах среди гнезд славянских поселений. Святилище у села Ржавинцы, отнесенное к IX—X вв., опоясано кон­центрическими кольцами двух валов. По всей окружности внутренне­го шла каменная вымостка для «крады», ритуального костра, который огненным кругом охватывал площадку диаметром 24 м с каменным столбом — идолом в центре. К внешнему валу изнутри примыкают сле­ды круговой постройки — «хором», по Б.А. Рыбакову, где совершались некие обряды, возможно ритуальные пиры.

До XI в. существовало большое святилище на горе Богит у реки Збруч, занявшее древнее скифское городище с валами, сложенны­ми из камня. Внутренний вал отделял верхнюю его часть. Там было капище с кольцом из восьми круглых ям-жертвенников. Внутри крльца, как установили Тимощук и Русанова, стоял знаменитый Збручский идол, четырехгранный столб, завершенный круглой шап­кой, под которой — четыре обращенных в разные стороны челове­ческих лица...

(Иконников А.В1 Тысяча лет русской архитектуры. С. 25—26)

876

Русский средне- Для своеобразия структуры и облика средневеко-вековый город вого русского города особенно важны отношения его главных частей — детинца и посада — в их от­личии от тех, что складывались между замком и городом западноевро- пейского средневековья...

Коллектив горожан в борьбе за самоуправление и ограничение по­винностей противостоял феодальному сеньору. Это противостояние выражалось материально — поясу городских стен противостоял замок. Его высокий грузный массив часто занимал вершину холма или скалы, у подножия которой располагался город (как, например, в Таллинне, Альтенбурге, Вюрцбурге, Эйзенахе, Кведлинбурге). Если замок и го­род стояли на равнине или вместе занимали вершину холма, укрепле­ния замка вклинивались в непрерывность городских стен, угрожая в равной мере как внешнему врагу, так и городу (Милан, Феррара, Пар­ма, Кремона, Каркассон, Нанси, Антверпен, Вена, Дрезден, Лейпциг, Веймар, Баутцен, Сити оф Лондон и др.)... Замок мог быть обитали­щем феодала и его дружины, оставаясь относительно компактным, но мог разрастись в обширный укрепленный комплекс, если служил оп­лотом этнически чуждых завоевателей, создававших свой замкнутый мир... В том и другом случае замок оставался недоступен для горожан, не был для них убежищем или местом общественной жизни... - На Руси, напротив, детинец (кремль) не противостоял городу, не выделялся из его общей оборонительной системы. Он был ее внутрен­ним ядром, которое защищали после падения внешних линий оборо­ны. В кремле и посадах социальный состав постоянного населения был различен, но при осаде внешним врагом посадские жители, сжигая свои дома, уходили под защиту стен детинца. Даже и главный въезд в него всегда был обращен к посадам и через них сообщался с внешним ми­ром (что невозможно для замка)... Кремль русского города представ­лял собой укрепленный комплекс учреждений, осуществлявших выс­шую политическую,,административную и церковную власть; он за­ключал в себе главнейшие святыни, места для хранения богатств населения и всяческих запасов... И кремль был, соответственно, изна­чальным ядром и центром тяготения всего городского организма, за­нимавшим главное место в его композиции и силуэте. Такую роль его обеспечивало уже само положение в ландшафте, обычно — на возвы­шенности, выделенной слиянием рек или речной излучиной. Направ­ления дальнейшего роста городского организма подчинялись притя­жению этого центрального ядра; его господство в системе целого под­держивалось и развивалось. Пояс укреплений и ритм башен, выделяя j кремлевский комплекс, подчеркивали его целостность и значение для города и всей волости.

В детинце сосредоточивались крупные монументальные сооружения. Главным среди них, подчинявшим себе пространственную систему, был

877

собор, поднимавшийся посреди площади. Для Древней Руси это не толь­ко культовое сооружение: здесь «сажали на стол» князя, принимали по­слов; здесь хранилась городская казна; здесь создавалась библиотека и работали расширявшие ее переписчики. Был храм и последним прибе­жищем обороны в борьбе за город. Словом, это — главное общественное здание, служившее многим функциям и мыслившееся принадлежащим всему городу. Почитавшийся городом храм был символом суверенности местной общины. Где святыня — там и город, сердце городовой волости. Разорение в междоусобных войнах храмов и монастырей противника — дело обычное для Древней Руси — с точки зрения христианства безмер­но греховно. Но разрушить храм врага — значило лишить его высшего покровительства, нанести ему удар, который, как казалось, будет иметь особенно долговременные последствия.

Общегородской символ («где Святая София — там и Новгород») получал отклик в объемах приходских церквей, вокруг которых скла­дывались социальные и пространственные членения городского орга­низма. Система иерархически связанных ориентиров, подчиненных собору и кремлю, определяла ориентацию в пространстве города и рас­крывала его внутреннее устройство в силуэте и внешних панорамах. Целостность города, подчиненная кремлю, благодаря этому станови­лась всепроникающей...

(Иконников А.В. Тысяча лет руеской архитектуры. С, 36—37)

Киев Расцвет Киева приходится на княжение Ярослава

Владимировича (1016—1054). В это время — с 1017 или 1037 г. (летописи указывают разные даты) — южнее города Вла­димира начат постройкой невиданный по тем временам комплекс укреплений: Его валы высотой в 14—16 м, завершенные деревянными рублеными клетями-городнями с заборолами поверху, охватили тер­риторию более 70 га. Тысяча человек, работавших одновременно, дол­жны были потратить на такую работу не меньше четырех лет. Если принять предположение..., что Михайловская гора, примыкающая с востока, имела особую линию валов, город Ярослава имел общее очер­тание в виде почти симметричного ромба с округленными углами. По­ложение четырех ворот, открывавших доступ в город, совпадало с вер­шинами этой фигуры. Оно свидетельствует о былых главных улицах, которые их соединяли, пересекаясь почти точно под прямым углом. Крест этих улиц отклонялся от строгой ориентации по странам света на 20, так что его восточная ветвь была обращена к восходу солнца в летнее время. У пересечения главных осей, на одной из самых высоких точек плато, вместе с началом строительства укреплений заложен со­бор св. Софии — главная доминанта панорамы Киева, его символ.

Схема плана с крестообразным пересечением главных улиц лежит вне традиций средневекового русского градостроительства. Исключе-

878

ние в данном случае можно объяснить византийским влиянием. Пла­ны, подчиненные перекрестью главных улиц, но при этом свободно вписанные в живописный ландшафт, обычны для городов Византий­ской империи, унаследовавших античные градостроительные тради­ции... В Киеве могли работать мастера «от грек», приглашенные еще Владимиром, могли быть и специально привлеченные к такой беспре­цедентной работе, как создание новой столицы самого обширного в то время государства Европы.

Очевидна закономерность, подчиненность единому замыслу и в раз­мещении остальных крупных построек города Ярослава. Каменные церкви княжеских монастырей св. Ирины и св. Георгия, церковь неиз­вестного святого, руины которой открыты в 1911 г., расположились южнее длинной оси в параллельный ей ряд. Главным въездом, торже­ственным порталом стали южные Золотые ворота. Только их упоми­нают летописи, только над ними сооружен надвратный храм. Попереч­ную главную улицу, направленную к ним, симметрично обрамляли объемы Ирининского и Георгиевского монастырей. Все престижное строительство, начатое Ярославом, обращено на южную сторону ново­го детинца, между Софией и Золотыми воротами (здесь, у монастыря св. Ирины, был поставлен и каменный дворец).

В сторону сухопутных дорог, подводящих к городу, развернулись величественные панорамы. К западным подходам город обращен поясом валов и стек, над которыми поднимались только сложные завершения храмов. Восточнее же Золотых ворот линия укреплений, опускаясь по рельефу к Лядинским воротам и вновь поднимаясь по Михайловской горе, приоткрывала вид на жилые кварталы, лежащие на склоне, завер­шенном монументальными зданиями. Панорамы со стороны Днепра дер­жал ансамбль города Владимира, продолженный в середине XI в. горо­дом князя Изяслава Ярославича, занявшим вершину Михайловской горы. Здесь был основан Дмитриевский монастырь, создана церковь ев, Петра (70-е гг. XI в.) и Михайловский Златоверхий собор (1108).

При всей сложности системы очевиден ее главный замысел — нара­стание к центру, к объединяющему и венчающему целое огромному храму Софии, близ которого располагались митрополичий двор и мес­то вечевых собраний. Этому служат и рельеф, и расположение мень­ших церквей. Идея целого основана на сознании единства города и окружения, в данном случае — не просто города и волости, но столицы и государства, Киева и Русской земли. Отсюда — особое внимание к восприятию извне, к внешним визуальным связям, построению пано­рам. Утверждению «столичности» служит древний символ центра мира — «рукотворная гора». Он воплощен в храме Софии через такие свойства формы, как центричность и нарастание массы к центру, пира­мидальный силуэт, в котором получает кульминацию динамика город­ского ландшафта...

879

Притязая на создание нового центра мира, Ярослав открыто и вы­зывающе соперничал с византийской столицей — Константинополем. Названия храмов и воротных башен его города нарочито повторяют имена прославленных цареградских построек — София, Золотые во­рота, церковь св. Ирины.

(Иконников А.В. Тысяча лет русской архитектуры. С. 41—46)

Москва Вместе с ростом городов усложнялась их структу-

ра. Более определенно и развернуто выступали принципы русского средневекового градостроительства.

Самым совершенным их воплощением стала планировка Москвы, сформировавшаяся к началу XVII в. В это время первый город Рос­сии имел население около 100 тыс. жителей (Новгород, второй по на­селенности, — 27 тыс., Псков и Казань — по 15 тыс.). Составитель так называемого Сигизмундова плана Москвы (1610) назвал ее четвер­тым по величине городом Европы после Константинополя, Парижа и Лиссабона.

Городок «Москов», превратившийся в русскую столицу, возник на Боровицком холме у слияния рек Москвы и Неглинной. Население здесь концентрировалось с VII—IX вв. н.э., и уже с VIII в. по реке Мос­кве проходил Волжский торговый путь, связывавший Восток и Запад. Частью этого пути была сухопутная Волоцкая дорога к Новгороду, у брода под Боровицким холмом пересекавшаяся с дорогой из Киева и Смоленска на северо-восток Руси. В XI—XII вв. на холме выросли два укрепленных поселка вятичей: один, больший, на месте современной Соборной площади и второй — на оконечности мыса. В устье Неглин­ной сложился первоначальный торг, переходивший с подола холма в Занеглименье. Двухчастность поселка постепенно стиралась и во вре­мя княжения Юрия Долгорукого (1162) была окончательно уничто­жена возведением общей линии городских стен. Посад начал развивать­ся на узком подоле холма по берегу Москвы-реки в сторону Яузы. Скла­дывалась линейная система планировки, подчиненная реке. Полоса земли, заливаемая в высокие половодья, была, однако, неудобна, и по­сад повернул в гору, занимая междуречье Москвы и Неглинной.

По мере роста значения города Москвы увеличивалось и его укреп­ленное ядро. В 1339 г. Калита построил новый «град дубов», расширив к северу и востоку территорию крепости, которую с начала 1330-х гг. стали называть Кремлем. При Дмитрии Донском в 1367 г. необычайно быстро, всего за один сезон, были возведены новые мощные укрепле­ния из белого мячковского камня. После этого Москва получила по­стоянный эпитет «белокаменной» (основная застройка ее оставалась деревянной, да и каменной была, возможно, лишь приступная стена, но именно этот элемент был особенно существен для образа города). Линия стен, протяженность которой достигла двух километров, про-

880

двинулась при этом еще дальше на восток, охватив почти всю террито­рию современного Кремля.

Посад, распространившийся до Неглинной, прорезали три улицы, веером расходящиеся от проездных башен Кремля. Первоначальная линейная структура посада перерастала в веерную. В то же время по­сад стал складываться и за Неглинной. Его полосу прорезали улицы, связывающие торг, переместившийся под приступную стену Кремля, с Новгородской дорогой (перемещение торговища к востоку по мере расширения крепости стало причиной появления трех таких улиц). Радиальная организация стала, таким образом, распространяться на Занеглименье.

Грозные укрепления, надежность и величие которых отвечали зна­чению Москвы как столицы единого Русского государства, построены из кирпича в 1485-1495 гг. Кремль стал монументальным ансамблем, центр которого определял мощный объем Успенского собора, главно­го храма Руси. После опустошительного пожара 1493 г. полоса в 110 сажен перед восточной стеной Кремля освобождена от посадских стро­ений, чтобы обезопасить крепость от пожаров и внезапных нападений. Здесь развернулось главное торговище, самое оживленное место горо­да, средоточие не только его экономической, но и общественной жиз­ни. Подобные «полые места», или «застенья», были расчищены вдоль Неглинной и в Замоскворечье против Кремля.

Главный торг разрастался и занимал все большее место в городской жизни. Его дополняли торги в Замоскворечье и Занеглименье, а зи­мой — и торговля на льду рек; тогда все торговища сливались в огром­ное целое. Торговля образовала как бы сердцевину городского плана, притягивающую к себе дороги; застроенные, они превращались в ули­цы. Двухчастная структура города преобразовалась в трехчастную — торг стал ее третьим основным элементом, наиболее активно влия­ющим на формирование уличной сети. Веер улиц между Москвой-ре­кой и Неглинной дополнили радиальные улицы Занеглименья и За­москворечья...

Установление в начале XVI. в. юридической власти московских кня­зей над всей территорией Москвы позволило в 1520-е гг. провести «раз-мерение» (регулирование) улиц. Ширина их была установлена в 12, переулков — 6 сажен. Однако если во внутренних частях города они были непрерывными, то во внешних зонах долго еще сохранялась раз­дробленность — обособленные «кусты» застройки соединялись неза­строенными дорогами.

После завершения кирпичного Кремля началось строительство ка­менных стен, защищающих Великий посад между Москвой-рекой и Неглинной (дерево-земляные укрепления он имел, как и посад за Не­глинной, уже в конце XIV в.). К1538 г. выросли невысокие, но мощные стены, приспособленные для «огненного боя» — Китай-город. Назва-

881

ние это перешло на территорию охваченного ими посада, который ста­новился аристократической частью города. Ремесленники вытеснялись в местность восточнее Китайгородских стен и в Занеглименье, которое росло особенно быстро.

(Иконников А.В. Тысяча лет русской архитектуры. С. 113— 114)

О куполах рус- Византийский купол над храмом изображает собою ских церквей свод небесный, покрывший землю. Напротив, готи­ческий шпиц выражает собою неудержимое стрем­ление ввысь, подъемлющее от земли к небу каменные громады. И, на­конец, наша отечественная «луковица» воплощает в себе идею глубо­кого молитвенного горения к небесам, через которое наш земной мир становится причастным потустороннему богатству. Это завершение русского храма — как бы огненный язык, увенчанный крестом и к кре­сту заостряющийся. При взгляде на наш московский Иван-Великий кажется, что мы имеем перед собой как бы гигантскую свечу, горящую к небу над Москвою; а многоглавые кремлевские соборы и многогла­вые церкви суть как бы огромные многосвещники. И не одни только золотые главы выражают собою эту идею молитвенного подъема. Ког­да смотришь издали при ярком солнечном освещении на старинный русский монастырь или город, со множеством возвышающихся над ним храмов, кажется, что он весь горит многоцветными огнями. А когда эти огни мерцают издали среди необозримых снежных полей, они манят к себе, как дальнее потустороннее видение града Божьего.

(Трубецкой Е. Умозрение в красках. С. 198—199)