Воспитание жены Исхомахом

А что она могла знать, Сократ, когда я ее взял? Когда она пришла ко мне, ей не было еще и пятнадцати лет, а до этого она жила под строгим присмотром, чтобы возможно меньше видеть, меньше слышать, мень­ше говорить. Как, по-твоему, разве я мог удовольствоваться только тем, что она умела сделать плащ из шерсти, которую ей дадут, и видела, как раздают пряжу служанкам? Что же касается еды, Сократ, она была уже превосходно приучена к умеренности, когда пришла ко мне: а это, мне кажется, самая важная наука как для мужчины, так и для женщины...

Конечно, я счел нужным прежде всего показать ей принцип устрой­ства дома. В нем нет лепных украшений, Сократ, но комнаты выстро­ены как раз с таким расчетом, чтобы служить возможно более удобны­ми вместилищами для предметов, которые в них будут, так что каждая комната сама звала к себе то, что к ней подходит. Спальня, располо­женная в безопасном месте, приглашала самые дорогие покрывала и домашние вещи, сухие части здания — хлеб, прохладные — вино, свет­лые — работы и вещи, требующие света. Убранство жилых комнат, ука­зывал я ей, состоит в том, чтобы они летом были прохладны, а зимой теплы. Да и весь дом в целом, указывал я ей, фасадом открыт на юг, так что совершенно ясно, что зимой он хорошо освещен солнцем, а летом — в тени. Затем я указал ей, что женская половина отделена от мужской дверью с засовом, чтобы нельзя было выносить из дома, чего не следу­ет, и чтобы слуги без нашего ведома не производили детей: хорошие слуги после рождения детей по большей части становятся преданнее, а дурные, вступив в брачные отношения, получают больше удобства плу­товать. После этого осмотра, говорил он, мы стали уже разбирать до­машние вещи по группам. Прежде всего мы начали собирать предме­ты, нужные для жертвоприношений. После этого стали отделять жен­ские праздничные наряды, мужскую одежду для праздников и для войны, покрывала в женской половине, покрывала в мужской половине, обувь женскую, обувь мужскую. Отдельную группу вещей составило оружие, отдельную — инструменты для пряжи шерсти, отдельную — принадлеж­ности для печения хлеба, отдельную — посуда для приготовления куша­нья, отдельную — принадлежности для мытья, отдельную — вещи для замешивания теста, отдельную — столовая посуда. Мы положили в раз­ные места также вещи для повседневного употребления и вещи, нужные только в праздники... В экономки мы выбрали после тщательного об­суждения женщину, самую воздержанную, на наш взгляд, по части еды, вина, сна и общения с мужчинами, которая кроме того, обладала очень хорошей памятью, боялась наказания от нас в случае небрежности и старалась угодить нам и за то получить от нас награду. Мы приучили ее даже относиться к нам с участием: делились с нею радостями, когда радовались, а в печальные минуты приглашали делить горе. Мы стара­лись также заинтересовать ее в увеличении нашего богатства: посвяща-

290

ли ее во все дела и делали участницей нашего благосостояния. Мы ста­рались привить ей также любовь к честности: честные пользовались у нас большим уважением, чем бесчестные, и мы указывали, что честные живут богаче бесчестных, что жизнь их более похожа на жизнь свобод­ных людей, и ее самое относили к числу таких людей. После всего этого, Сократ, я сказал жене, что от всего этого не будет никакого толку, если она сама не будет заботиться, чтобы каждая вещь всегда сохраняла свое место.

...Я как-то увидал, что она сильно набелена... и сильно нарумянена... и что на ней башмаки на высокой подошве... Скажи мне, жена, спросил я: когда ты считала бы меня, как владельца общего с тобою состояния, более заслуживающим любви, — если бы я показал тебе, что есть в дей­ствительности: не хвастался бы, что у меня больше, чем есть, и не скры­вал бы ничего, что есть, или же если бы вздумал обмануть тебя; расска­зывал бы, что у меня больше, чем есть, показывал бы серебро поддель­ное, цепочки с деревом внутри, пурпурные одежды линючие и выдавал бы их за настоящие? Она сейчас же сказала в ответ: «Что ты, что ты! Я не хочу, чтоб ты был таким...» Так, когда, по-твоему, я заслуживал бы больше любви, находясь в телесном общении с тобою, — если бы, отда­вая тебе свое тело, я заботился, чтоб оно было здорово и сильно и что­бы благодаря этому у меня был действительно хороший цвет лица, или же если бы я показывался тебе, намазавшись суриком и наложивши краску под глазами, и жил бы с тобою, обманывая тебя и заставляя смот­реть на сурик и касаться его вместо моей собственной кожи? Мне мень­ше удовольствия было бы, — отвечала она, — касаться сурика, чем те-бя...Так, и я, сказал Исхомах, уверяю тебя, жена, меньше люблю цвет белил и румян, чем твой собственный...

(Ксенофонт. Домострой. С. 218—232)

...Целомудренная супруга... должна показываться на людях не иначе как с мужем, а когда он в отъезде, оставаться невидимой, сидя дома.

...И жена невыносима такая, что хмурится, когда муж не прочь с ней поиграть и полюбезничать, а когда он занят серьезным делом, резвится и хохочет: первое означает, что муж ей противен, второе — что она к нему равнодушна.... жене следует своих чувств не иметь, но вместе с мужем и печалиться, и веселиться, и тревожиться, и сме­яться.

...Заводить собственных друзей жена не должна; хватит с нее и дру­зей мужа. Но самые главные и могущественные из них — это боги, а потому только тех богов супруге подобает чтить и признавать, коим поклоняется муж...

(Плутарх. Наставление супругам. С. 348—351)

291

Семья и брак Девушки должны были для укрепления тела бегать, в Спарте бороться, бросать диск, кидать копья, чтобы их бу-

дущие дети были бы крепки телом в самом чреве их здоровой матери, чтобы их развитие было правильно и чтобы сами мате­ри могли разрешаться от бремени удачно и легко благодаря крепости своего тела. Он запретил им баловать себя, сидеть дома и вести изнежен­ный образ жизни. Они, как и мальчики, должны были являться во время торжественных процессий без платья и плясать и петь на некоторых праз­дниках в присутствии и на виду у молодых людей. Они имели право сме­яться над кем угодно, ловко пользуясь его ошибкой, с другой стороны, прославлять в песнях тех, кто того заслуживал, и возбуждать в молоде­жи горячее соревнование и честолюбие... В наготе девушек не было ни­чего неприличного. Они были по-прежнему стыдливы и далеки от со­блазна, напротив, этим они приучались к простоте, заботам о своем теле. Кроме того, женщине внушался благородный образ мыслей, сознание, что и она может приобщиться к доблести и почету.

Уже все то, о чем мы говорили до сих пор, служило побудительною причиною к браку, — я имею в виду торжественные шествия девушек, их наготу, их упражнения в борьбе перед глазами молодых людей... но холостяки подвергались, кроме того, некоторого рода позору...

Невест похищали, но не таких, которые были еще малы или слиш­ком молоды для брачной жизни, а вполне зрелых и развившихся. По­хищенная отдавалась на руки подруги невесты.

Внесши в отношения супругов скромность и порядок, Ликург из­гнал такими же решительными мерами и глупую женскую ревность...

(Плутарх. Ликург. С. 106—107)