Из «Брахман» Миф о потопе

Однажды утром принесли Ману воды для омо­вения, как и теперь ее приносят, чтобы омыть руки. А когда он омывал­ся, в руки его попала рыба.

186

Рыба сказала: «Вырасти меня, и я спасу тебя». — «От чего же ты спа­сешь меня?» — «Будет потоп, который унесет с собой все живое. От него я тебя спасу». — «Как же тебя вырастить?»

Она ответила: «Пока мы малы, нам отовсюду грозит гибель: рыба пожирает рыбу. Помести меня сначала в кувшин с водою, а когда он станет мне тесен, выкопай яму и содержи меня в ней. Когда же и она станет тесной, пусти меня в море. Тогда не страшна мне будет никакая

опасность».

Вскоре она выросла и стала громадной рыбой, потому что росла очень быстро. Она сказала: «В такой-то и такой-то год будет потоп. Потому снаряди корабль и жди меня. А когда потоп начнется, взойди на корабль, и я тебя спасу».

Вырастив рыбу, как она его о том просила, Ману отпустил ее в море. И в тот самый год, какой она назвала, он снарядил корабль и стал ее поджидать. Лишь только потоп начался, взошел Ману на корабль, и тогда приплыла к нему рыба. К рогу ее он привязал веревку от своего корабля, и так привела его рыба к Северной горе.

Рыба сказала: «Я спасла тебя. Теперь привяжи корабль к дереву; а когда будешь на горе, смотри, чтобы тебя не смыло водою. Лишь толь­ко вода начнет спадать, и ты сходи вслед за нею». И вот шаг за шагом Ману сошел вниз... Тем временем потоп унес с собой все живое, и Ману остался на земле один.

Желая иметь потомство, он жил, восхваляя богов и предаваясь по­каянию. Однажды он замешал на воде топленое масло, кислое молоко, сметану и творог и принес жертву. Спустя год из этой жертвы восстала

девушка-Потом эта девушка стала его женой и от них пошел весь род челове­ческий.

(Потоп. С. 399-400)

Из «Махабхараты» «Махабхарата» — это грандиозная эпическая поэма, посвященная борьбе за власть двоюродных братьев.

Эпос складывался постепенно на протяжении всего I тыс. до н.э., записана же поэма была, по-видимому, только в первые века н.э. Она содержит множество вставных историй, ведийских мифов и философских размышлений. Махаб-харату часто называют пятой ведой. Ее наиболее знаменитой частью является «Бхагаватгита», отрывок из которой приводится ниже.

Арджуна сказал:

При виде моих родных, пришедших для битвы, Кришна, Подкашиваются мои ноги, во рту пересохло. Дрожит мое тело, волосы дыбом встали, Выпал из рук Гандива, вся кожа пылает; Стоять я не в силах, мутится мой разум. Зловещие знаменья вижу, не нахожу я блага

187

В убийстве моих родных, в сраженье, Кешава.

Не желаю победы, Кришна, ни счастья, ни царства;

Что нам до царства, Говинда, что в наслажденьях, в жизни?

Те, кого ради желанны царство, услады, счастье,

В эту битву вмешались, жизнь покидая, богатства:

Наставники, деды, отцы, сыны, внуки,

Шурины, тести, дяди — все наши родные.

Их убивать не желаю, Мадхусудана, хоть и грозящих смертью,

Даже за власть над тремя мирами, не то, что за блага земные.

О Джанардана, после убийства сынов Дхритараштры,

Что за радость нам будет? Мы согрешим, убивая грозящих оружьем.

Не надлежит убивать нам кровных сынов Дхритараштры,

Ведь погубив свой род, как можем счастливыми быть, Мадхава?

Хоть и не видит греха их ум, пораженный корыстью,

В уничтожении рода, вероломстве преступном,

Как не понять постигающим зло поражения рода,

Что нам, Джанардана, от такого греха отрешиться надо?

С гибелью рода погибнут непреложные рода законы;

Если же законы погибли, весь род предается нечестью,

А утвердится нечестье, Кришна, — развращаются женщины рода.

Женщин разврат приводит к смешению каст, Варшнея!

Если смешение будет, в ад попадут и весь род, и убийцы рода;

Ниспадают их предки, лишаясь возлияний и жертвенных клецек.

Преступленье губителей рода, смешавших касты,

Упраздняют законы народа, семьи вековые устои.

Люди, поправшие родовые законы, о Джанардана,

Должны обитать в аду, так указует Писанье!

Горе, увы, тяжкий грех мы совершить замышляем:

Ради желания царских услад погубить своих кровных.

Если меня, безоружного, без противленья, сыны Дхритараштры

С оружьем в руках убьют в сраженье, мне будет отрадней...

Шри-Бхагаван сказал:

Ты мудрую речь говоришь, а сожалеешь о тех, кому сожаленья не надо: Познавшие не скорбят ни о живых, ни об ушедших, Ибо Я был всегда, также и ты, и эти владыки народов, И впредь все мы пребудем вовеки.

Как в'этом теле сменяется детство на юность, зрелость и старость, Так воплощенный сменяет тела; мудрец не смущается этим. Касания плоти, Каунтея, приносят страдание, радость, жар, холод, Непостоянны они: приходят — уходят; противостань им, Бхарата! Лишь человек, не колеблемый ими, тур Бхарата, В страдании, радости равный, стойкий, готов для бессмертья. Небытие не причастно бытию, бытие небытию не причастно;

188

Граница того и другого ясна для постигших Правду. Неуничтожимо То, чем этот мир распростерт; постигни; Непреходящее уничтожимым сделать никто не может. Эти тела преходящи; именуется вечным носитель тела, Непреходящим, неисследимым; итак, сражайся, Бхарата!

(Бхагаватгита. С. 81—85)

Буддийская Священной книгой буддизма является «Трипитаки» (на

литература палийском языке — Типитаки) — в буквальном переводе

«Три корзины (учения)». Согласно легенде, после смер­ти Будды его ученики собрались вместе, и трое из них изложили три части учения Будды, позднее записав их на пальмовых листьях, которые и сложили соответственно в три корзины. Отсюда и названия этих трех частей: Виная-питака, Абхидхамма-питака и Сутта-питака (питака — это корзина), каждая из этих книг в свою очередь подразделяется еще на ряд разделов. К наиболее интересным текстам относятся Джатаки и Дхаммапада, входящие в состав Сутта-питаки (а точнее — в состав Кхуддака-никаи — последней из пяти книг, составляющих Сутта-питаку). Джатаки — это сборник рассказов о предше­ствующих рождениях Будды (их в сборнике около 550). Дхаммапада (Стезя учения) — это сборник изречений, приписываемых Будде и охватывающих широкий круг вопросов буддийского учения.

Из «Дхаммапа- У него уничтожены желания, и он не привязан к пище; его удел — освобождение, лишенное желаний и условий. Его стезя, как у птиц в небе, трудна для понимания.

Чувства у него спокойны, как кони, обузданные возницей. Он отка­зался от гордости и лишен желаний. Такому даже боги завидуют.

Пусть он сначала себя приведет в надлежащее состояние. Потом можно поучать и другого. Мудрый не собьется с пути.

Лучший из путей — восьмеричный; лучшая из истин — четыре сло­ва; лучшая из дхамм — уничтожение страстей; лучший из двуногих — тот, кто прозорлив.

Кто говорит ложь, а также тот, кто сделав, говорит: «Я не делал», — попадают в преисподнюю. Ведь и тот и другой после смерти равны; люди низких деяний равны в том мире.

Желание беспечно живущего человека растет, как малува. Он ме­чется из существования в существование, как обезьяна в лесу, ищущая плод.

Пересекая поток существования, откажись от прошлого, откажись от будущего, откажись от того, что между ними. Если ум освобож­ден, то, что бы ни случилось, ты не придешь снова к рождению и старости.

(Дхаммапада. С. 18,28,45,50,54,55)

189

Джатака о тигри- Джатака рассказывает о том, как однажды Будда при­нял рождение в брахманском роде, и, хотя достиг порази­тельной славы, богатства и почета, он удалился в лес и стал отшельником. Однажды он гулял в сопровождении своего ученика.

И увидел он в пещере горной тигрицу молодую, которая пришла в изнеможенье полное от мук родильных и двигаться была не в силах.

От голода ее глаза ввалились, бока запали у нее глубоко; и даже на своих столь маленьких детенышей она смотрела как на пищу.

И с жаждой молока ее сосцов к ней приближались дети доверчиво, без страха, как к матери, — она же, как врагам, грозила им раскатами ужаснейшего рева.

Бодхисаттва, увидав ее, как ни был тверд он духом, от сострадания в великой скорби задрожал, как от землетрясения дрожит царь гор.

Какое это чудо, что милосердные душой, способные твердость пол­ную хранить в страданиях великих личных, — дрожат при виде самых незначительных страданий ближних!

И Бодхисаттва, в волненье повторяя слова, тут обратился к своему ученику с такою речью, проникнутой великим состраданьем и проявив­шей чудесное величие его природы: «Милый! Милый!

Смотри, как лишена достоинств всех сансара! Животное ведь это от голода готово съесть и собственных детей, закон любви тем преступая!

Увы! О сколь ужасна себялюбия жестокость, из-за которой даже мать своих детей пожрать готова!

Да как же можно воспитать врага такого, как себялюбие, если из-за него мы можем сделать шаг к подобным действиям?

Пойди ж скорей и поищи где-нибудь что-либо, чем утолить ей муки голода прежде, чем она успеет погубить своих детей и самое себя. Я в это время постараюсь удержать ее от безумного поступка». И тотчас же тот ученик послушно отправился на поиски пищи. А Бодхисаттва, под этим предлогом отослав ученика, так стал размыш­лять:

«Зачем искать мне мяса у кого-нибудь другого, если мое все тело пригодно для этой цели? Удастся ли ему добыть что-либо, от случая зависит, а я возможность потеряю долг исполнить свой». К тому же:

Ведь бренно, тленно и бессильно наше тело; оно является источни­ком страданий, оно неблагодарно и всегда нечисто. И кто не рад его употребить на благо ближних, тот недостоин называться мудрым.

Мы можем мимо проходить и не заметить ближнего страданий, либо когда привязаны мы слишком к наслажденьям личным, либо когда нет сил помочь. Но не могу я счастлив быть, когда страдает ближний; и если у меня возможность есть помочь, зачем стою я рав­нодушно?

Когда бы равнодушным я остался к горю даже злодея, погруженно­го в страдания, меж тем как у меня была б возможность облегчить их,

190

то по свершении такого злодеянья огнем великим бы горело мое сердце, как'сухой кустарник!

И потому падением с утеса лишу я жизни свое ничтожнейшее тело; и тем от пожирания детей тигрицу я избавлю, а детей — от матери го­лодной. И более того:

Примером будет то для всех, кто жаждет блага мира, и поощрень-ем пламенным для слабосильных; радостью для тех, кто сам способен на великие жертвы; для благородных сердец же — призывом увлека­тельным.

Это вызовет уныние огромных полчищ Мары и радость светлую у тех, кто добродетель Будды любит; то будет посрамленьем всех, погряз-нувших в делах своекорыстных, себе несущих гибель себялюбием и вожделеньем.

Поднимет это веру приверженцев лучшей колесницы и в изум­ление повергнет тех, кто глумится над самоотверженностью; расчи­стит путь широкий к небу на радость тем, кто сам стремится к само­отречению.

«Когда же я смогу принесть добро какое-либо ближним и телом соб­ственным моим?» — таково страстное мое желанье было; и вот теперь столь близко осуществление его и достиженье совершенной мудрости. К тому же:

Если истинно то, что решение мое проистекает не из самолюбия, не из желанья славы, не из стремления достигнуть неба иль земного цар­ства и не из жажды вечного блаженства для себя, а только из стремле­нья к благу ближних.

То пусть чрез это у меня не иссякает сила в одно и то же время унич­тожать страданья мира и счастье дать ему, подобно солнцу, что рассеи­вает тьму и миру свет дарует!

Войду в преданья я и обо мне рассказывать повсюду будут, когда увидят добродетели мои; творить я вечно буду благо миру и к счастию

вести его».

Решив так, он радости исполнился, что и кончиною своей он может ближним благо принести, и, тело бросив вниз, привел тем в изумленье даже спокойные сердца богов.

Шум от падения тела Бодхисаттвы возбудил любопытство и гнев тигрицы, и она, перестав думать х>б умерщвлении своих детей, стала озираться по сторонам. Увидев бездыханное тело Бодхисаттвы, она быстро подскочила к нему и стала его пожирать. Когда же ученик его, так и вернувшийся без мяса, не видя своего учителя, стал оглядывать­ся вокруг, он увидел бездыханное тело Бодхисаттвы, которое пожира­ла молодая тигрица. И хотя он был поражен великой горестью и скор­бью, однако удивление перед величием необычайного подвига оттес­нило эти чувства...

Потом он поведал о случившемся своим соученикам.

191

Тогда его ученики, лица которых просияли удивлением пред подви­гом его, а также и гандхарвы, якши, наги и цари богов покрыли землю, на которой кости драгоценные его покоились, венками, украшениями, одеж­дами, дождем из порошка сандала...

(Джатаки, или сказания о подвигах Бодхисаттвы. С. 17—22)

Ашвагхоша — «Имя «Ашвагхоша» означает «Голос коня». И свя-философ, поэт, щенный напев Ашвагхоши могуч, как конское ржа-драматург ние в бою, как топот копыт скакуна, мерный и быст­рый. И есть предание, Будда однажды проходил, бе­седуя с учениками, в саду. Соловей увидал его лицо пленился и запел. Будда, растроганный, сказал: «Пусть же, в новом воплощении, он бу­дет человеком». Этот человек нравом своим участвовал в горячей при­роде коня и в певучей природе птицы. Он назывался — Ашвагхоша» (К. Бальмонт).

Ашвагхоша происходил из брахманского рода, получил традицион­ное образование; судя по его сочинениям, он прекрасно знал священ­ные ведийские тексты. Время жизни Ашвагхоши устанавливается весь­ма приблизительно. Наиболее авторитетные исследователи относят его к первой половине I в. Тексты позднехинаянской школы Сарвастива-да связывают Ашвагхошу с известным кушанским царем Канишкой (II в.)... Согласно китайским и тибетским преданиям, Ашвагхоша жил при дворе Канишки и был обращен в буддизм советником царя по име­ни Паршва... Следует иметь в виду, что индийская традиция часто свя­зывала с могущественными правителями деятельность прославленных поэтов, писателей и философов... Благодаря буддийским источникам, соединившим воедино Ашвагхошу и Канишку, имя великого поэта и драматурга стало известно не только в огромном буддийском мире — от Индии до Японии, но и далеко за его пределами...

В предисловии к переводу Бальмонта 1913 г. Сильвэн Леви — пер­вый переводчик на европейский язык нескольких песен «Буддачари-ты» — связывал с Ашвагхошей семь сочинений: музыкальное произве­дение ...«Покровитель царства», махаянские тексты ...«Пробуждение махаянской веры», ...«Алмазная Игла», сборник поучительных расска­зов ... «Украшение проповедей», поэмы ...«Сундара и Нанда», драмы... «Драматическое сказание о Шарипутре» и «Буддачарита» («Жизне­описание Будды»). По мнению английского буддолога Э. Джонстона, только три последних сочинения безусловно принадлежат Ашвагхо-ше. Остальные были приписаны ему позднее.

Если тибетские и китайские тексты рисовали Ашвагхошу блестя­щим поэтом, одаренным музыкантом, умелым полемистом и страст­ным проповедником буддийского учения, то после археологических раскопок начала XX в. в Центральной Азии открылась новая сторона его творчества — искусство драматурга...

192

Хотя сохранилась лишь небольшая часть сочинения, ему свойствен­ны некоторые общие черты раннеиндийских драм; герои Ашвагхоши в зависимости от социального положения говорят на санскрите и раз­ных пракритах («народных наречиях»), проза перемежается стихами. Эти особенности были восприняты более поздними драматургами, в том числе Бхасой и Калидасой. Действует в драме и видушака (весе­лый друг монаха) — этот персонаж в образе царского шута стал затем одной из центральных фигур в драмах Шудраки и Калидасы. Сюжет драмы — обращение в буддизм двух юношей, Маудгальяяны и Шари-нутры, самых преданных Будде учеников, — содержится в более ран­них палийских текстах.

Театр Ашвагхоши стал одним из проводников буддийского веро­учения...

В XII в. на Руси была популярна «Повесть о Варлааме и Иоасафе, царевиче индийском». Перевод на древнерусский и на другие славян­ские языки делался с греческой версии, восходящей в конечном итоге к индийской легенде о жизни Будды и именно к «Буддачарите». Имя Иоасаф искаженное индийское «бодхисаттва» (через персидско-араб­скую форму Будасф). Иоасаф был даже причислен к лику святых. По­весть пользовалась широкой популярностью. Знал ее Симеон Полоц­кий, при Петре устраивались театральные представления, основанные на сюжете «Повести».

(Бонгард-Левин Г. Проповедник, поэт, драматург. С. 36—40)